— Хорошо. Нет другого выхода.

Позвала детей и пошла в палаты.

Султан проводил Совет Дивана, когда послышался какой-то шум у двери. Все удивленно прислушивались. А за дверью стояла Роксолана с детьми и янычары. Ага охранников стоял перед дверью и смущенно говорил:

— О, Радостная Мать принцев! Сюда нельзя женщинам! Еще ни одна сюда не ступала… Падишах занят судейскими делами. Я не могу его беспокоить!

— Я тоже хочу суда! — крикнула. — Над разбойниками, бесчинствующими в палате Падишаха! — Сказала твердо, подходя к двери. Ага стал на колени перед ней. Вошла в судейский зал со слезами, но так твердо, будто сама собиралась в нем судить. Вошла и закричала:

— Спаси детей своих! Я боюсь возвращаться в гарем!

Султан встал с престола.

— Что это? — спросил громко и пальцем дал знак всем, чтобы покинули зал. Смущенные достойники выходили, оглядываясь, как на чудо.

— Что случилось? — спросил обеспокоенный Султан. — Кто-то сделал зло тебе или детям? — гнев уже появился в глазах.

— Нашим детям! — целовала их и обливала слезами.

— Кто посмел? — тихо спросил султан, наблюдая за сыновьями.

— Ахмед — паша!

— Мой визирь Ахмед-паша? Это же достойный человек… он вырастил меня… Не может быть!

— Ты мне не веришь? — закричала жена. Дети расплакались.

— Что же он сделал? Что? — спросил султан. Бледная, но решительная Роксолана бросила:

— Потребовал, чтобы я не вмешивалась в твои дела… Иначе…

— Как это потребовал? Иначе что?

— Что откроет перед людьми и тобой…

— Что откроет? — прервал ее в возмущении.

— Что я окрестила твоих сыновей, — взорвалась. — И их казнят.

— Окрестила?..

— Нет, это выдумка! Это ничтожная клевета Ахмед — паши и подкупленного ним Хассана!

Он вздохнул.

— Я знаю, что он против тебя… Но чтобы дойти до такого… это вызвало бы бунт янычар — покачал головой. — Оба преступника должны умереть. Только справедливость требует их выслушать!

Роксолана встала и сказала:

— Делай судейское дело твое!

Склонилась так, как человек, имеющий полную правду за собой и не боится приговора.

— Стража! — грозно крикнул султан. — Немедленно посадить Ахмед-пашу и Хассана!

…Когда Роксолана шла по коридору, видела, как вели обезумевшего от страха Хассана в тюрьму. Он все время кричал от ужаса:

— Все неправда! Великий визирь Ахмед — паша велел мне так говорить! И обещал за это много денег! И дом в Скутаре! А это все неправда, что я говорил!

Роксолана слышала это и едва заметно улыбнулась. А визиря встретила, когда выходила через ворота Джеляд-Одаси. Ахмед — паша шел твердым шагом, не удостоив взглядом Роксолану. Она посмотрела ему вслед и подозвала к себе предводителя немых-дельсизов. Дала черный шелковый шнур и показала кивком на визиря. А после того, как вышла из ворот и ворота за ней закрылись, услышала сдавленный крик…

Не дрогнула. Не чувствовала никакой вины, потому что защищала детей.

Вечером была в своих покоях с детьми. Молилась Аллаху, рядом с кадильницей, в нежных клубах дыма. Прислушивалась к каким-то глухим звукам.

В молитве и застал ее озабоченный Сулейман.

— Что это за звуки такие? — спросила его Роксолана.

— Янычары бесчинствуют… — сказал Сулейман. — Как узнали, что Ахмед — пашу казнили, и еще и без заслушивания… Как ты могла это сделать?

— Он посмел грозить детям твоим! — сверкнула глазами Роксолана. — Но у тебя есть Хассан!

— Я его допросил, — сказал султан. — он все сказал. — И внимательно посмотрел на жену.

— Что сказал? — спросила спокойно.

— Ахмед — паша приказал ему оклеветать тебя и денег дал…

— Где сейчас Хассан?

— На дне Босфора…

Странные звуки приближались. Уже можно было услышать удары в барабан во что-то железное, рев голосов, виднелось зарево от факелов… Сулейман подошел к окну, в которое был виден пожар, клубы дыма. Роксолана бросилась к перепуганным детям.

В дверь постучали. Вошел обеспокоенный евнух, упал на колени перед султаном:

— Мой государь! Охрана передает, что янычары приближаются. Взбунтовалась почти вся казарма, требуют выдать им султаншу Роксолану. И чтобы великий султан вел их на войну с неверными.

— Требуют выдать Роксолану? — вскочил как лев султан. — Оружие мне! Передайте янычарам, что я выйду к ним. — Затем обернулся к жене: — Не бойся ничего. Чтобы не случилось, сюда они не придут. Не посмеют. Я пришлю сюда Мустафу.

И стремительно вышел. Роксолана со страхом смотрела в окно.

Султан один, без охраны, ехал на белом скакуне, покрытом зеленым флагом, прямо в центр дворцовой площади. Там горели костры, и в клубах дыма можно было опознать массы людей. Янычары били в барабаны, били в медные котлы и ревели как шайтаны. Можно было услышать в этом водовороте:

— Эта проклятая Роксолана нашего султана сглазила!

