— Нам здесь не нужна никакая маленькая девочка, — плаксиво сказал Тим. — Мама, у тебя же есть я. Зачем тебе еще она?
— Замолчи! — крикнула Александра. — Не перебивай меня. — И тут же заворковала: — Сэмми, разве тебе здесь не нравится? Разве тебе не нравится ходить со мной в гости?
Саманта внимательно, не мигая, смотрела на нее.
— Джейк сказал, что ты ведьма.
Франни Сокрушенно вздохнула:
— Ох, детка. Алекс, не обращай внимания…
— Сара даже детей своих заставляет меня ненавидеть! — С застывшим лицом и со слезами на глазах Александра повернулась к мужу. — Слышишь, Уильям? Родная племянница боится меня, потому что Сарин сын вбил ей в голову какую-то чушь.
— Я тебя не боюсь. — Саманта говорила спокойно и уверенно. — Меня окунули в речку, и пробку вышибло. Теперь я нашла Джейка. Он не позволит, чтобы меня съела ведьма.
— О господи. — Александра, сжав голову руками, пошла к дому. Уильям неуклюже подошел к пони и снял Тима.
— Я рад за тебя, — сказал он Франни, но голос его звучал печально. — Заказать тебе билеты на самолет? Вам с Сэмми пора домой. Возвращайся к мужу и не беспокойся за Александру.
Франни прижалась щекой к макушке Саманты и тихо вздохнула.
— Ты заговорила, — прошептала она. — Это главное.
Саманта смотрела на Тима, вертевшегося около пони. Он поймал ее взгляд и яростно топнул ногой.
— Я тебя ненавижу! — громко сказал он, увернулся от Уильяма и побежал в дом.
Карл встретил их в аэропорту. Когда сел в машину, он поставил Саманту к себе на колени. По его лицу катились слезы. Она ласково погладила его по щеке.
— Не плачь, папа.
Карл тяжело вздохнул.
— Почему же ты не разговаривала с нами раньше, малышка?
— Не знаю.
— А почему с сыном миссис Рейнкроу ты заговорила?
— С Джейком, — подсказала Франни.
— Почему ты заговорила с Джейком, малышка?
— Он скучал по своей бабушке. Она не могла с ним поговорить, вот я и заговорила.
Карл удивленно посмотрел на Франни; она покачала головой.
— И не пытайся понять. Она просто помешалась на Джейке. Когда я ей объяснила, что Джейк не может полететь с нами в Германию, ее пришлось долго успокаивать. Я даже боялась, что она снова замолчит. Но перед самым отъездом мы заехали к ним попрощаться, и он обещал, что они еще увидятся. Все это очень мило, но немного странно. Словно они как-то необъяснимо связаны между собой.
Они замолчали, и Саманта, широко открыв полные жалости глаза, провела пальчиками по мокрому лицу Карла.
— Не грусти, папа.
— Я не грущу, — засмеялся он. — Я чертовски рад видеть своих девочек. — Он прижал к себе Франни, которая тоже плакала, и поцеловал ее. — Я уже боялся, что вы не вернетесь совсем. — Голос его стал хриплым. — Даже если бы Сэмми не заговорила никогда, я все равно не хотел бы, чтобы вы от меня уехали.
Франни уткнулась носом ему в щеку и улыбнулась.
— Мы снова вместе, и, наконец, все у нас в порядке. Саманта долго смотрела, как они целуются.
— Джейк обещал, — сказала она, вздохнув.
А через год они принесли домой из госпиталя новорожденную девочку, сели на диван в гостиной и познакомили с ней старшую сестру.
— Саманта, — ласково сказала Франни, опуская на колени розовый сверток, чтобы Саманта могла получше рассмотреть голубые глазки и светлые волосики, — это твоя младшая сестра. Ее зовут Шарлотта.
Названа в честь моего родного города, а не в честь ведьмы, — перебил ее Карл.
С минуту Саманта молча смотрела на Шарлотту огромными печальными голубыми глазами затем осторожно погладила ее по головке и сказала уверенно и спокойно:
— Я буду о тебе заботиться, мисс Шарлотта. Держись за меня. Я многое должна тебе сказать. — Она взглянула на родителей. — А когда ты подрастешь и заговоришь, мы поедем к Джейку
Глава 6
«На прошлой неделе нам с Элли исполнилось по десять лет», — записал Джейк в истрепанной тетрадке, которая хранилась у него под матрацем. Старики из Ковати говорили, что это важно — размечать путь, которым идешь. Если вдруг заблудишься, эти вехи тебе помогут. Вот папа — он рассказывал, что никогда не забудет, как в резервации, в школе-интернате для индейцев, учителя мыли ему рот с мылом каждый раз, когда он заговаривал на чероки. Или мама — она помнит каждое мгновение того дня, когда дядя Уильям женился на тете Александре и отдал ей мамин рубин.
«На прошлой неделе мы с Элли нашли пять аквамаринов в трещине скалы у Орлиного перевала, — продолжал он. — Два самых больших папа продал по сто долларов каждый. Он положил эти деньги в банк. Там уже кое-что накопилось. Мама говорит, это на колледж. Но я не хочу поступать в колледж. Я хочу остаться в Коуве навсегда и платить налоги».
Мать с отцом обещали, что налоги будут уплачены и без денег, вырученных от продажи камней. Шериф пока не приезжал их выселять, и Джейк не волновался. Элли действительно хотела учиться, чтобы стать врачом, как папа, так что деньги в банке не пропадут.
