– А, Молочница мистера Миллза!

Так что приветствовать вновь прибывших довелось леди Сефтон. Она сделала это, как только заметила их. Мисс Тавернер были представлены несколько человек, и вскоре она обнаружила, что танцует с лордом Молино, сыном ее светлости.

Замечания принцессы Эстергази Джудит не слышала, зато заметила выразительный взгляд, которым оно сопровождалось. От гнева у нее даже перехватило дыхание, а глаза засверкали ярче обычного. Она выглядела великолепно, но при этом настолько сурово и непреклонно, что повергла лорда Молино в панику. И вид мистера Джона Миллза, беседующего с какой-то дамой у одного из окон, отнюдь не улучшил настроения мисс Тавернер. Лорд Молино испытал большое облегчение, когда танец наконец закончился и, подведя ее к стулу у стены, исчез под предлогом того, что отправляется за бокалом лимонада для нее.

Часы показывали без десяти одиннадцать и, хотя гости продолжали прибывать, Перегрина по-прежнему не было видно. Джудит поняла – он с радостью воспользовался первым же мало-мальски подходящим поводом не приходить вовсе, поскольку недолюбливал танцы, но еще никогда в жизни она не чувствовал себя столь одинокой, поэтому надеялась, что с минуты на минуту брат все-таки появится.

Миссис Скаттергуд, встретив нескольких своих подруг, затеяла с ними оживленный разговор, однако, вдруг прервав его, поспешно метнулась к своей подопечной.

– Мистер Бруммель! – прошептала она на ухо Джудит. – Умоляю вас, дорогая, держите себя в руках, а если он заговорит с вами, заклинаю не забывать, что это может означать!

Одного только упоминания имени этого денди оказалось достаточно для того, чтобы раздуть искры гнева мисс Тавернер в жаркое пламя. Она выглядела кем угодно, только не смиренной особой, а после того как обратила свой взор на дверь и заприметила вошедшего джентльмена, по ее лицу скользнуло выражение брезгливого презрения.

Но тут на миссис Скаттергуд набросилась какая-то дама в фиолетовом тюрбане с плюмажем и увлекла ее в сторону с видом настолько снисходительным, что Джудит не удивилась бы, узнав: это и есть сама королева Шарлотта. Девушка повернулась рассмотреть мистера Джорджа Брайана Бруммеля.

Она едва удержалась, чтобы не рассмеяться, ибо более нелепую и заслуживающую насмешек фигуру придумать было трудно. На мгновение он застыл в дверях, настоящая кукла-марионетка, разряженная в пух и прах настолько, что напрочь затмил собой двух джентльменов, вошедших следом. Выглядел он сногсшибательно. Начиная с его сюртука зеленого атласа и заканчивая нелепыми туфлями на преогромном каблуке, он оказался именно таким, каким она его себе и представляла. Но, очевидно, апломба и самомнения ему было не занимать. Обозрев комнату в лорнет, отставленный от глаза, по меньшей мере, на целый фут, он засеменил к принцессе Эстергази и принялся расшаркиваться перед ней.

Джудит не могла отвести от него глаз; он же не смотрел в ее сторону, и потому она вполне могла позволить себе улыбку. Понемногу гнев ее сменился задорной веселостью; значит, вот он каков, Король Моды!

В чувство ее привел чей-то негромкий голос, раздавшийся совсем рядом:

– Прошу прощения, сударыня: это не вы уронили веер?

Вздрогнув от неожиданности, девушка обернулась и увидела перед собой джентльмена, в котором тотчас же узнала одного из тех двоих, что вошли вслед за Красавчиком. В руке мистер держал ее веер.

Джудит приняла свою безделушку, одарив его словами благодарности и свойственным ей прямым и открытым оценивающим взглядом. То, что она увидела, ей понравилось. Джентльмен был среднего роста, со светло-каштановыми волосами, причесанными в стиле «а ля Брут»[48], а лицо его, пусть и не особенно красивое, оставляло приятное впечатление. Губы, казалось, были готовы сложиться в улыбку; в ясных серых глазах таился острый ум; выразительность лицу придавали также густые брови. Одет он был весьма хорошо, но при этом настолько ненавязчиво, что Джудит затруднилась бы описать его наряд.

Он ответил ей столь же насмешливым и лукавым взглядом.

– Я вижу перед собой мисс Тавернер, не так ли? – осведомился он.

Она отметила, что и голос у него оказался очень приятным, а манеры – скромными и ненавязчивыми. Посему девушка ответила ему по-дружески:

– Да, это я – мисс Тавернер, сэр. Не представляю, правда, как вы меня узнали, поскольку раньше мы с вами не встречались.

– Да, целую неделю меня не было в городе, – отозвался он. – Иначе я, естественно, нанес бы вам визит. Ваш опекун – мой добрый друг.

По мнению мисс Тавернер, подобное обстоятельство вряд ли свидетельствовало в его пользу, но она ограничилась тем, что сказала:

– Вы очень добры, сэр. Но откуда же вы меня знаете?

– Вас мне описывали, мисс Тавернер. Я не мог ошибиться.

На щеках ее выступил легкий румянец; она подняла глаза и пристально взглянула на него.

– Быть может, это был мистер Миллз, сэр?

Одна из его выразительных бровей взлетела ко лбу.

