И вдруг… О, какая удача, женщина вспомнила о недавнем синяке, полученном от падения. Можно нанести еще пару царапин… больно, конечно, но придется потерпеть.

– Фируза! Фируза?!

Кальфа появилась немедленно, ровно через столько мгновений, сколько потребовалось, чтобы скользнуть в дверь и плотно прикрыть ее за собой. Но и это показалось Фатьме Султан долгим.

– Где ты была, почему тебя не дозваться?!

– Госпожа, я здесь. Неужели вы меня долго звали?

Фатьма к изумлению Фирузы не стала ругаться, а жестом позвала ее к себе.

– Помоги мне наделать царапин.

– Что сделать, госпожа?

– До чего же ты глупа! Мне нужно, чтобы все выглядело так, словно я вчера была избита мужем.

– Но вашего мужа…

– Казнили! Ты хочешь, что бы и я последовала за ним? Помогай!

– Что я должна делать, госпожа?

– Расцарапай мне лицо… Нет, лицо не надо! Пусть лучше будет… плечо.

– Может, синяк под глаз поставить? – усомнилась Фируза.

– Мне?! Ты с ума сошла?

Бедная кальфа перепугалась не на шутку:

– Госпожа, я только хотела, чтобы выглядело по-настоящему.

Фатьма внимательно изучила свое лицо в зеркале. Да, конечно, синяк под глазом выглядел бы по-настоящему, но это же больно! Вздохнула:

– Нет, обойдемся без синяка. Все равно Кара-Ахмеда уже казнили. Давай, придумаем, как сделать царапины, а синяк я покажу на руке, помнишь, тот что получила при падении. До сих пор болит.

– Госпожа, тот синяк уже и не синяк вовсе, он пожелтел.

– Ничего, не станет же султан его разглядывать. Делай царапины!

– Где?

Фатьма долго выбирала, где же изобразить следы избиения, но все части тела было жалко, вздохнув, наконец решилась:

– На руках. Но повыше локтя, чтобы не было видно из-под рукавов.

– Если не видно, зачем тогда делать?

– Поговори еще! Я закачу рукава.

– Чем делать?

– Ножом.

– О Аллах!

– Острием ножа! Какая ты бестолковая.

Но стоило Фирузе только прикоснуться острым кончиком ножа к коже Фатьмы Султан, как та возопила так, что в комнату вбежал евнух:

– Вах, госпожа, что случилось?! Что ты делаешь, Фируза?!

Фатьма отмахнулась:

– Выйди, выйди, Мамед, не твое дело.

– Но Фируза с ножом?

– Да, я показывала Фирузе, как на меня вчера напал Кара-Ахмед-паша.

– С ножом?! – ахнул евнух.

Фатьма Султан поджала губы, ну до чего же глупы эти слуги! Фируза сообразила скорей:

– Мамед, выйди, я тебе потом все расскажу. Главное не забудь: господин вчера напал с ножом на нашу госпожу. Ты понял?

– Когда?

– Уйди, – почти взревела Фатьма Султан.

Убедившись, что дверь за евнухом закрылась, Фируза принялась внушать:

– Госпожа, нужно потерпеть. Не кричите, иначе сюда действительно сбегутся все слуги. Может, не будем делать ничего?

– Режь! – подставила свою пышную белую плоть Фатьма.

Она вытерпела пару надрезов, но не больше.

– Достаточно, в конце концов, не мог же паша исполосовать меня всю?

Фируза попыталась сказать, что пара царапин совсем не похожи на результат нападения с ножом, но хозяйка отмахнулась:

– Мои слуги меня спасли. Главное – синяк и сам факт нападения. Скажи остальным, чтобы подтвердили, что видели нападение. Придумайте там что-нибудь…


К султану прибежал посланник Фатьмы Султан, это был евнух Мамед. Конечно, его не пустили в спальню, но он и не рвался туда, но евнуху повезло, Роксолана как раз вышла, чтобы сказать несколько слов своему евнуху. Мамед бросился к ней:

– Госпожа султанша, моя госпожа просит простить ее за то, что не отправляла сегодня никого узнать о драгоценном здоровье Повелителя, да продлит Аллах его дни. Госпожа лежит без сил…

Только Роксолана собралась усмехнуться, мол, неудивительно после казни мужа, как евнух возопил:

– Ее так избил вчера Кара-Ахмед-паша, так из бил! Напал с ножом, всю изрезал и наставил синяков.

– Что?! Когда?

– Говорю же: вчера. Сегодня только кровь смогли остановить. Лежит моя госпожа, бледная. Как смерть. А как драгоценное здоровье нашего султана? Она как только глаза открыла, бедняжка, так и задала этот вопрос, но мы вчера от ужаса обо всем забыли.

– Повелитель чувствует себя хорошо. Фатьма Султан не знает о казни своего супруга?

По тому, как евнух быстро отвел глаза, поняла, что знает и догадалась, что все остальное только игра.

– Подожди-ка меня здесь. Сейчас расскажешь все султану.

– Ох, госпожа, – Мамеду меньше всего хотелось врать в лицо Сулейману, он заелозил, – стоит ли расстраивать Повелителя такими тяжелыми вестями?

Тяжелыми? Это после казни самого Кара-Ахмеда? Глянув на смиренно сложившего ручки на животе Мамеда, Роксолана согласилась:

– Ты прав, не стоит. Подожди меня здесь, я сейчас выйду.

В спальне она сообщила Сулейману:

– Фатьма Султан лежит при смерти.

– Испугалась за себя? Нужно сказать, что я с женщинами не воюю, если она ничего против меня не сделала, может не бояться за свою жизнь.

