– Но если бы и был, если бы это был настоящий шехзаде Мустафа?! Вы забыли, что это мы приказали казнить изменника?! И мы приказ не отменяли!

Паши разом стали ниже ростом и тоньше, даже Кара-Ахмед-паша, казалось, сдулся, мгновенно похудев и норовя спрятаться от султанского гнева в своем роскошном халате.

– Какое право вы имели усомниться в действиях Рустем-паши, Кара-Ахмед-паша?! Мы приказали поймать и казнить того, кто нарушил спокойствие империи, Рустем-паша выполнял наш приказ! Как вы можете обсуждать наши приказы?

Снова повисла тишина, в которой было слышно даже движение воздуха… Паши задержали дыхание. Позволив несколько мгновений им помучиться, Сулейман вернулся на трон и махнул рукой:

– Пусть уберут.

Снова медленно оглядел стоявших едва живых членов Дивана, усмехнулся:

– Теперь мы видим цену вашей работы. – Чьей именно не сказал. – Во время нашей болезни вы занимались чем угодно, но только не сохранением спокойствия в империи. Кара-Ахмед-паша, отдайте государственную печать, мы больше не можем вам ее доверять.

Кара-Ахмед-паша дрожащими руками вынул печать из висевшего на поясе мешочка. Лишиться поста Великого визиря это еще не самое страшное.

Дрожащие пухлые руки протягивали печать падишаху.

– Рустем-паша, возьмите печать, теперь вы ее хранитель.

И снова взгляды пашей вскинулись вверх, забыв, что должны быть опущены.

Рустем-паша вернулся на пост Великого визиря! Недолго Кара-Ахмед-паша таковым пробыл…

Но это оказалось не все.

– За время вынужденного отсутствия мы не отдыхали, напротив, внимательно изучали все, что было сделано вами, Кара-Ахмед-паша, на посту Великого визиря. – Сулейман снова протянул руку назад, и Ахмед вложил в нее какие-то бумаги. – Вашему богатству могли бы позавидовать многие, паша. Неудивительно, такие взятки… За два года удвоить свое состояние… Вы не просто обобрали империю, но сделали это так открыто и нагло…

– Повелитель, позвольте объяснить…

Сулейман даже глаза не поднял на лепетавшего Кара-Ахмед-пашу, у бедолаги язык заплетался от ужаса, открытое обвинение во взятках грозило уже не просто потерей печати и должности.

– Объясните…

А что объяснять, что взятки берут все? Что надеялся на смену власти и то, что в таком случае никто не спросит? Что подбивала на взятки все та же султанская сестра? Что брал ради новых и новых украшений для Фатьмы Султан?

– Молчите? Конечно, вам нечего нам сказать. Казнить!

– А?! – забился в крепких руках охранников Кара-Ахмед-паша. – Повелитель, пощадите! Я все верну! Все верну!

– Конечно, вернете, мы сами вернем. Все и даже больше.

Лицо Сулеймана перекосило, все же каждый шаг, каждое слово, каждый жест давались ему еще с трудом. Он страшно устал играть этот спектакль, махнул рукой:

– Все могут идти. Рустем-паша, останьтесь.

Потерявшего от ужаса сознание Кара-Ахмед-пашу утащили, остальные члены Дивана поспешно покидали помещение, стараясь не повернуться к Повелителю спиной, из-за чего в двери образовался затор. За уносимым Кара-Ахмедом-пашой тянулся… мокрый след – от ужаса мочевой пузырь несчастного царедворца не выдержал…


Роксолана закрыла лицо руками, не в силах больше сдерживаться, по лицу текли крупные слезы, а плечи содрогались от рыданий.

Иосифа Хамона рядом уже не было, он бесшумно скользнул из потайной комнаты и дальше через потайной же ход к помещению для заседаний Дивана. Когда Роксолана снова посмотрела сквозь решетку, Хамон уже давал что-то понюхать Сулейману и следом что-то выпить. Силы Повелителя требовалось поддержать, не настолько он был здоров, чтобы сразу проводить вот такие заседания.

Рустем-паша стоял, опустив голову и сложив руки на животе, как полагалось. Султан приказал остаться, но не сказал зачем.

Сулейман медленно приходил в себя…

– Рустем-паша, ты все сделал верно, но тебя обманули по поводу руки.

– Повелитель, я так рад, что вы смогли…

– Что, спасти тебя?

– Как вы узнали про руку?

– Потом, – отмахнулся Сулейман. – Сейчас иди работать, у тебя много дел. Сначала проверь все распоряжения Кара-Ахмед-паши. С его имуществом я разберусь сам. Иди…

Не рассказывать же ему, сколько сил потребовалось, чтобы провести все это действо.


Больше всего Роксолана жалела, что не имеет права войти в комнату заседаний Дивана, чтобы броситься на шею своему Повелителю.

Она ведь толком понять ничего не успела, когда рука Иосифа Хамона зажала ей рот и над ухом прозвучало:

– Тихо, тихо… Все будет хорошо…

Сулейман стоял уже одетым для выхода, не позволяя дильсизам поддерживать себя.

– Вы?.. Повелитель!..

– Тихо, Хуррем. Потом все объясню. Иди в ту комнату, из которой можно наблюдать за заседаниями Дивана. Меня поддержит Ахмед.

