Бо, чихая, ковылял вслед за ним.

— Старик, не надо бы со мной ходить, — тихо пробормотал Джейк. Но бесполезно было говорить это Бо.

Иногда вслед за ними шла еще и Саманта. В те дни, когда она успевала застать их утром, Джейк не мог как следует сосредоточиться на работе. Ну не мог — и все тут. Это было так нелепо и мучительно — то, как они двое тайно кружат, счастливые уже тем, что смотрят друг на друга издалека.

Он пересек пустырь, где когда-то стоял дом его родителей. Он скорбел по ним так, словно их могилы были еще свежими, он вслушивался в их голоса, пытался уловить дыхание их теней. Иногда ему казалось, что у него это получается, но горечь и печаль мешали ему.

Вдруг его подавленность сменилась удивлением. Перед входом в его палатку в земле торчала вязальная спица, а на ней, как флажок, трепетал на ветру листок бумаги. Такой способ Саманта выдумала, чтобы оставлять ему сообщения.

Он взял в руки листок.

«Тебе звонили: поисковая работа. Подробности у меня. Я поеду с тобой. Никаких возражений: ты не можешь вести машину, ты еще не возобновил водительские права».

Он закрыл глаза и невесело рассмеялся, поглаживая кончиком спицы нижнюю губу, словно спица могла донести до него вкус Саманты. Он ухитрился убить человека, и она ничего. Но боже упаси, чтобы ему дали штрафной талон.

* * *

Колоссальная музыка. Сэмми сидела на дне бабушкиного источника, по пояс в холодной воде, в белых шортах, белой футболке, без лифчика, а на пологом бережке лежал портативный проигрыватель, из которого лилась скорбная и величественная оркестровая музыка.

Немного эксцентрично, мягко говоря. Ну и бог с ним. Музыка отвечала ее настроению. Каждый раз, когда она вспоминала свою стычку с Александрой, она начинала злиться на себя и впадала в еще большую депрессию.

Уйдя в свои тяжкие мысли, она плескала пригоршнями чистой холодной воды себе в лицо, не обращая внимания на то, что вода льется ей на плечи, на грудь, затекает под тонкую футболку. Многое можно сказать о пользе ритуальных омовений. Вот сидит она сейчас в источнике бабушки Рейнкроу и надеется, что вода смоет с нее и унесет наконец все ее неудачи.

— Как птичка в луже, — раздался у нее за спиной голос Джейка.

Она быстро повернулась и посмотрела на него снизу вверх сквозь упавшие на глаза мокрые волосы. Он стоял на крутом берегу, чуть ли не по пояс в густых папоротниках — он словно вырос из них. Казалось, его присутствие создавало в прохладном воздухе зону высокого напряжения. Его взгляд скользнул по ее телу, задержавшись там, где тонкий мокрый трикотаж плотно облепил ее грудь, и от этого взгляда у нее закружилась голова. Наверное, ее глаза горели таким же откровенным и неутолимым голодом. Но она могла только лишь соблазнять, а он мог только лишь не поддаваться.

— Ладно, птичка так птичка, — сказала она, посмотрела на свою грудь и потом — с вызовом — на него. — Желтогрудая синичка.

Величественная музыка звучала все громче, тема разворачивааась крещендо. Джейк, словно ища, на что бы отвлечься, перевел взгляд на плейер.

— Я пришел поговорить, но эта опера для рыб все заглушает. — Он опустился на колени и нажал огрубевшим пальцем на кнопочку. Музыка продолжала звучать, но открылось отделение для кассеты. Мрачнея на глазах, он спросил: — Как выключить это чертово радио?

— Не ломай мой плейер. — Голос ее прервался. А черт, за эти десять лет мир коллоссально изменился. Компакт-диски, видеомагнитофоны, факсы, портативные компьютеры, мобильные телефоны, кабельное телевидение… Множество мелочей постоянно будут напоминать ему о том, что на десять лет он был выброшен из жизни.

Сэмми выбралась на берег и выключила плейер. Сразу стало тихо. Сквозь прозрачную крышку было видно, как маленький блестящий диск остановился. Он все понял. Прищуренными глазами смотрел он на диск, и желвак ходил у него под щекой.

Сэмми была так близко, что слышала, как участилось его дыхание, и уловила, как в глазах у него мелькнула тень унижения. Как ей хотелось подойти к нему и обнять, утешить! Их взгляды встретились. Сэмми попыталась скрыть нежность, которую он мог бы принять за жалость.

— То, что действительно важно, не изменилось, — чуть хрипло сказала она и показала на себя. — Здесь — ничего нового. Нажми на мои кнопочки.

— Саманта, — предостерегающе сказал он. В голосе его звучало отчаяние.

— Я десять лет не слышала, как ты зовешь меня по имени. Пожалуйста, повтори. Я ночами сижу на террасе, завернувшись в одеяло, и молю бога, чтобы ты пришел и позвал меня по имени, и развернул одеяло, и…

— Перестань. — Он поднялся на ноги и отошел на безопасное расстояние. — Какая там поисковая работа? Подробности расскажешь в машине. Если ты тоже хочешь ехать, то едем немедленно. Мы теряем время.

Она ответила не сразу, не в силах справиться с горьким недоумением. Если связь между ними так крепка и он чувствует такое же всепоглощающее, необоримое желание, как и она, то почему он от нее отворачивается?

— Если бы я была мужчиной, который десять лет не видел женщины, — осторожно сказала она, — я наверняка не отказалась бы от предложения. Ни за что.

— Невысокого же ты мнения о мужчинах вообще и обо мне в частности.

