Она была права: мне было полезно все узнать. Думаю, в какой-то степени это было началом ослабления моей потребности в защите. Когда я услышала, что случилось с членами моей семьи (правда, о моем отце Харриет рассказала не слишком много), мое стремление к безопасности стало покидать меня.

Теперь оно сменилось стремлением к независимости. Но ведь в то время мне было всего восемь лет.

Однажды Харриет позвала меня. В руке у нее было письмо.

— Письмо от твоей бабушки, — сказала она. — Она хочет, чтобы ты вернулась в Эндерби. Дамарис поправляется и скучает без тебя. Твой краткий визит к нам кончается. Мы не можем проигнорировать это, как бы нам ни хотелось. Твое пребывание здесь, дорогая, доставило мне и Бенджи большую радость. Он будет грустить, когда ты уедешь, но твоя бабушка, да и прабабушка тоже, не один раз напоминала мне, что Дамарис привезла тебя из Франции и поэтому имеет преимущество перед всеми. Каково тебе, Кларисса, быть нарасхват? Ну да ладно. Можешь не говорить, я знаю. Тебе не хочется уезжать от нас, но ты мечтаешь увидеть свою дорогую Дамарис… и, что важнее, Дамарис хочет видеть тебя.

Итак, визит завершился. Я, конечно, ждала встречи с Дамарис, но мне ужасно не хотелось уезжать от Харриет, Грегори и Бенджи. Мне нравился Эй от Аббас и становилось печально, когда я думала, что больше уже не будет походов на тот остров, который был виден из окна моей спальни. Я разрывалась между Эндерби и Эйот Аббасом. Я вновь почувствовала этот избыток привязанности.

Харриет сказала:

— Грегори, Бенджи и я проводим тебя. Мы возьмем карету, это даст нам возможность подольше побыть с тобой.

Мысль о путешествии в карете Грегори привела меня в восторг. Это был великолепный экипаж с четырьмя колесами и дверцами с каждой стороны. Наш багаж несли лошади в седельных сумках, потому что в карете не было для него места. Два грума сопровождали нас: один правил лошадьми, другой ехал сзади. Они то и дело менялись местами.

Путешествие было неторопливым и очень веселым, с остановками в трактирах по пути. Все это будоражило мою память. Я уже ездила в этом экипаже, когда была совсем маленькой. Тогда я впервые увидела Хессенфилда: он притворился разбойником и остановил экипаж. Пока я сидела сейчас у окна кареты, которая подпрыгивая на неровной дороге, везла нас вперед, в моей голове одна за другой проносились картины из прошлого. Вот Хессенфилд в маске останавливает карету, приказывая нам выходить, вот он целует маму, потом меня. Я не испугалась и чувствовала, что мама тоже не боится. Я дала разбойнику хвостик моей сахарной мышки. Потом он ускакал, и я не видела его до тех пор, пока он не унес меня из Эйот Аббаса на корабль.

Меня потянуло в сон. Харриет и Грегори тоже дремали. Рядом с Грегори сидел Бенджи, и каждый раз, когда наши взгляды встречались, он улыбался. Он был очень огорчен тем, что я уезжаю. Мне тогда подумалось: «Если бы ты был Хессенфилдом, то не отпустил бы меня, а унес бы на большой корабль…»

Я всех сравнивала с Хессенфилдом. Он был выше всех ростом. Впрочем, он во всем превосходил любого. Я была уверена, что, будь он жив, на троне сидел бы король Яков.

Мы передвигались медленно, потому что дороги были опасны. Недавно прошел сильный дождь, и мы то и дело проезжали по глубоким лужам. Было интересно наблюдать, как разлетаются водяные брызги, и я смеялась.

— Для бедного старого Мерри это не так приятно, — сказал Бенджи.

Мерри в этот момент как раз правил лошадьми. У него было печальное лицо, напоминавшее собаку-ищейку. Меня веселило, что у такого человека столь неподходящее имя.[1] («Одна из шуточек природы», сказала Харриет), и я хохотала всякий раз, как слышала его.

Вдруг мы почувствовали толчок. Экипаж остановился. Грегори с удивлением открыл глаза, а Харриет спросила:

— Что случилось?

Мужчины вышли из кареты. Я посмотрела в окно и увидела, что они осматривают колеса. Грегори заглянул внутрь кареты.

— Мы застряли в канаве на обочине, — объяснил он. — Понадобится время, чтобы вытащить карету.

— Надеюсь, это будет недолго, — сказала Харриет. — Через час-другой уже стемнеет.

— Мы постараемся побыстрее, — ответил ей Грегори. Он так гордился своей каретой, и ему было неприятно, что с ней что-то случилось. — Это все из-за погоды, — продолжал он — Дороги в ужасном состоянии.

Харриет посмотрела на меня и пожала плечами.

— Будем ждать, — сказала она. — Надеюсь, не слишком долго. Ты, наверное, уже мечтаешь об уютной, теплой гостиной в трактире? Что бы ты хотела съесть? Сначала горячего супу? Молочного поросенка? Пирог с куропаткой?

Харриет умела вызвать ощущение того, о чем говорила. Я уже чувствовала во рту вкус сладкой слоеной булочки и марципанового сердца.

