Ричард на миг закрыл глаза и покачал головой.

— Я считал, что из всех людей ты первая поймешь меня. Я должен выполнить свой долг, и дело тут не только в моем имени. Вспомни, ведь Люси Райдер убита, а я поклялся себе, что отомщу за ее смерть.

Возможно, если бы Розамунда не предавалась весь день мечтам об уединенной жизни с Ричардом вдали от Англии, она бы восприняла его слова спокойнее. Но рухнувшие надежды вкупе с растущей паникой подлили масла в огонь ее гнева.

Отступив на шаг, она произнесла дрожащим голосом:

— Значит, ты предпочитаешь мне женщину, предавшую тебя?

Ричард начал терять терпение. Пылкая и нежная возлюбленная, понимавшая его без слов, на глазах превращалась в мегеру.

— Розамунда, остановись, я не узнаю тебя.

— Зато я должна была узнать тебя лучше! Ты же волк-одиночка. Харпер предупреждал меня. Если бы я его послушалась, этот разговор не состоялся бы.

Ему показалось, будто она его ударила.

— Наверное, стоило послушаться Харпера, — резко ответил он и в ту же секунду пожалел об этом. Он протянул к ней руки: — Розамунда!

Но она оттолкнула его и, взмахнув юбками, убежала. Он ринулся было за ней, но остановился и со всего размаха ударил кулаком по стволу декоративной пальмы.

* * *

Войдя в галерею, Розамунда обнаружила там отца, Джастина и Каспара. Они стояли и курили сигары.

Она указала дрожащим пальцем на каждого по очереди.

— Вы в ответе за это! — сквозь слезы воскликнула она. — Это вы втянули его!

Они обменялись обеспокоенными взглядами.

— Нет, — хором ответили они.

— В таком случае вам следует убедить его остаться, или я никогда вас не прощу. — С этими словами она выбежала из галереи.

Герцог выпустил струю дыма.

— Хотел бы я посмотреть на человека, — медленно произнес он, — который заставит Ричарда Мэйтленда изменить однажды принятое решение. Я уже пытался отговорить его от женитьбы на Розамунде и больше не желаю понапрасну тратить время.

— Ты сожалеешь о том, что этот брак состоялся? — спросил Каспар.

— Нет, только о неудачно выбранном моменте, но, как мы знаем, у меня были веские причины, чтобы дать согласие.

— И все же мезальянс налицо, — покачал головой Джастин. — Еще несколько недель назад все газеты величали Розамунду не иначе как «идеальная принцесса». Она променяла важного вельможу на нелепого выскочку.

Герцог возразил:

— Нелепый — слово, которое я никогда бы не употребил по отношению к Мэйтленду. Непреклонный — может быть. Целеустремленный — несомненно. Он никогда не сдается. Но он человек чести, и он достоин уважения. — Подумав немного, он продолжил: — Я могу выхлопотать ему титул. Конечно, когда он снимет с себя обвинения. За хорошую цену титул можно купить, а принц-регент постоянно стеснен в средствах. Барон Мэйтленд — неплохо звучит.

— Отец, я бы не делал этого, — предостерег Каспар.

— Что? Даже не посвятить его в рыцари?

— Да. Он не скажет тебе спасибо. Скорее всего, даже оскорбится. Он из тех людей, которые любят сами добиваться заслуг.

Старший Ромси окинул сына изучающим взглядом, затем сказал:

— Он тебе нравится, я вижу?

— Я бы не утверждал так прямо, — усмехнулся Каспар. — Скажем так, после личного знакомства мое мнение о нем улучшилось. Он из тех солдат, с которыми хорошо сражаться бок о бок в самой жаркой битве. Естественно, с другого бока должен стоять Харпер.

— А я? — вступил в разговор Джастин. — Я тоже был солдатом.

Каспар выпустил колечко дыма, и оно медленно поднялось к потолку.

— Да, — согласился он. — Но ты пропустил Испанскую кампанию. Это была грязная и жестокая война. Вот почему мы с Мэйтлендом поняли друг друга. — Он ободряюще посмотрел на Джастина: — Не печалься, брат. Ты проявил себя при Ватерлоо и заслужил свои награды.

— Но сражаться в Испании — это другое? — В голосе Джастина слышался вызов.

— Участием в той войне нечего хвалиться, — легко ответил Каспар. Он подошел к камину и кинул окурок своей сигары на решетку. — Большинство солдат той поры стараются забыть о ней.

Когда он повернулся к отцу и брату, на лице его играла улыбка.

— Пора, — сказал он.

Герцог взглянул на часы, стоящие на каминной полке, и вздохнул.

— Да, — согласился он. — Не стоит заставлять моего новоиспеченного зятя ждать. — Он сжал правую руку Каспара. — Ваши разговоры о войне встревожили меня. Ты будешь осторожен?

— Обещаю.

— Удачи тебе, — пожелал Джастин.

Каспар вышел в зимний сад и мягко прикрыл за собой дверь.

После минутной паузы герцог обнял младшего сына, что было ему несвойственно, и предложил:

— Давай-ка пойдем в библиотеку и опорожним бутылочку моего лучшего коньяка.

По пути в библиотеку Джастин спросил:

— Что случилось с Каспаром в Испании?

— То же, что и с другими солдатами. Это война, сынок.

