— Я принимаю твою помощь в борьбе со злыми языками. Приходи завтра в это же время. Я уже сегодня поговорю о твоем деле с падишахом…
Ахмед-баши весело скрестил руки на груди, низко поклонился и вышел.
Она упала на шелковые подушки и вздохнула. Но утомила ее не эта стычка. Хоть и тряслась она всем телом, ум ее был ясным как пламя и острым как бритва. Она тряслась от возмущения. Слезы стояли в ее глазах. В ней шла скоротечная, но как буря неумолимая борьба. Утром она была взволнована как море во время шторма. Теперь словно молнии сотрясали не только ее тело, но и все естество. Она чуть не лишилась чувств от этого потрясения. Ей казалось, что что-то внутри сломалось, что-то оборвалось, что-то столь нежное, столь подобное далекому напеву, столь же подобное золотому лучу солнца, как улыбка ребенка. Да, ребенка.
Она знала, в каком водовороте оказывается. Несмотря на волнения, она взвешивала свои возможности, в том числе влияние на мужа.
Вскоре она в мыслях пробежалась воспоминаниями: до сих пор он ни в чем ей не отказывал, позволял ходить без вуали, принимать чужих мужчин, не вешал замков на ее дверях, как это делали в домах ее страны, даже закрыл глаза на то, что она приютила собачку — нечистое для мусульман животное.
Все, что она делала для него было благим и честным. Он даже помог ей искупать эту собачку. Прикоснулся к ней!
Она встала словно львица, срывающаяся с цепи!
Позвала черных евнухов и белых невольниц. Евнухам она приказала приготовить прекрасный паланкин Селима, в котором его носили в сад. Невольницам же приказала переодеть себя в платье, в котором она впервые принимала султана в собственных покоях.
Она посмотрела в венецианское зеркало. Тревога оживила ее нежное лицо, а слезы наполняли большие глаза, что были как озера после бури.
Она вышла со всей своей свитой из невольниц и евнухов. Среди них шел и Хассан. Он был крайне внимателен, пока нес ее сына в паланкине, постоянно поглядывал на мать. Перейдя большой двор сераля, она направилась прямо ко входу в приемные покои падишаха. Стража не отважилась остановить ее.
Все еще помнили, как начальник стражи был щедро награжден лишь за то, что выполнил свою обязанность.
На этот раз могущественная султанша уже не сама, а со своим сыном — принцем Селимом. Начальник стражи, увидев, что она идет, исчез как дух. Стража растерявшись молча расступилась, приветствуя маленького принца как представителя рода султанов.
Она вошла туда, где не бывала еще ни одна мусульманская женщина, с тех пор, как турки вступили на улицы Стамбула. Она шла коридорами и залами приемных покоев в диадеме, роскошных шелках, блестящих фарарах, вся в слезах. А перед ней черные евнухи несли золотой паланкин с малолетним Селимом в белых муслинах. За ней шли белые невольницы гарема, напуганные слезами жены падишаха.
Вид у султанши был такой важный, что было ясно — она несет с собой величайшую тайну империи Османов. Она высоко держала голову, но слезы жемчугом катились по ее лицу.
Все военачальники, встреченные ей по пути, скрестив руки на груди, поспешно уступали ей дорогу.
Тут и там на развилках коридоров жолнеры стояли, будто бы остолбенев, при виде женщины в приемных покоях султана и думая, не привидение ли это…
Некоторые побежали в страхе к коменданту здания и дали знать про необычайное происшествие самому аге стражи дворца. Тот вылетел из своего кабинета как ошпаренный и быстро побежал, чтобы преградить путь Роксолане. Она же бесстрашно шла вперед.
Она шла около большой залы Дивана. Дойдя до дверей, она дала знак черным евнухам остановиться. И вышла вперед, перед паланкином своего сына. Ага янычар, что уже стоял со стражей около залы Дивана, увидев заплаканной прекраснейшую из жен падишаха, скрестил руки на груди и обеспокоенно сказал:
— О счастливая мать принца! Падишах занят судебными делами и должен принимать иностранных послов.
— Занят? Судом? Я тоже хочу справедливости. Управы на разбойников, что бесчинствуют во дворце падишаха! — сказала она твердо, подступая к дверям. Ага янычар вмиг отступил, поклонившись в ноги великой султанше. Тогда она прибавила уже мягче:
— Не страшись. Султан перед чужими послами наверняка примет и своего сына!
Она дала знак евнухам, чтобы те несли паланкин внутрь залы Дивана. Сама она вошла с плачем в судейскую залу, но шла твердым шагом, будто сама была судьей.
Она вошла и закричала:
— Спаси своего сына! Я боюсь возвращаться в покои сераля!..
Султан встал с престола.
— Что это? — спросил он громко, дав при этом всем знак, чтобы оставили их. Растерянные вельможи выходили, оглядываясь на эту невидаль. С этой женой падишаха они уже ко многому привыкли, но им даже не снилось, что она могла отважиться прийти сюда с ребенком и свитой!
За судьями уже без приказа вышли евнухи и невольницы.
— Что случилось? — сказал обеспокоенный султан. — Кто совершил зло против тебя или против младенца? — Гнев запылал в его взгляде.