– Нет, сударыня, не мистер Миллз. Но могу я спросить – если вы не сочтете это невежливым – что заставляет вас так думать?

– Мистер Миллз взял себе за правило описывать меня стольким своим знакомым, что подобное предположение с моей стороны было вполне естественным, – с горечью призналась Джудит.

– Вот как! – Он окинул ее проницательным взглядом. – Призна́юсь вам, я очень любопытное создание, мисс Тавернер. Надеюсь, вы расскажете мне, что вас так рассердило, – сказал он.

Джудит улыбнулась.

– Я знаю, не должна делать этого. Но предупреждаю вас, сэр, что разговаривать со мной нынче не в моде.

На сей раз обе его брови взлетели ко лбу.

– По утверждению мистера Миллза? – полюбопытствовал джентльмен.

– Да, сэр, насколько я понимаю. Мистер Миллз был настолько любезен, что окрестил меня Молочницей, равно как и заявил: ни один светский человек не сможет вынести… моего общества. – Она постаралась, чтобы эти слова прозвучали легко и непринужденно, но добилась лишь того, что ее негодование прорвалось наружу.

Он пододвинул к себе стул.

– Позвольте заверить вас, мисс Тавернер: вам нет ни малейшей нужды позволять, чтобы оскорбительное высокомерие мистера Миллза причиняло вам хоть какие-то неудобства. Я могу присесть рядом с вами?

Она кивком головы выразила согласие; ей оставалось только порадоваться тому, что он изъявил подобное желание. Быть может, на нем и не было зеленого с блестками сюртука и весь Лондон не ходил перед ним на задних лапках, но она предпочла бы поговорить с ним, чем с каким-нибудь денди. Джудит откровенно заявила:

– Я все прекрасно понимаю, и это меня ничуть не огорчает. Но, по правде говоря, ужасно злит. Понимаете, мы – я и мой брат – никогда не бывали в Лондоне раньше, и потому мы очень хотели… войти в высшее общество. Но, как мне теперь представляется, это самое общество вполне солидарно с мистером Миллзом – хотя очень многие люди, разумеется, были с нами весьма добры и любезны.

– Знаете, мисс Тавернер, из разговора с вами я понял, что отсутствовал в городе намного дольше, чем полагал, – заметил джентльмен, напустив на себя комически-растерянный вид. – Когда я уезжал из Лондона в Чевели[49], уверяю вас, мистер Миллз еще не задавал тон в обществе.

– О, – возразила она, – вы не должны думать, будто я не знаю, кому это по силам. Мне буквально все уши прожужжали этим Красавчиком Бруммелем! Мне говорят, что я должна всеми силами добиваться его расположения, если хочу иметь успех в обществе, но я заявляю вам откровенно, сэр: у меня нет таких намерений! – Заметив легкое недоумение в его глазах, девушка с вызовом добавила: – Мне очень жаль, если он тоже приходится вам другом, но я уже приняла решение: меня не интересуют ни его хорошее мнение, ни покровительство.

– Мне вы можете излагать свое мнение о нем совершенно свободно, – серьезным тоном уверил ее собеседник. – Но что же он такого сделал, чтобы заслужить ваше презрение, сударыня?

– Да вы только взгляните на него, сэр! – сказала Джудит, многозначительно переводя взгляд на живописную фигуру в другом конце зала. – Сюртук с блестками! – с невыразимым презрением протянула она.

Он проследил за ее взглядом.

– Совершенно с вами согласен, мисс Тавернер. Хотя я лично не рискнул бы назвать это сюртуком.

– О, и это еще не все! – сказала Джудит. – Я только и слышу о его аффектациях и дерзости! Положительно, он переполнил чашу моего терпения.

У нее вдруг сложилось впечатление, будто собеседник от души потешается над ней, но, когда он заговорил, голос его прозвучал с подкупающей серьезностью:

– Увы, сударыня, но ведь именно странности мистера Бруммеля делают его личностью столь известной. Если он перестанет смущать пристальными взглядами герцогинь или не будет небрежно кивать принцам, поворачиваясь к ним спиной, то о нем через неделю забудут. А если мир настолько глуп, чтобы восхищаться его нелепостями – речь не о нас с вами, разумеется, – то о чем это говорит?

– Ни о чем, полагаю, – пожала плечами Джудит. – Однако, если я не смогу преуспеть без того, чтобы всеми правдами и неправдами добиваться его расположения, тогда предпочту потерпеть неудачу.

– Мисс Тавернер, – ответил он, и в глазах его вновь заплясали смешинки, – я предрекаю, что вы произведете фурор.

Она покачала головой.

– Почему вы так думаете, сэр?

Он поднялся.

– Нет, сударыня, я так не думаю. Я в этом уверен. Сейчас на вас устремлены все взоры. Вы занимали меня разговором более получаса. – Он отвесил ей изысканный поклон. – Могу ли я рассчитывать на то, что вы удостоите меня чести принять у себя?

– Мы будем рады, сэр.

– В самом деле? – обронил он загадочно и отошел туда, где стену подпирал лорд Олванли.

А в следующий миг к мисс Тавернер подскочила миссис Скаттергуд и заверещала от восторга:

– Любовь моя, что он сказал вам? Немедленно расскажите мне!

Джудит обернулась к ней.

– Сказал мне? – в недоумении повторила она. – Он спросил, может ли нанести нам визит, и…