— Колдунья!

— Нам не платили уже год!

— Скот лучше живет!

— Веди нас на Украину!

— Отдай Роксолану по-хорошему!

— Все сожжем!

— Где наш Ахмед-паша?

— Где царевич Мустафа?

Доскакав до центра султан спешился, поднял руку. Все стихло. И направили на султана сабли и копья. А Падишах тихо и спокойно сказал:

— Со всеми говорить не могу. Пусть выступят три проводники!

Сразу же выступили три бывалых аги и стали внутри круга из мечей.

Затянулось молчание. Вдруг Падишах, не сказав ни слова, молниеносным движением руки выхватил саблю и тремя ударами на месте зарубил всех троих так скоро, что никто и не опомниться не успел.

Вскрикнул толпа…

В покоях Роксоланы находился и Мустафа в полном облачении царевича. Он успокаивал, как мог, младшего Баязеда. Женщина смотрела на зарево ночи, прислушивалась к неожиданно наступившей тишине, а затем снова все наполнилось криками.

И снова в покои вбежал, уже не стуча, испуганный евнух:

— О султанша! Говорят, что нашего повелителя убили!

Затем упал на колени перед малым Мустафой:

— Теперь вы, о божественный Мустафа, наш султан!

Янычары, которые любят вас и уважают, величают вас! Они требуют выдать им Роксолану Хюррем и ее детей. Иначе всех нас… И все здесь сожгут… Что делать?

— Вон, собака! — крикнул на него Мустафа, и вышел перед Роксоланой, вытащив свою маленькую саблю.

Роксолана была испугана насмерть. Судорожно прижимая детей она странно посмотрела на мальчика, стоявшего перед ней, прислушивающегося к шагам в коридоре. А они приближались, как и возбужденные голоса людей.

Дверь распахнулась и на пороге появился Сулейман, весь окровавленный. Бросился к Роксолане и детям.

— Все позади! — сказал султан. — Они бросили оружие и вымаливают прощения…

… Сидели вдвоем на берегу неспокойного моря. Догорали костры, стихала ночь.

— Что ты сделаешь с ними? — спросила Роксолана.

— Передам в военный суд. Все они будут преданы смерти. Можно помиловать преступника и даже убийцу, но нельзя помиловать однажды взбунтовавшееся войско. Их трупы бросят собакам.

— Это жестоко, Сулейман!

— Но справедливо. Народ, который смилуется над мятежниками, восставшими против власти, данной самим Аллахом, сам будет истерзан голодными псами.

Роксолана закрыла лицо ладонями:

— Сегодня самый страшный день в моей жизни. Знаешь, почему?

— Почему?

— Потому что я сегодня увидела будущее своих детей. Как только Мустафа займет престол, моих детей задушат? — Голос ее срывался. — Отмени закон Фатиха!

Султан обнял ее:

— Этого не могу сделать… Ведь это решает совет улемов после смерти султана. Но пока я жив, не бойся за детей.

Роксолана выпрямилась и сказала резко:

— Ты бездушный и жестокий! Ты считаешь себя центром мира! Думаешь, все исчезнет после твоей смерти? Но дети останутся! Зачем я их рожала?

В свою очередь выпрямился и Сулейман. Он сухо произнес:

— Разве можно так говорить с Султаном? Султан думает о судьбе государства. Должно быть несколько наследников, потому что есть болезни, несчастные случаи… А когда выбирают на престол старшего из выживших, тогда остальные отправляются в царство вечного блаженства… Такая судьба у сыновей султана. Мектуб — так заведено… Иначе брат пойдет на брата, и войны уничтожат государство… Понимаешь? Прискорбно, что ты думаешь о детях больше, чем о муже. Потому что дети умирают, рождаются, а муж один. Тем более, если он султан.

Роксолана смотрела на него с удивлением, как будто впервые открыла в нем что-то невиданное. Затем отвернулась, устремив взор на море.

Молчала. Темнело море, бесконечное и загадочное.

Волны раз за разом разбивались о берег, распадаясь белой пеной.

Впервые за много лет Роксолана и Сулейман сидели рядом отстраненно. Каждый думал о своем. Наконец женщина сказала:

— Позволь мне осуществить паломничество в святой земле, в Мекку, хочу помолиться перед гробом Пророка. Поблагодарить его за сегодняшнее твое спасение, за твое мужество. Хочу испросить прощения за мои грехи, которые были и еще, может, будут…

Султан взвесил ее слова и холодно ответил:

— Это мудро. Ненужные разговоры о тебе утихнут. Все правоверные будут хвалить ум и благочестие твое.

— Я хочу взять с собой своих детей, Мустафу. Пусть будут ближе к Пророку.

— Храни их… Это очень тяжелое и опасное путешествие, через пустыни и горы. Там и разбойники, и звери дикие. Я тебе дам хорошую охрану.

Разговаривали, не глядя друг на друга. Море разбивалось у их ног.

Горы, выжженные вулканическим огнем, возносились к небу. Каменная пустыня дышала жаром. Впереди шел бедуин в белом бурнусе, за ним Роксолана, Мустафа, охрана. Люди были истощены, на женщине разорванная одежда, но она упорно шла в гору.