«Я часто думаю о Саманте, — писал он далее. — На Рождество миссис Райдер прислала фотографию: Саманте шесть лет, и с ней ее младшая сестра. Именно я, Джейкоб Ли Рейнкроу, научил говорить Саманту. Когда я вырасту, я возьму свою часть денег и поеду в Германию навестить ее. Надеюсь, она будет говорить и по-английски. А если нет, то, думаю, я смогу выучить немецкий. Вряд ли он труднее чероки, а чероки я выучил, когда был совсем маленьким».
Он закрыл тетрадь. Вот так. День рождения, деньги за камни, Коув и Саманта. Он записал все самое важное. Зарубки на память.
Моу Петтикорн был одним из папиных пациентов. Всего месяц назад он вернулся из Вьетнама — без правой ноги и со множеством розовых шрамов на шее справа. Было время, он играл защитником в сборной штата. Тогда все в один голос твердили, что он мог бы претендовать на футбольную стипендию в колледже, если бы не экзамены за последний класс средней школы. Он просидел там два года, и, когда провалился в последний раз, его забрали в армию. Так Моу попал на войну. Во Вьетнаме он водил джип и однажды подорвался на мине.
Когда он вернулся домой, родители купили ему новенький «Трансамерикен», и порой Джейк, выглядывая из окна папиного кабинета на Мейн-стрит, видел, как Моу, с бледным, словно у привидения, лицом, судорожно вцепившись обеими руками в руль, еле полз мимо. Народ шутил: Моу ездит так медленно, что его и белка обгонит.
Однажды в субботу Моу приковылял в отцовскую приемную, когда регистраторша вышла купить электрических лампочек, а Джейк с Элли уселись за ее стол.
— Вы на сегодня не записаны, — строго сказала ему Элли. Элли была совсем как папа, она относилась к медицине очень серьезно.
Моу посмотрел на них тяжелым напряженным взглядом, и шрамы над воротничком его рубашки стали наливаться кровью.
— Мне нужно снова выписать лекарство, — сказал он. — У меня припадки.
Джейку стало его жалко.
— Я позову отца, — сказал он.
Но Элли предостерегающе фыркнула.
— Отец удаляет мозоль миссис Симпсон. Если он отойдет, она опять грохнется в обморок, как в прошлый раз. — Она обратилась к Моу: — Вам придется подождать.
— Я не могу ждать! — Моу нервно крутил в руке ключи от машины, они выскользнули у него из рук, проехали по полированному столу и упали на пол, к ногам Джейка. Джейк поднял их и с грустью подумал, что Моу уже никогда не сможет точно и красиво пасовать. Ключи хранили тепло руки владельца, и Джейка посетило очередное безошибочное ощущение. Он протянул Моу ключи и, когда тот схватил их своей большой трясущейся рукой, очень тихо сказал:
— Здесь нет никаких мин. А вы все еще думаете, что есть.
Моу отпрянул.
— Ты совсем еще ребенок. Откуда тебе, знать о таких вещах?
Джейк и Элли обменялись настороженными взглядами, затем невинно посмотрели на Моу.
— Любому ребенку ясно, что вряд ли подорвешься на мине, когда едешь в бакалейную лавку.
Моу судорожно сглотнул.
— Странные вы детишки. Кого угодно вгоните в дрожь.
Он ушел.
Скоро все заметили, что он стал ездить на нормальной скорости.
То, что они знали о людях, давало над ними власть. Джейк стал этим втайне гордиться.
Джейк и Элеонора стояли, опираясь на низкие перила белой деревянной беседки, и смотрели, как их двоюродный брат круг за кругом проносится мимо них на высоком валлийском пони. Джеку казалось, что Тим скачет так же, как Моу Петтикорн водит машину — боясь расслабиться, словно бы в постоянном ожидании, что вот-вот что-нибудь взорвется.
На них были футболки и дешевые джинсы, а теннисные туфли они сбросили где-то посреди зеленого газона, между кирпичной конюшней и кругом для выездки. Они были потными и грязными, потому что только что спустились с чердака конюшни. Тим любил забираться туда поиграть. Они обыкновенно носились как сумасшедшие, кувыркались и валялись в сене, а Тим делал вид, что всем здесь распоряжается. В этом заключалась его игра.
Поэтому его белый пуловер, с его именем, вышитым крошечными золотыми буковками на воротничке, оставался чистеньким, коричневые брюки — отглаженными и ровненько заправленными в высокие сверкающие черные сапожки. На голове у него красовалась твердая черная шляпа, завязанная под подбородком.
Пони звали Сэр Ланселот. Тим выставлял его на соревнования по прыжкам и хвастался, что его мать платит за это кучу денег.
У них тоже был пони, дома, в Коуве, — им подарил его старый Кит Джонс, который жил в трейлере где-то в Ковати. В благодарность за то, что отец вылечил его, мистер Кит привел им этого пони, выученного всяким штукам — кланяться, считать, отбивая удары передним копытом. Но уж если на пони надевали седло, то он валился на спину и катался до тех пор, пока седло не слетало. Взнуздать его тоже было невозможно, так что они скакали на нем как бог на душу положит.
"Роковой рубин" отзывы
Отзывы читателей о книге "Роковой рубин". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Роковой рубин" друзьям в соцсетях.