Она сказала:

— Давным-давно ты уже ехала в этой карете, помнишь, Кларисса? Я кивнула.

— Появился разбойник, — продолжала она.

— Это был Хессенфилд, он шутил. На самом деле он не был разбойником.

Я почувствовала, как слезы набежали на глаза, потому что он ушел навсегда и я больше никогда не увижу его.

— Он был настоящим мужчиной, правда? — тихо сказала Харриет.

Я знала, что она имеет в виду, и подумала: «Никогда уже не будет никого похожего на Хессенфилда». И вдруг мне пришло в голову: как жаль, что на свете встречаются такие замечательные люди, потому что в сравнении с ними другие кажутся неполноценными. Конечно, лучше всего было бы, если бы они не умирали и не уходили от нас навсегда.

Харриет наклонилась ко мне и тихо сказала:

— Когда люди умирают, о них иногда думаешь намного лучше, чем они были на самом деле.

Я все еще размышляла над этими словами, когда Грегори вновь заглянул в карету.

— Десять минут — и все будет в порядке, — сказал он.

— Отлична — воскликнула Харриет. — Тогда мы сможем доехать до «Медвежьей головы» до наступления темноты.

— Мы легко отделались. Дороги просто приводят в ужас, — ответил Грегори.

Немного погодя он и Бенджи сели на свои места в карете. Лошади после этого короткого отдыха резво тронулись с места, и карета на приличной скорости покатила по дороге.

Солнце садилось и уже почти исчезло. День был пасмурный и облачный, собирался дождь. Быстро темнело. Мы подъехали к лесу. У меня появилось странное чувство, что я уже была здесь, и тут я догадалась, что это то самое место, где несколько лет тому назад Хессенфилд остановил карету.

Дорога вела через лес. Едва мы немного проехали, как на дорогу выехали двое. Они держались сбоку от кареты, и в окно я четко видела одного из них. Он был в маске и вооружен.

Разбойники! Место как раз подходящее для них. У меня сразу мелькнула мысль: «Это не Хессенфилд. Это настоящий разбойник. Хессенфилд мертв».

Грегори все видел. Он потянулся за ружьем, которое лежало под сиденьем. Харриет крепко схватила меня за руку. Мерри что-то кричал. Он стал стегать лошадей, и нас бросало в карете из стороны в сторону, пока лошади галопом несли нас через лес.

Бенджи вынул шпагу, которая хранилась в карете как раз на такой случай.

— Кажется, Мерри думает, что мы можем их обскакать, — пробормотал Грегори.

— Было бы превосходно, если бы это удалось, — ответил Бенджи.

Он смотрел то на Харриет, то на меня, и я поняла, что он не хочет стычки, которая могла бы подвергнуть нас опасности.

Карета продолжала нестись, нас с остервенением кидало во все стороны — и вдруг меня подбросило вверх. Я помню, что ударилась головой в потолок кареты, которая, казалось, подскочила до верхушек деревьев.

Я услышала, как Харриет прошептала:

— Господи, помоги нам.

И потом меня окутала темнота.

Придя в себя, я увидела, что лежу в чужой кровати. С одной стороны стояла Дамарис, с другой — Джереми.

Голос Дамарис произнес:

— Кажется, она проснулась. Окончательно открыв глаза, я сказала:

— Мы были в карете… — и все вспомнила.

— Да, дорогая, теперь ты в безопасности.

— Что случилось?

— Произошел несчастный случай… но не думай об этом сейчас.

— Где я?

— В «Медвежьей голове». Мы поедем домой, как только ты сможешь ехать.

— Значит, вы останетесь здесь?

— Да, до тех пор, пока не сможем забрать тебя отсюда.

Это был как раз один из тех моментов, когда меня радовала такая забота.

Я быстро поправлялась. У меня была сломана нога и тело было покрыто кровоподтеками.

— Молодые кости быстро срастаются, — говорили мне.

Я пробыла в трактире еще два дня, и наконец мне все рассказали. Карета никогда уже больше не покатится по дорогам. Лошади так пострадали, что их пришлось пристрелить.

— Это лучшее, что мы могли сделать, — сказала Дамарис, и голос ее дрогнул. Она любила животных.

— Это были настоящие разбойники? — спросила я.

— Да, — ответила Дамарис. — Они удрали, когда это случилось. Это все из-за них, это их вина. Мерри и Келлер стегали лошадей, надеясь оторваться от грабителей, и не заметили упавшего дерева. Вот как все произошло.

— А Бенджи, Харриет и Грегори тоже здесь, в трактире?

Все замолчали, и я вдруг испугалась.

— Кларисса, — медленно сказала Дамарис. — Это был очень тяжелый несчастный случай. Тебе повезло, Бенджи тоже…

— Что ты имеешь в виду? — чуть слышно спросила я.

Дамарис взглянула на Джереми, и он кивнул, словно говоря: расскажи ей, не имеет смысла скрывать правду. Харриет и Грегори… погибли, Кларисса. Я молчала, не зная, что сказать. У меня не было слов. Опять смерть! Она появилась так внезапно и схватила людей, которые меньше всего этого ожидали. Мои прекрасные родители мертвы. Милый добрый Грегори… красавица Харриет с синими глазами и вьющимися волосами… они тоже мертвы. Я еле вымолвила: