Разве с вами не случается, что вы наблюдаете какую–то сценку и гадаете: «А что бы это значило?» Пара, ссорящаяся в ресторане, бегущий мужчина, лавирующий среди плотной толпы, плачущая женщина, которая останавливает такси – мы видим фрагменты жизни чужих людей, проживая свою собственную. Я часто пытаюсь в воображении сложить эти фрагменты в цельную картину, гадая, а что этому предшествовало, а что будет потом. Может быть, я делаю это потому, что во мне сидит журналист. А может, это проще, чем упорядочивать свои собственные фрагменты.

Подойдя к машине, я взглянула прямо в завораживающие голубые глаза детектива Эдвардса и как можно более многозначительно произнесла:

– Спасибо.

– Нет, это вам спасибо, – ответил он, слегка усмехаясь, в то время как Ивонн, высунувшись с заднего сиденья, заверещала:

– Молли! Слава Богу.

Она простерла ко мне руки, но не было никакой возможности обнять ее с подобающей грацией, не забравшись предварительно в машину. После обычной неразберихи с руками и ногами, на которую, надеюсь, зрители на тротуаре не обратили внимания, я наконец оказалась на заднем сиденье рядом с Ивонн. Детектив Эдвардс захлопнул за мной дверцу, забрался на переднее сиденье рядом со своим партнером, и мы помчались.

– Мисс Форрестер, – проворчал детектив Липскомб в знак приветствия.

– Детектив Липскомб, – как можно приветливее отозвалась я, что было нелегко, учитывая, что в этот момент Ивонн изо всех сил выкручивала мне руки.

– Ох, Молли, – Ивонн столько раз обесцвечивала волосы, что они приобрели слабый сиреневый оттенок и какой–то странный неестественный запах. Она с силой прижала меня к себе, так что я едва не свернула себе шею, чтобы не уткнуться в шпильку, торчащую из ее прически.

Кое–как вырвавшись из ее объятий, я села прямо. И почему это сегодня везде так трудно дышать?

– Ивонн, я знаю, что ты расстроена, но Хелен не станет легче, если ты закатишь там истерику.

– Ты права! Ты совершенно права! – Ивонн все еще цеплялась мне за руки, и мне пришлось приложить усилия, чтобы их высвободить. – Как хорошо, что ты здесь!

Я перевела взгляд на детективов, чтобы посмотреть, радуются ли они моему присутствию. Детектив Липскомб сосредоточенно вел машину, но детектив Эдвардс поглядывал на нас. Точнее, он смотрел в основном на Ивонн, и по выражению его лица было ясно, что с каждым мгновением она нравится ему все меньше и меньше. На секунду наши взгляды скрестились, и по его губам промелькнула тень улыбки. Потом он отвернулся, и мне оставалось только гадать, что означала его усмешка.

– Я хочу, чтобы ты пришла в офис завтра утром. Сегодня утром. Неважно, – торопливо продолжала Ивонн. – Поможешь мне объявить всем. Нужно обдумать траурную церемонию. Написать некролог.

– Ивонн, давай не будем опережать события. Давай сначала поговорим с Хелен и узнаем, чем мы можем ей помочь. А потом решим, что нужно сделать для журнала.

– Да! – Ивонн потянулась вперед и хлопнула детектива Эдвардса по плечу. – Я же вам говорила! Лучшая ведущая колонки полезных советов! Разве я не говорила?!

– Говорили, мэм, – отозвался детектив Эдвардс. Мне очень хотелось посоветовать Ивонн без особых поводов не хлопать по плечам вооруженного полицейского офицера, но потом я решила предоставить событиям идти своим чередом. Без сомнения, сегодня ночью мне представится еще масса возможностей делать Ивонн замечания, и нужно поберечь силы для более важных сражений.

Мы очень быстро доехали до дома Хелен и Тедди. Их квартира находится на Западной Восемьдесят второй улице, и, судя по всему, детектив Липскомб получил «зеленую улицу» на всем пути от «Джанго». Здание было довольно старым, со следами начавшихся разрушений на благородном каменном фасаде. Я не имела ни малейшего понятия о том, что мне следует сказать или сделать, и уже начала всерьез сомневаться в целесообразности нашего с Ивонн присутствия. Но детективы заверили нас, что в таких случаях бывает очень полезно, если среди присутствующих есть знакомые лица, поэтому мы поплелись вслед за ними. Детективы показали свои значки швейцару, пожилому мужчине с глубокими морщинами от дежурной улыбки. Он никак не выразил своего отношения к визиту полиции и мгновенно вычислил, о чем идет речь, стоило детективу Липскомбу сказать, что мы хотим увидеть Хелен Рейнольдс.

– Что–то с мистером Рейнольдсом? Плохи дела? – спросил он, пропуская нас в холл.

Там было очень темно из–за тяжелых деревянных панелей, которые кто–то безуспешно пытался уравновесить ярко–оранжевым ковром, вызывавшим рябь в глазах. Когда никто не ответил на вопрос, швейцар сразу понял, что это означает. Подняв трубку внутреннего телефона, он спросил:

– Как сказать, кто хочет ее видеть?

– Молли Форрестер, – быстро ответила я, желая дать Хелен еще несколько минут, пока мы поднимемся в квартиру, прежде чем она узнает, что овдовела. И я по–прежнему была полна решимости сдерживать Ивонн, насколько это возможно.

Швейцар назвал Хелен мое имя и протянул мне трубку:

– Она хочет с вами поговорить.

