— Вы все найдете в нем. Молю Бога, что поступила правильно.

После недолгих колебаний Ханна торопливо ушла, оставив меня наедине с огромным конвертом. Разорвав его, я достала несколько листков бумаги, исписанных аккуратным почерком.

И взглянула на первую страницу.

«Моя дорогая доченька Опал!

Пройдет много лет, прежде чем ты прочитаешь написанное мной. Надеюсь, ты не будешь плохо думать об ушедшей. Помни, что я любила тебя и что делаю это по одной причине: так будет лучше для нас всех. Мне так хочется, чтобы ты поняла: мои последние мысли — о тебе…»

Я ничего не понимала, а поэтому решила отправиться на могилу Джессики, где никто не помешает. И там принялась за чтение:

«Начну с самого начала. Ты должна получше узнать меня и понять, почему судьба сложилась так, а не иначе. В любой семье есть белая ворона, не похожая на других. Я росла именно такой. Ксавьер был умным, хорошо учился и всегда приходил на помощь. Мириам иногда сбивалась с истинного пути, но только под моим влиянием. Сестра очень переменчива, ее можно подговорить на любую шалость. Но временами она ведет себя, как идеальная дочь. Во мне же всегда жил авантюрный дух.

Иногда я притворялась привидением и играла на клавесине в галерее, а потом пряталась, и прислуга начинала болтать, что дом посещают призраки. Я льстила миссис Бакет, чтобы та отдельно пекла для меня вкусные булочки. Папа обожал меня, а вот мама не жаловала. Отец научил меня играть в покер. Никогда не забуду матушкиного лица, когда та вошла в кабинет и обнаружила, что мы держим в руках карты. В этот момент я впервые поняла, что в доме не все ладно. Она стояла в такой драматической позе, что мне захотелось рассмеяться. А потом заявила:

— Занимаетесь ерундой, пока Рим горит!

Я ответила, что мы просто играем в покер. Мама закричала, что мне должно быть стыдно, выхватила карты и бросила их в огонь.

— Теперь горят карты, а не Рим, — не сдержалась я, за что немедленно получила от матери пощечину.

Это было слишком неожиданно, она никогда не доходила до рукоприкладства и наказывала только словами. Папу подобное поведение шокировало, и он строго приказал:

— Не смей поднимать руку на детей!

Тут у матушки вырвалось:

— Разве ты имеешь право приказывать, как вести себя? Учишь дочь дурному! Карты означают долги. Они довели нас до ужасного положения. Ты знаешь, что крышу давно следует починить? В галерее капает вода. Пол в библиотеке прохудился. Слугам не платили два месяца. А ты играешь с дочерью в покер!

Я прижала руку к тому месту, куда получила пощечину. И тут отец умоляюще заговорил:

— Не в присутствии Джессики, пожалуйста, Дороти.

Но мама ответила:

— Все скоро узнают, что ты проиграл не только свое состояние, но и мое.

Я наблюдала, как горела червовая дама, а потом мама ушла, и мы с папой остались одни.

Не знаю, зачем я рассказываю тебе об этом. Эпизод не так важен. Просто хочется, чтобы ты поближе узнала меня, Опал, и поняла нашу жизнь. Боюсь остаться для тебя лишь именем. Жажду, чтобы ты поняла, что я существовала во плоти и крови. Может, я порву то, что написала, и решу, что тебе не стоит знать о многом. Но прежде хочется выговориться.

А то, что произошло в кабинете отца, — начало. Именно тогда я отчетливо поняла, что нам придется продать Оуклэнд Холл.

После этого дня сцены в доме следовали одна за другой. Речь шла только о деньгах, которых не было и в которых нуждались. Я понимала, что папа не прав. Но этот семейный порок достался ему в наследство.

Достаточно взглянуть на портреты предков. Например, Джоффрея, жившего три столетия назад и почти разорившего нас. Потом был Джеймс, ставший капитаном и почти пиратом. Он украл сокровища с испанских галер, и семья снова разбогатела. Следующий — Чарльз — слыл игроком. Это было время короля Чарльза Первого, наш род боролся за него, пережил тяжелые времена и сумел приобрести новые земли и богатства в награду за преданность. Сотню лет все шло хорошо, а потом появился Генри Клейверинг, самый страстный игрок из всех, друг Джорджа, принца Уэльского, денди и настоящий мот.

Семья так и не оправилась от его долгов, хотя в начале столетия пыталась сделать это. Отец моего батюшки унаследовал семейный порок и передал его сыну. Оуклэнд Холл не справился с двумя поколениями игроков. Оставалось лишь одно: продать имение.

В то время мне исполнилось шестнадцать. Я очень переживала. Папа находился в депрессии, и все боялись, что он покончит с собой. Мама постоянно изливала свою горечь. Мы были вынуждены продать не только дом, но и все дорогие вещи: гобелены, серебро, мебель. А потом переехали в Дауэр. Ксавьеру он очень нравился, но мама не желала слушать утешений и постоянно вымещала на нас свою злость.

Все пошло вкривь и вкось. Я ненавидела ее издевки над отцом, ежедневные и ежечасные. Будто другой боли недостаточно!

Мы все изменились. Ксавьер стал замкнутым, хотя и не упрекал папу. Он занялся управлением маленькой фермы, имения больше не существовало. Мириам исполнилось пятнадцать, ее гувернантку отослали, и мама сама обучала сестру.