— Не мне — нашему ребенку грозит опасность! — ответила она, тихо плача и боясь испугать сына. Она извлекла из паланкина маленького Селима и взяла его на руки, целуя и обливаясь слезами.
— Угрожать нашему ребенку?! Кто посмел?! — тихо спросил султан, смотря на сына, что невинно улыбался ему.
— Ахмед-баши!
— Великий визирь?
— Да! Великий визирь Ахмед-баши!
— Что же он сделал?
— Прежде прикажи арестовать его. Я боюсь, что он сбежит из дворца! — Она тряслась от возмущения.
— Он во дворце?
— Недавно был у меня! И еще прикажи… — Она всхлипнула. — Прикажи арестовать его сообщника — черного евнуха Хассана! Он стоит за дверями! После я все расскажу…
Султан внимательно внимательно посмотрел на заплаканную, взволнованную женщину, бросил взгляд на ребенка, что уже почти расплакался, и хлопнул в ладоши.
Из трех дверей вышли немые стражи падишаха. Султан твердо выговорил каждое слово:
— Арестовать великого визиря Ахмеда-баши и Хассана — черного евнуха, что прислуживает хасеки Хюррем!
Они вышли как тени, уловив лишь горящий взгляд Роксоланы.
Султанша Эль Хюррем немым жестом попросила взять сына и упала без чувств в судейской зале. Маленький же Селим жалобно заплакал на руках своего отца.
В таком положении великий султан еще никогда не оказывался. Он не знал, что делать с собой, своим ребенком и своей женой. Он не хотел звать слуг, чтобы те не видели ее в состоянии обморока — это было бы уже более чем неслыханно!
Он положил сына в золотой паланкин, что стоял на полу, метнулся к жене и машинально отнес ее на место, на котором сидел сам. Затем он подскочил к дверям, за которыми стояли немые стражи с вырванными языками. Он отворил двери и приказал принести воду.
Перепуганная стража, что никогда не видела султана таким встревоженным и гневным. Мигом ему преподнесли хрустальный сосуд. Сам же он закрыл двери и подошел к жене. Маленький Селим зашелся плачем снова. Сулейман зачерпнул воду и омыл ей лицо любимой жены, все повторяя:
— Что тебе сделали?.. Что тебе сделали?..
Она открыла глаза, бледная, как цветок жасмина. Услышав плач ребенка, она попробовала встать. Он остановил ее и сам дал ей ребенка. Они молча сидели втроем. Она кормила напуганного сына, а он подавал ей воду.
Лишь только она успокоилась и пришла в себя, он спросил:
— Если ты не слишком устала, можешь ли ты сказать, что злого совершил великий визирь Ахмед-баши?
— Скажу, скажу, — ответила она тихо, — ведь сердце мое разорвется от боли, если промолчу.
— Говори же, — просил он.
— Великий визирь Ахмед-баши обратился ко мне, воз желав получить триста тысяч золотых дукатов… — Как это «возжелав»? За что?
— За сокрытие от тебя тайны…
— Какой тайны? — прервал он возмущенно.
— Что я крестила твоего сына Селима, — вырвалось у нее.
— Крестила?..
— Нет, это ложь! Низкая клевета великого визиря Ахмед-баши и подкупленного им черного евнуха Хассана!
Она горько заплакала.
Он выдохнул. Оценив в уме всю тяжесть преступного замысла, он сказал:
— Оба преступника должны умереть! Лишь справедливость требует того, чтобы их выслушали!
Она была очень обеспокоена. Но не выдала беспокойства. Мысль о том, как ей следует защищаться дальше, окончательно ее успокоила.
Она встала и сказала:
— Верши свое правосудие!
Она поклонилась как человек, полностью уверенный в своей правоте и не страшащийся приговора, слабо улыбнулась и вышла.
Султан не сказал ей ни слова о нарушении, которое ни разу еще не совершалось со времен, когда султаны взошли на престол.
Во всем дворце началась беготня, беспорядок и неописуемое волнение. Ошалевшего от страха Хассана бросили в темницу. Он все время кричал от ужаса:
— Это неправда! Великий везирь Ахмед-баши сказал мне так говорить! Он обещал много денег и дом в Скутаре! Все, что я говорил, — неправда!
Никто не знал, что он говорил. Все боялись спросить. Никто не хотел знать тайну жены султана, ибо уже чувствовал, что ее запятнает кровь.
Ахмед-баши арестовали во дворце, в момент, когда он шел через ворота Джеляд-Одаси. После того, как он вошел в ворота, никто уже не видел первого государственно го министра в живых. Лишь янычары, стоявшие на страже, потом долго шепотом рассказывали в казармах, что еще долго было слышно вопли могущественного визиря, которого пытала немая стража падишаха.
— За что? — шептали в казарме янычар длиною в милю.
— Никто не знает, за что. Видели только, что с плачем шла к султану прекрасная Хюррем Роксолана.
— И что же, никто не послушал великого визиря перед смертью?
"Роксолана: королева Востока" отзывы
Отзывы читателей о книге "Роксолана: королева Востока". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Роксолана: королева Востока" друзьям в соцсетях.