Я взяла трубку, удивляясь, что мои руки дрожат не так уж заметно.

– Хелен?

– Молли, – сонным голосом сказала она, – уже почти два часа ночи.

– Я знаю, и я никогда не пришла бы в такой час, если бы это не было так важно. Извини меня, но мне очень нужно тебя увидеть.

– Тедди нет дома, Молли.

– Я знаю.

На той стороне линии воцарилось красноречивое молчание.

– О'кей, – только и сказала она и отключилась.

Я вернула трубку швейцару. Он аккуратно вставил ее в гнездо, затем вызвал для нас лифт. Ожидая его, все молчали.

– Хороший человек был мистер Рейнольдс, – сказал швейцар, когда мы входили в лифт. В ответ мы только молча кивнули.

Наверху Хелен уже стояла в дверях. Я вышла первой, она смотрела на меня, сжав губы в тонкую белую линию. Когда из лифта вышли Ивонн и детективы, гнев в глазах Хелен сменился удивлением. Я схватила Ивонн за рукав, чтобы помешать ей броситься Хелен на шею. Холл, который нам предстояло пересечь, вдруг показался одновременно и бесконечно длинным, и чересчур коротким.

Ивонн начала всхлипывать. Я еще сильнее вцепилась в ее рукав, старясь делать это незаметно для Хелен. Я начала что–то говорить, не помню, что именно, но Хелен, перебив меня, показала на детективов:

– Кто это?

– Миссис Рейнольдс, я – детектив Эдвардс…

Хелен вскрикнула. Разумеется, это заставило закричать и Ивонн. Я бросилась к Хелен, детектив Эдвардс – к Ивонн, а детектив Липскомб постарался побыстрее загнать нас всех в квартиру. Ни к чему было будить еще и соседей, достаточно нам хлопот с Хелен.

Мы усадили ее на диван в гостиной. Чувствовалось, что в оформлении квартиры Хелен была предоставлена полная свобода. Нежная цветочная обивка, закругленные края, качественная полировка. Поверх всех толстых диванных подушек красовались плотные декоративные подушечки. Лора Эшли[32] без благородной английской сдержанности. Я даже засомневалась, сможем ли мы усидеть на покатых сияющих округлостях, или скатимся вниз и приземлимся на плюшевом узорчатом ковре. Я готова была держать пари, что Хелен заставляла Тедди снимать обувь перед тем, как положить ноги на украшенный плиссированной оборкой пуфик перед креслом. Невозможно представить, что в такой обстановке он мог чувствовать себя уютно и комфортно. В его офисе царил настоящий хаос, но там–то он явно чувствовал себя как рыба в воде. Было ли это реакцией на царившую дома педантичную аккуратность? Я начала понимать, что знала Тедди совсем не так хорошо, как мне представлялось. Или я стараюсь вникнуть во что–то, что уже выше моего понимания?

– Он умер, – выдохнула Хелен, как будто ей необходимо было произнести это вслух первой, а не услышать от кого–нибудь другого. Может быть, так ей было легче? Или она надеялась, что ей возразят?

Вместо этого Ивонн заявила:

– Зарезан. Прямо в…

– Ради бога, Ивонн! – вмешалась я.

Ивонн выглядела обиженной, поэтому я быстренько послала ее на кухню за водой и бумажными салфетками. Детективы уселись напротив Хелен, давая ей время прийти в себя. Я была поражена тем, что они не успели сказать ни слова, а Хелен уже знала, почему они здесь. Кто бы мог подумать, что ангел смерти выглядит так обыденно?

– Когда ты позвонила… снизу… я подумала… – с трудом проговорила Хелен сквозь слезы. Ее лицо слегка лоснилось, видимо, от ночного крема. Судя по запаху, это было масло «Олэй». Я видела свадебную фотографию Тедди и Хелен миллион раз – она стояла на полке в кабинете Тедди, лицом к входящим. Саму Хелен я тоже видела бессчетное количество раз, но мне никогда не приходило в голову сравнивать ее с той юной женщиной на фотографии. С тех пор как они поженились около двадцати лет назад, Тедди раздавался вширь, а Хелен, наоборот, усыхала. Углы ее маленького бледного лица заострились, шапка каштановых кудрей превратилась в короткий ежик, а сама она стала почти костлявой. Что это, просто возраст или что–то более серьезное нанесло ей такой урон?

Вернулась Ивонн с водой и салфетками, и мы помогли Хелен немного привести себя в порядок. Ивонн плюхнулась на диван рядом с Хелен, но, к счастью, не трогала ее и ломала свои собственные руки. Хелен высморкалась и сделала глубокий вдох.

– Ты сказала, что знаешь, что его нет дома, – наконец сказала она. – Я подумала, ты пришла сказать, что у вас с ним роман.

Я и Тедди? Да никогда в жизни! Это была моя первая мысль, но, слава богу, я не высказала ее вслух и не рассмеялась. Теперь было понятно, почему Хелен встретила меня таким взглядом, когда я вышла из лифта. Конечно, было несколько трогательно сознавать, что Хелен ревновала Тедди, ко мне или к кому–нибудь другому. Всегда мятый, грузный, потеющий Тедди как–то не вписывался в образ героя–любовника, особенно по сравнению с вечно дефилирующими по офису моделями–мужчинами и их фанатами. Однако Хелен, видимо, казалось, что все должны видеть в Тедди то же, что видела в нем она – что бы это ни было.