* * *

Розамунда без сна ворочалась в своей одинокой постели. После ссоры с Ричардом прошло несколько часов. Сейчас собственная правота уже не была ей так очевидна. Шок сделал ее язык острее бритвы. Но она и не чувствовала себя виноватой. Чего она хотела, так это сесть и спокойно поговорить с Ричардом об их различиях, как цивилизованные люди, и прийти к компромиссу.

Она резко села на кровати. Ричард Мэйтленд не знал значения слова «компромисс»! Она всеми силами разжигала в себе гнев, но он угас. Он никогда не притворялся кем-то другим. Это она не до конца понимала его. Она с самого начала знала, что доброе имя — самое ценное в его жизни.

И потом, была еще Люси Райдер.

Розамунда поморщилась, вспомнив свои резкие слова, брошенные ему в лицо: «Значит, ты предпочитаешь мне женщину, предавшую тебя?» Как могла она быть такой черствой? «Прости меня, Люси», — с раскаянием прошептала она в темноту.

Такова была ее первая брачная ночь. Что она делает здесь, одна в своей постели, когда ее муж — она смаковала это слово — возможно, точно так же не находит себе места от одиночества. Не такой она представляла свою первую брачную ночь. Каковы бы ни были разногласия между ними, Ричард не заслужил ее холодности.

С этой мыслью она откинула одеяло, вскочила и принялась лихорадочно одеваться. Десять минут спустя она покинула замок и медленно пошла к дому Ричарда. В окне не было света, и она представила, как он ворочается в темноте без сна. Полная раскаяния, она повернула ключ в замке и вошла внутрь.

— Ричард?

Нет ответа. Она сразу же почуяла неладное. В комнате было холодно, в камине не тлели угли. Она на ощупь нашла трутницу и довольно скоро зажгла свечу.

Постель была застлана, и ничто в маленькой комнате не указывало на то, что еще недавно она была обитаема. Розамунда подошла к шкафу и выдвинула все ящики. Они были пусты.

С тревожно бьющимся сердцем она выскочила за дверь и быстро прошла к комнате Харпера. На двери висел замок. Она открыла его, но там ее встретил такой же холод, как и в каморке Ричарда.

Очень медленно, словно в тумане, она вернулась обратно и села на один из стульев в пустой, холодной комнатушке.

Он покинул ее без единого слова прощания. Негодяй! Пусть она убежала, хлопнув дверью, не дав ему шанса объясниться, но ведь он мог пойти за ней, заставить выслушать его.

«Я уезжаю, ты остаешься».

— Ха! — звонко сказала она пустой комнате. — Это ты так считаешь, Ричард Мэйтленд!

Он собирался ехать в Лондон, но не оставил адреса, где его найти. Он явно не доверял ей и не рассчитывал на ее помощь. После всего, что с ними случилось, он должен был знать ее лучше.

Что ж, у нее теперь есть свой дом в Лондоне. Правда, пока нет ключей от него, но можно остановиться в Кларендоне, пока стряпчие не уладят формальности. Она заставит Ричарда прийти к ней, и уж тогда выскажет все, что о нем думает. Он относился к ней как к бесполезной игрушке, которая только и годится на то, чтобы поставить на полку и сдувать пыль, потому что она слишком хрупкая и может нечаянно разбиться.

О, как он ошибался!

Когда Розамунда возвращалась в замок, глаза ее были сухи, а спина гордо выпрямлена.

23

Джордж Уиверс был застигнут врасплох, увидев в своем кабинете майора Дигби и капитана Уорсли. Предполагалось, что они станут встречаться в нейтральных местах — в джентльменских клубах или на светских раутах. Он не хотел, чтобы сложилось впечатление об их более тесном общении.

Внешне он излучал гостеприимство, однако в душе клокотал от ярости. Любая ниточка, связывавшая его с Ричардом Мэйтлендом, была поводом для беспокойства. А Дигби все еще занимался поисками Мэйтленда. Уиверс исполнил свою роль, подсказав, где его следует искать и кого опрашивать. Однако сделал он это под маской стороннего наблюдателя, донесшего до властей подслушанные сплетни, как и положено законопослушному гражданину. Такая тактика дала результаты. С одной стороны, Дигби продолжал держать его в курсе следствия. С другой, он делал это, соблюдая дистанцию, и Уиверс рассчитывал и в дальнейшем сохранить подобное положение вещей.

Однако следствие не продвинулось ни на йоту, и это приводило Уиверса в бешенство. Прошло три недели, а Мэйтленд словно в воду канул. Не в его привычках было затаиваться и пережидать опасность, это Уиверс проверил на себе. Однажды он имел неосторожность пустить Мэйтленда по своему следу и горько пожалел об этом. Он хорошо усвоил урок.

— Проходите, присаживайтесь, — приветствовал он гостей.

Пока Дигби и Уорсли устраивались на стульях, Уиверс подошел к окну и выглянул на улицу. День клонился к вечеру, и жизнь на Бонд-стрит бурлила по обыкновению. По обе стороны улицы медленно двигались экипажи, направляясь в сторону Оксфорд-стрит или Пикадилли. Толпа хорошо одетых людей перетекала из магазина в магазин. Он не увидел ничего необычного, никто не следил за его дверью.