Джорджетт Хейер - Роковой сон

— Конечно, он неистов в гневе, братец, но ты же видел его и милосердным, — продолжал недоумевать Гале.

— Я видел дьявола во плоти, — горько усмехнулся Рауль.

— Согласен, в нем сидит дьявол, как и в каждом из его рода, но шесть дней из семи Вильгельм держит его в узде.

Рауль поднялся.

— Но именно этот седьмой день останется в памяти людской, — сказал он и вышел, оставив шута ломать голову над этими словами.

Несколько часов юноша не мог подойти к герцогу. Потрясенный увиденным гарнизон прислал свои условия сдачи крепости. Им была обещана свобода и сохранность как жизни, так и рук и ног. Ни капли крови больше не пролилось в Алансоне, а крепость капитулировала без боя. Не было ни грабежей, ни насилий над женщинами. Чувства герцога были запрятаны в глубь души, а люди еще раз отдали должное его справедливому решению.

Уже смеркалось, когда за Раулем пришел посыльный от Вильгельма с приказом явиться к герцогу. Он неохотно направился к шатру и, войдя, увидел, что герцог в одиночестве сидит за столом, освещенный свисающей сверху лампой. Герцог показал в угол, где все еще лежал его меч.

— Возьми его, — приказал он, глядя прямо в лицо вошедшему Раулю.

Не проронив ни слова, Рауль поднял и подал ему меч. Герцог положил его на колени.

— Завтра я отправляюсь назад в Донфрон, — сказал он и замолк, а потом неожиданно спросил: — Ты знаешь молодого Роже де Биго — безликого недоросля?

Рауль прищурился.

— Если это вассал графа Мортена, то да, знаю.

— По своей глупости он проболтался о новом заговоре. Воинственный граф занят организацией моего падения. — Герцог зло улыбнулся. — А мой добрейший дядюшка Аркуэ, оказывается, прекратил осаду Донфрона сразу после моего отъезда.

— Смерть Господня! — изумился Рауль. — Аркуэ?! Что же теперь делать, сеньор?

— За дядюшкой присмотрит стража, приставленная к нему в Аркуэ. А я хочу послать тебя в Мортен, чтобы ко мне привели этого воинственного графа. Он будет отправлен в изгнание, ибо, пока я жив, мир в Нормандии никогда, Божьей милостью, не будет нарушен такими мятежами, как тот, который мы недавно подавили при Валь-Дюн. — Вильгельм умолк и взглянул на юношу. — Поедешь в Мортен или обратно со мной, в Донфрон?

Ответный взгляд Рауля был угрюмым.

— Почему вы спрашиваете, мой повелитель?

— Потому что можешь оставить меня, если я, по-твоему, слишком тверд! — воскликнул герцог. — И подумай как следует: и впредь я не буду менять своих решений, как бы ты ни просил.

— Отныне и навсегда я ваш, — ответил Рауль. — Как и поклялся в ночь бегства из Валони. Я поеду с вами в Донфрон.

Ничего больше не было сказано между ними, и на следующий день они поскакали назад, в Донфрон, оставив в Алансоне свой гарнизон. А устрашенный и отчаявшийся ждать помощи Донфрон сдался на легких условиях. Хотя крепость и находилась в графстве Мен, ее гарнизон был сформирован из нормандцев. Герцог же пошел в Амбрие, построил там сильные укрепления и вернулся домой, в Нормандию. Единственным результатом опрометчивости Анжу можно было считать то, что Вильгельм немного расширил свои границы за счет графства Мен.

А во Франции король Генрих, когда услышал последние новости, болезненно побледнел. Он какое-то время после этого сообщения поигрывал своей бородкой, и стоящие рядом заметили, что из нее машинально были выдернуты три волоска.

Когда судно закачалось на волнах, один из заложников стал хныкать и, подогнув колени, скорчился сильнее прежнего. Рауль стоял у фальшборта, глядя на море. В бледном лунном свете вода казалась прохладно-серебряной, мерцая под темно-синим небом; иногда на клочья пены падали световые блики, и тогда создавалось впечатление, будто в воду спустилась звезда. С топ-мачты свисали путеводные фонари, указывающие другим судам место положения корабля герцога. Маленькая кормовая каюта была завешена при входе кожаными портьерами, и временами за ними проглядывал желтый свет. Посреди судна, под навесом, поместили заложников. Лампа, прикрепленная к одной из балок, освещала лица трех человек, укрывшихся меховыми шкурами. А в вышине попутный ветер надувал паруса. Под его напором натягивалась грубая материя, канаты поскрипывали и гудели.

Снова заныл самый молодой пленник, спрятав лицо в складках мантии человека, который держал его на руках. Рауль оглянулся с сочувственной улыбкой — мальчик был так молод и несчастен. Под его взглядом человек, держащий ребенка, поднял голову, и его холодные голубые глаза встретились с глазами юноши. Нахмуренный северянин уделил Раулю лишь миг своего внимания, а затем снова склонился к прелестной головке, лежащей у него на коленях.

Некоторое время Рауль постоял в нерешительности, а потом пробрался через спящего в одежде человека и оказался под лампой, освещающей пространство под тентом. Старший пленник, не изменив выражения лица, вопрошающе посмотрел на юношу.