— Имею основания. Ты ведешь себя не то как робкая овца, не то как прокаженный.

Он замолчал и замер, словно бы охваченный множеством разнообразных и противоречивых чувств, в которых не мог разобраться. Но постепенно его лицо смягчаюсь — настолько, что ей захотелось плакать.

— Ночами ты сидишь в кресле-качалке у ступенек террасы, и иногда, когда ты засыпаешь, ты разжимаешь руки, и одеяло соскальзывает. Когда восходит луна, то ее свет падает сначала на твои волосы, потом на лицо, потом скользит ниже, все время освещая только часть тебя. Это пытка. Я целую ночь стараюсь сложить тебя воедино, но не получается.

Сэмми пьянела от его голоса. Едва дыша, она молча смотрела на него, и голова у нее кружилась. Джейк провел рукой по лицу — словно вновь натянул маску.

— Мы теряем время, — повторил он. — Переоденься. Мы с Бо будем ждать в машине. Далеко ехать?

— Далеко. — Она еще не совсем справилась с собой.

— Тогда давай быстрее. — Он повернулся и сбежал с холма.

Далеко, подумача она. Но уже на шажок ближе.

* * *

Шарлотту бросило в дрожь. Она не любила оставаться одна в Коуве. Сэмми куда-то уехала. Дом был закрыт. Джейка тоже, конечно, не было видно, но это не значит, что он не бродит по лесу где-нибудь поблизости, как медведь, которому под хвост попала колючка.

Уехать куда-то, не предупредив ее, — это не похоже на Сэмми. И забыть о ее ежедневном визите — тоже не похоже.

Дом столько лет простоял заколоченным, что Сэмми еще не полностью избавилась от затхлого запаха пыли. Этот запах сильно действовал на Шарлотту, напоминая ей об ароматических палочках, которые жгла мама, и о старом подвале, наполненном рухлядью под их первым магазином. Серый свет пасмурного дня сочился из окна кухни. Издалека доносились раскаты грома. День был мрачный и дождливый, и настроение у нее такое же.

Она распахнула заднюю дверь кухни и настроила радиоприемник на волну музыки ретро. Может быть, какие-нибудь «Бич бойз» или Литтл Ричард отвлекут ее от горьких воспоминаний о Хью, Саре и Элли. Наверняка Дайана Росс или «Супримз» окажутся сильнее, чем страх перед тетей Александрой и Тимом.

Вполголоса подпевая радио, она стала выгружать из картонной коробки пакеты с едой. Готовить — это значит творить гармонию из хаоса. Это якорь спасения — ведь любую, самую сложную проблему можно мелко изрубить, нарезать кубиками, растереть до состояния однородной массы и взбить до полного исчезновения.

Все наши проблемы в этом безумном мире не стоят пачки замороженной фасоли. Шарлотта с мрачной решимостью загружала в холодильник свою стряпню.

Одна из проблем окликнула ее по имени и нетерпеливо застучала в стеклянную дверь. Она быстро обернулась — за стеклом маячил Бен. Только он ухитрялся выглядеть респектабельно и даже роскошно в мятых штанах защитного цвета, линялой плотной рубашке, грубых ботинках на толстой подошве и в штормовке из камуфляжа с торчащими из нагрудного кармана блеснами.

Каждый вечер он приходил к ней в патио, вооруженный банкой орешков и бутылкой хорошего вина, устраивался в шезлонге и развлекал ее забавными рассказами из своей юридической практики или из жизни его большой и дружной семьи. Она оправдывалась перед собой — мол, терпит его только потому, что здесь у нее нет других развлечений. И потом он почти каждый вечер приносит свежую форель.

Сейчас Шарлотта была рада его видеть. Не задаваясь вопросом, как и почему Бен очутился здесь, она выключила радио и поспешила к двери.

— Совсем промок, рыболов?

— Хм-м. Форель укрылась под зонтиком. Я назначу ей другой день.

— И ты решил пойти посмотреть, чем занимается здесь сестра хозяйки дома?

— Конечно. — Он снял грязные ботинки и оставил их на крыльце вместе со штормовкой. В руке у него вдруг оказмась полураспустившаяся роза, и он вставил ее в пряжку на плече Шарлоттиного белого комбинезона. Под комбинезоном на ней был только лишь розовый топ, и прикосновение его пальцев буквально обожгло ее обнаженное плечо. — Я так привык к тому, что ты всегда злишься, что обычно изобретаю предлоги для встречи с тобой. Но сегодня у меня действительно дело к Сэмми и Джейку.

Она молчала, размышляя о розе и его прикосновении; ей было почему-то приятно и тепло.

— Просто не представляю, куда подевалась Сэмми, и это меня беспокоит, — наконец сказала она. — Джейк — ну, он может быть где угодно, но только не с ней.

— Хм-м. Мне нужно поговорить с ними о бывшей приемной доктора Рейнкроу.

Шарлотта почувствовала укол боли. По просьбе Сэмми Бен все эти годы занимался небольшим домом в городе, сдавал помещения и заключал арендные договоры. Сэмми настаивала только на том, чтобы дом не перестраивали, к примеру, под какой-нибудь новомодный магазин. «Я не хочу, чтобы Джейк, вернувшись, увидел на этом месте магазин с деликатесами для кошек или какими-нибудь собачьими ошейниками, украшенными мехом норки», — говорила она. Поначалу с этим не было проблем. За право взять дом в аренду боролись несколько врачей, словно, унаследовав кабинет доктора Рейнкроу, они могли унаследовать и его репутацию. Но прошло десять лет, ситуация изменилась. Бен вздохнул.