Я уже считалась взрослой, и матушка заставляла меня помогать на кухне, закатывать компоты и варить варенье. Она постоянно повторяла, что мы должны стать полезны тем, за кого выйдем замуж, ибо впредь мужья девиц Клейверингов будут бедняками.

Мириам унаследовала язвительный язык от мамы и присущую ей желчь. Меня это не коснулось. Я понимала, что порочный инстинкт предков толкнул отца к игральному столу. У меня самой было необузданное стремление к жизни. Я всегда действовала импульсивно, а уже потом обдумывала, насколько мудрым был поступок. Надеюсь, ты вырастешь другой, моя дорогая Опал, иначе беды не миновать.

Мистер Хенникер, сделавший состояние в Австралии, купил Оуклэнд. Мне он сразу показался человеком дружелюбным и однажды приехал с визитом в Дауэр. Я этот день никогда не забуду. Клейверинги чинно пили чай, когда Мэдди ввела Бена в гостиную.

— Мадам, — обратился он к маме, — поскольку мы соседи, то должны подружиться. Я приглашаю гостей на следующей неделе. Может, согласитесь присоединиться к ним?

Мама умеет пригвоздить человека взглядом. Она выработала эту привычку, командуя слугами в Оуклэнде и Дауэре. Им не позволяли забывать, что мы из славного рода Клейверингов, сколько бы долгов ни наделали.

— Гостей, мистер Хенникер? — сказала она с презрением, словно получила приглашение принять участие в римской оргии. — Об этом не может быть и речи. Мои дочери еще не выходят в свет, а мы будем заняты.

— Я могу пойти, мама, — вмешалась я. Но та бросила на меня уничтожающий взгляд.

— Ты никуда не пойдешь, Джессика, — холодно заявила она.

Лицо мистера Хенникера покраснело от злости, и он произнес:

— Я понимаю, что на следующей неделе вы заняты, и вас не устроит любая другая, если я наберусь наглости набиваться со своим приглашением. Не беспокойтесь, ни вам, ни вашим дочерям ничто не угрожает… Пока я хозяин Оуклэнд Холла, вас туда больше не пригласят. — После этих слов он вышел из комнаты.

Я страшно разозлилась на маму за непростительную грубость. Нельзя ненавидеть человека только за то, что тот купил наш бывший замок, выставленный для открытой продажи. Мы сами искали покупателя.

Я выскочила из дома и побежала за мистером Хенникером, но сумела догнать лишь на половине дороги к Холлу.

— Извините, пожалуйста, — задыхаясь, начала я. — Мне стыдно за маму. Не думайте плохо о нас всех.

Синие глаза мистера Хенникера потемнели от ярости, но постепенно его лицо озарила улыбка.

— Не могу поверить! Неужели это мисс Клейверинг, собственной персоной!

— Меня зовут Джессика.

— А вы не похожи на мать, — сказал он и добавил: — Лучшего комплимента я сделать не могу.

— У нее есть свои положительные черты, — защищалась я. — Но их трудно сразу различить.

Мистер Хенникер расхохотался, причем так заразительно, что я тоже не сдержалась. Потом он произнес:

— Как приятно, что вы побежали за мной. Вы прекрасный человек, мисс Джессика. Приходите в свой старый дом, не пожалеете. Ведь ваша мать говорила только о себе. Познакомитесь с моими друзьями. Они хорошие люди. У вас на многое откроются глаза. Вы ведь всю жизнь прожили в клетке. Сколько вам лет?

— Семнадцать.

— Чудный возраст. Как раз для приключений. Не так ли? Загляните ко мне когда-нибудь… Если сочтете возможным. Вы ведь скучаете?

— Нет.

И это было правдой. Я любила наносить визиты. Дворяне имели привычку посещать своих арендаторов, заботясь об их благополучии. Дома мы проводили время за уроками, обсуждали деревенские новости, занимались шитьем, но больше всего думали и говорили о будущих балах, на которых нас представят свету. И вдруг все рухнуло.

Прощай, Оуклэнд Холл! Прощайте, несбывшиеся надежды!

Я поняла, насколько однообразным было такое существование, только после того, как мистер Хенникер открыл мне дверь в иную жизнь.

Посещения Холла стали для меня отдушиной…»

Я прервала чтение и посмотрела на могилку. Странно, что моя собственная жизнь идет по протоптанной стезе. Со мной происходит то же что и с Джессикой. Хотелось как можно скорее дочитать послание до конца и вместе с тем насладиться живым описанием иной жизни. Чужая судьба становилась для меня понятней, открывая личность и характер женщины, носившей мое имя. Но почему она выбрала именно меня и зачем так подробно рассказывает о себе?

Глаза побежали по строчкам.

«Безусловно, я обманывала родных, хотя частично открылась Мириам. Мне искренне хотелось взять ее с собой в Оуклэнд Холл. Однако из-за боязни разоблачения и скандала я решила не втягивать младшую сестру, так как несла за нее ответственность. Мириам легко управлять. Со мной она становилась проказницей.

В детстве у нас была гувернантка, весьма сильная особа, втайне исповедовавшая буддизм. Мириам чуть не приняла эту веру поддавшись влиянию учительницы. В присутствии мамы она становилась язвительной и корила отца за былые ошибки. Я недаром прозвала сестру Хамелеоном, ибо та слишком часто меняла свое мнение.