– Нет, утверждает, что вчера Кара-Ахмед-паша напал на нее с ножом, избил и изрезал.

– Что?!

– Да, пришел евнух Мамед, говорит, что только-только кровь остановили.

Сулейман усмехнулся:

– Думаю, если бы Фатьме Султан досталось от мужа вчера, мы бы вчера об этом и узнали.

– Может, стоит съездить, все узнать?

– Поезжай.


Вот уж чего Фатьма Султан ожидать не могла, так это появления в своем доме вместе с вернувшимся евнухом султанши Хуррем. Вернее, евнух бежал рядом с носилками султанши, пытаясь придумать, как сообщить о предстоящем визите свою хозяйку. Не удалось, хитрая Хуррем не отпускала евнуха от себя, расспрашивая и расспрашивая о подробностях ужасного происшествия.

Одновременно бежать, придумывать, как предупредить хозяйку, и убедительно врать не получалось. Султанше было легче, она занималась только тем, что загоняла в тупик несчастного евнуха с его ложью.

Фатьма Султан едва успела броситься на диван и прижать к глазам платок, тщетно пытаясь наспех выдавить слезу. Сообразительная Фируза принялась перевязывать руку хозяйки, якобы прикрывая какую-то рану. Фатьма возмутилась:

– Ты не ту руку завязываешь! Царапины на другой.

– Пусть думают, что и здесь тоже есть.

– Тогда и голову завяжи. Нет, давай, я просто приложу мокрую ткань на лоб…

Намочить платок оказалось нечем, и Фируза спешно опрокинула на него половину кувшина шербета. Ощутив липкий платок на своем лице, Фатьма Султан открыла рот, чтобы накричать на кальфу, но не успела, в комнату уже входила Роксолана.

Сестра султана тут же откинулась на подушки и слабо застонала. Фируза уже колдовала над ее рукой.

– Госпожа Фатьма Султан, что с вами случилось? Ваш евнух рассказал страшные вещи…

Роксолана успела заметить и наспех завязанную руку, и слишком мокрую повязку на лбу и теперь предвкушала возможность поиздеваться над Фатьмой Султан.

– О… – застонала та, пытаясь понять, что именно мог рассказать Мамед и как ей теперь быть.

– А где ваша лекарка, почему она не ухаживает за своей госпожой?

– Она…она ушла за снадобьем, чтобы перевязать раны госпоже Фатьме Султан! – нашлась Фируза.

– Вы сильно изранены? – весь вид Роксоланы выражал сочувствие, голос был просто приторно медовым, но глаза откровенно смеялись. – Как мог этот ужасный человек поднять руку, да еще и с ножом на сестру Повелителя?! Позвольте, я помогу, – султанша перехватила сползающую со лба несчастной Фатьмы ткань. – Вай, она липнет! Что это, чем вас лечат?

– Это… это снадобье такое липкое, чтобы голова скорей прошла.

– Надо же, а мне никогда не прикладывали такого. Госпожа Фатьма Султан, вы уверены, что это помогает? – Роксолана потрясла тканью, с которой щедро капал шербет, стараясь, чтобы капли попадали на лицо Фатьмы.

– Да, помогает, помогает, – закивала бедолага, стараясь при кивках от капель отворачиваться.

– Тогда конечно! – султанша шлепнула мокрую ткань на лоб Фатьме Султан и придавила так, чтобы шербет потек той в глаза.

Сестра Сулеймана взвыла, не выдержав.

– Больно? Ах вы, несчастная! Я обязательно расскажу Повелителю, как вы мучаетесь. А еще эти раны… Позвольте мне поправить повязку… Ой, она развязалась совсем, видно, была плохо завязана… И не там… О Аллах, кто лечит вас?! Где ваша бездельница-лекарка?! Неудивительно, что вам так больно и плохо, вам перевязали не ту руку. К счастью, – Роксолана жестом остановила пытавшуюся встать Фатьму, – я привезла свою лекарку, она прекрасно умеет залечивать раны. Гюльсун, подойди. Не бойтесь, Фатьма Султан, Гюльсун лечила даже Повелителя, она вас быстро избавит от боли. Перевяжи скорей раны госпожи, не то она умрет от потери крови и от боли!

Неизвестно, сколько бы еще продолжался этот спектакль, но Фатьма не выдержала, она вскочила так быстро, как только позволяла полнота, и возопила:

– Нет никаких ран! Оставьте меня!

– Как нет? А как же рассказ вашего евнуха? Вам нужно немедленно наказать его!

Фатьма стояла, всхлипывая и растирая злые слезы липкими руками по липкому лицу.

И Роксолане вдруг стало ее жалко. Не задумываясь, сделала жест, чтобы служанки вышли. Фируза, никогда не видевшая госпожу плачущей, и Гюльсун поспешили скрыться за дверью. А султанша смотрела на несчастную соперницу, давнишнего врага, и видела перед собой вовсе не кичливую, надменную сестру Повелителя, а старую, никому не нужную женщину, у которой только что казнили мужа. Одинокую, всеми забытую…

Единственный сын умер от пьянства, мужа больше нет, слуги боятся и ненавидят, сестры тоже, скажи сама Роксолана хоть слово, и завтра весь Стамбул будет потешаться над незадачливой больной. Даже если это змея, то яда у нее больше нет…

Султанша шагнула к Фатьме Султан:

– Я скажу Повелителю, что нападение было, но не столь страшное, как описал евнух. Гюльсун будет молчать, постарайтесь, чтобы не проговорились ваши слуги.