Уже за решеткой, ожидая появления Повелителя, она все же услышала краткое объяснение Хамона:

– Мы знали, что Повелителя пытаются отравить. Таких попыток было несколько. Он принимал противоядие, но когда я вынужден был уехать, Повелителю дали другой яд. Гекче помогла его спасти, но султан предпочел не показывать, что уже пришел в себя.

– Почему?

– Чтобы посмотреть, кто как себя поведет в такой ситуации.

– Как давно Повелитель пришел в себя?

Иосиф Хамон не смог сдержать улыбку:

– Давно, госпожа.

Роксолана схватилась за горло:

– Он… он видел, как я рисовала его тугру?!

– Конечно, но у вас так и не получилось…

И тут Роксолану осенило:

– Да, я не сумела этого сделать, заснула, а когда проснулась… тугра была нарисована, как надо! Это?!..

– Да, Повелитель сам подписал свой фирман, так что вы не совершили этого преступления.

Роксолана прижала пальцы к вискам:

– О Аллах! Сколько других я совершила!

Хамон только пожал плечами:

– Не для себя же. Вы сумели сохранить спокойствие империи и прекрасно справлялись со всеми делами. Не будь вы женщиной, были бы назначены Великим визирем.

Говорить дольше не позволил голос снизу:

– Султан Сулейман Хезлет Лери Хан!


Рустем-паша вышел из комнаты заседаний Дивана, с некоторым презрением оглядывая склоненные перед ним головы и даже спины пашей, никуда не ушедших после заседания.

– Рустем-паша, позвольте выразить удовлетворение вашим назначением на пост Великого визиря…

– Да, теперь в империи снова будет порядок…

– Наш Повелитель, как всегда, мудр в своих решениях…

– Да продлит Аллах его дни…

Хотелось рассмеяться в лицо, спросить, а не они ли только что со злорадством ожидали его падения? Да и падению Кара-Ахмед-паши тоже радовались.

Конечно, паши вовсе не злодеи или предатели, но каждый за себя и доволен падением того, кто не является его собственным ставленником или защитником. Мелькнула нехорошая мысль, что и смерти Повелителя многие тоже были бы рады. Внимательно оглядел пашей, пытаясь понять, кто из них на кого из шехзаде делал ставку, пока султан болел. Это важно, от этого многое зависело.

Видел перед собой склоненные головы и понимал, что этим вопросом нужно заняться немедленно, это даже важней многих других дел. Кивнул, уходя:

– Благодарю за поздравления, паши. Но сейчас не время, скопилось много работы. Проверьте то, что поручено вам, порядок должен быть во всем.

Знаком подозвал своего охранника:

– Передай Ахмеду, дильсизу Повелителя, что мне нужно срочно встретиться с ним.

Рустем один из немногих, знавших, что глава дильсизов султана Ахмед вовсе не нем, хотя изъясняется исключительно на ишарете. Сейчас самое время обсудить с главой охраны султана кое-какие вопросы безопасности, сторонники казненного Кара-Ахмеда так просто не отступят, они постараются найти лазейку и отомстить или довести свой страшный замысел до конца.

Предстояла тайная война, которая часто более опасна, чем открытая.


Султан удалился через второй вход, опираясь на руку Хамона. Он чувствовал себя выжатым, показываться даже слугам в таком виде не хотелось.

– Повелитель, почему вы настаивали, чтобы вот так появиться перед пашами, можно было просто вызвать всех к себе?

– Нет, наши подданные должны видеть нас сильными. Иначе выглядело бы недостойно. Мы справились… Теперь в свои покои и поскорей, мы долго не выдержим.


Роксолана ждала его в спальне, дальше хода ей не было.

– Сулейман!

Султан прижал ее к себе.

– Все хорошо, Хуррем, все хорошо.

– Вы должны отдохнуть.

– Конечно, помогите мне раздеться и прилечь.

Она не стала звать слуг, сама сняла с Сулеймана одежду, разула.

– Ты словно служанка…

– Я и есть ваша служанка, Повелитель…

– Хуррем, ты моя жена. И перестань наконец звать меня Повелителем, для тебя я Сулейман.

– Да, Повелитель.

Сказала и осеклась, вырвалось по привычке. Они смотрели в глаза друг другу, смеясь. Казалось, самое страшное позади, пережили, осилили, заставили судьбу подчиниться их желаниям.

Все же она не выдержала:

– Простите ли вы меня когда-нибудь? Я столько натворила…

– Зато теперь я знаю тебе цену, султанша моя. Вот кто вполне мог бы стать моим наследником. Или Великим визирем. Мы еще подумаем.

Прижав ее к своей груди, Сулейман вдруг поинтересовался:

– Простишь ли ты меня, Хуррем, я столько времени обманывал тебя, вынуждая страдать.

Роксолана покосилась на султана снизу вверх:

– Это мы еще посмотрим…

– Я вымолю прощение, – рассмеялся султан. – Меня оправдывает только то, что для меня видеть твои мучения было не легче.

В своем дворце билась в истерике Фатьма Султан, она прекрасно понимала, что за казнью мужа последует и ее собственное падение. Служанки в ужасе попрятались по углам, ожидая бури. Но ее не последовало, Фатьме Султан оказалось не до слуг, она отчаянно пыталась придумать, как сохранить собственное положение. Представить себя жертвой мужа? Можно бы, но делать это надо было раньше, а не после его казни.