Рауль нес ответственность за удобства заложников, поэтому сбивчиво попытался объясниться с помощью нескольких саксонских слов. Старший пленник, которого звали Эдгар, слегка улыбнувшись, остановил его, произнеся по-нормандски:

— Я говорю на вашем языке. Моя мать была нормандкой из Ко. Что вам надо?

— Очень хорошо, — с облегчением вздохнул Рауль. — Мне хотелось поговорить с вами, но сами видите, насколько я не силен в саксонском. — Он посмотрел на младшего. — Мальчик болен, не так ли? Принести ему немного вина? Может быть, это укрепит и поддержит его?

— Было бы очень любезно с вашей стороны, — ответил Эдгар с холодной вежливостью, от которой не могло не бросить в дрожь.

Он наклонился к ребенку и заговорил по-саксонски. Мальчик — Хакон, сын Свена, внук Годвина — застонал и приподнял мертвенно-бледное, измученное личико.

— Моему господину раньше не приходилось бывать на море. — Эдгар попытался объяснить причину слез ребенка.

Третий заложник, Влнот, самый младший брат Годвина, был едва ли старше Хакона. Он только что очнулся от беспокойного сна и сел, протирая глаза рукой. Эдгар сказал ему что-то по-саксонски, ребенок с любопытством посмотрел на Рауля и улыбнулся с почти королевским изяществом.

Когда Рауль вернулся с вином, Хакон, казалось, был окончательно измотан еще одним приступом морской болезни. Между рыданиями он отхлебнул немного из поднесенного к его губам рога с вином и поднял на Рауля свои опухшие от слез глаза. Юноша улыбнулся, но мальчик только ближе прильнул к Эдгару, то ли от застенчивости, то ли, быть может, от враждебности ко всему, что его здесь окружало. После вина он явно почувствовал себя лучше и задремал. Эдгар поплотнее укутал малыша в мех и отрывисто бросил:

— Благодарю, нормандец.

— Меня зовут Рауль д'Аркур, — представился юноша, упорно стараясь подчеркнуть свое дружеское расположение. — Мальчик слишком мал, чтобы покидать свой дом. Через денек-другой, уверен, он почувствует себя более счастливым.

Эдгар ничего не ответил. Его молчание объяснялось скорее природной бестактностью, нежели нарочитой грубостью, но в дальнейшие разговоры он явно не желал вступать. Поэтому, подождав немного, Рауль собрался уходить.

— Может быть, малыш немного поспит. Позовите меня, если вам что-нибудь понадобится.

Эдгар слегка склонил голову в знак согласия. Когда Рауль ушел, Влнот поинтересовался:

— Кто это был, Эдгар? Что он говорил?

— Человек, который, как мы с тобой заметили, всегда находится рядом с герцогом Вильгельмом, — ответил старший. — Он сказал, что его зовут Рауль д'Аркур.

— Мне он понравился, — решил Влнот. — Он так ласково говорил с Хаконом, который из-за болезни плачет, словно маленький дурачок.

— Он плачет, потому что не хочет ехать в Нормандию, — нахмурился Эдгар.

— Да он просто глупец, — хихикнул Влнот. — Что касается меня, я очень рад, что уехал. Герцог Вильгельм обещал мне породистого жеребца и веселые развлечения. Будут и состязания, и охота на оленя в Квевильском лесу, а потом он посвятит меня в рыцари. — Увидев, что Эдгар молчит, мальчик недовольно продолжил: — Думаю, что тебе это тоже не нравится, как и Хакону. Может, ты предпочел бы, чтобы и тебя изгнали из страны, как моего брата?

Эдгар продолжал молчать, глядя на посеребренные волны, будто пронзая взглядом тьму, скрывшую от него отдаленные берега Англии. Пожав плечами, Влнот отвернулся и стал устраиваться ко сну.

Саксонец не спал, баюкая на коленях Хакона. Последние слова Влнота угодили в цель. Ему хотелось быть в Ирландии вместе с эрлом Гарольдом, а не перевозить заложников нормандскому герцогу. Когда король Эдвард с милостивой улыбкой сообщил Эдгару, что надо ехать в Нормандию, тот сразу возненавидел глупого повелителя. Если бы не запрет отца, он давно был бы рядом с Гарольдом. Теперь Эдгар с горечью думал, что для него короткое изгнание вместе с эрлом предпочтительнее этого, гораздо более долгого изгнания, которое продлится Бог знает сколько.

Герцог прибыл в Англию несколько недель назад, сразу после беспорядков, причиной которых был другой иностранец, но не сам нормандец. Граф Юстас Булонский учинил беспорядки в Дувре. Этот человек тоже сначала нанес визит королю, но после того как он покинул двор, кто-то из его людей поссорился с жителями Дувра. Все это в конце концов и привело к стычкам и кровопролитию, а граф Юстас тайно вернулся назад в Лондон, чтобы объясниться с королем.

Вспоминая все произошедшее, Эдгар недовольно хмурил брови. Вассалы Эдварда, особенно те, которые были родом из южных земель эрла Годвина, надеялись, что противного графа приструнят и отошлют прочь. Но надо знать своего правителя — он никогда не выступал против своих обожаемых иностранцев. Эдгар с досады сжимал кулаки при одной мысли о том, что король Эдвард пообещал Юстасу все исправить.