Розамунда осторожно отставила чашку и горько усмехнулась.

— А вот что, — сказала она. — Мужчина моей мечты должен быть таким, как ты, Кэлли, то есть откровенным и прямолинейным до грубости. Мне не нужно будет гадать, что он думает о том или ином предмете — потому что он прямо выскажет мне все в лицо. Его не будет заботить, что я дочь герцога. Ему будет наплевать на мое состояние. Он станет спорить со мной на каждом шагу. Он и не подумает льстить моему отцу и братьям, а если они пойдут поперек его воли — пошлет их ко всем чертям. А еще…

— Ну?

— Когда мы будем играть в карты, шахматы или во что угодно — он не станет дуться только потому, что его обыграла женщина.

Кэлли расхохоталась.

— Бог мой, да ты не шутишь!

— Разумеется, нет. Но поскольку этот венец творения покуда еще не дал о себе знать, мне придется довольствоваться твоим обществом. А теперь скажи мне, чем мы сегодня займемся.

Кэлли с нарочитым старанием поправила золотой браслет и, не поднимая глаз, ответила:

— Боюсь, что часа полтора-два тебе придется обойтись без моего общества — у меня есть дело, которое я не могу отложить. — Она подняла глаза и усмехнулась. — Я бы пригласила и тебя, но если твой отец узнает об этом, он с меня голову снимет.

Розамунда досадливо нахмурилась.

— Кэлли, я полагала, что ты лучше знаешь моего отца. Он чаще грозится, чем приводит свои угрозы в исполнение. Если б я боялась, что он снимет с меня голову, я бы приняла предложение принца Михаэля, так ведь? Словом, предоставь мне самой объясняться с отцом и скажи ясно, куда мы сегодня отправимся.

Кэлли покачала головой.

— Нет. Кроме шуток, Роз, в том месте, куда я собралась, тебе делать нечего.

— Уж позволь мне самой об этом судить.

— Что ж, ладно. Я еду в Ньюгейт.

— Ньюгейт?! Неужели — тот самый…

— Да. В тюрьму.

Перед мысленным взором Розамунды возникла отвратительная картина публичной казни. Пораженная этой мыслью, она окинула подругу испытующим взглядом. Это так похоже на Кэлли! Она всегда слыла эксцентричной особой — такой, что ради острых ощущений могла бы бросить вызов и самому дьяволу. Еще и поэтому Кэлли была так популярна в свете. У нее в запасе всегда был десяток историй, которые одновременно пугали и восхищали слушателей. Кэлли была какой угодно, но только не скучной. Она посещала балы-маскарады, о которых порядочным дамам и знать-то не полагалось; она ухитрилась даже совершить полет на воздушном шаре. Но чтобы присутствовать на казни? Нет, это уж чересчур!

Кэлли вскинула тонкие брови.

— Не знаю, что за мысли бродят сейчас в твоей голове, но могу побиться об заклад, что ты ошибаешься. Я еду в Ньюгейт с благотворительной целью.

Она поднялась и отошла к буфету. Вернувшись через минуту, Кэлли подала Розамунде сложенную газету.

— Прочти первую страницу, — сказала она. — Ричард Мэйтленд. Суд над ним продолжался целую неделю; наверняка ты читала об этом. Его признали виновным и приговорили к повешению.

Розамунда мельком глянула на газету и подняла глаза на Кэлли.

— Это тот самый, что убил служанку из трактира «Георгий и дракон»? Кажется, она была его любовницей?

Кэлли покачала головой.

— Мэйтленд это отрицает. Клянется, что они были только друзьями. Отец девушки служил вместе с Мэйт-лендом в Испании, и после его гибели она обратилась к Мэйтленду за помощью. Он утверждает, что, когда он вошел в комнату, девушка уже была мертва и один из ее убийц напал на него.

— Убийц?

— Да, их было двое. Мальчишка и взрослый мужчина. Разве ты не читала газет?

— Читала, но не помню подробностей.

Кэлли нетерпеливо фыркнула.

— Мальчишка был участником сговора. Он заманил Мэйтленда в комнату, чтобы настоящий убийца, который прятался за дверью, мог напасть на него и прикончить.

— Разве это не было убийство из ревности? Прокурор утверждает, что девушка собиралась бросить Мэйтленда ради другого мужчины. То же самое говорили и свидетели.

— О да, свидетели! — презрительно выдохнула Кэлли. — Если только можно считать надежными свидетелями трактирных слуг и служанок!

Порой Кэлли вела себя на редкость раздражающе — вот как теперь, например. Уж если она что-то вбила себе в голову, то готова была любой ценой защищать свою правоту. Розамунда читала в газетах о суде над Мэйт-лендом — правда, не слишком внимательно, потому что те же газеты вовсю сплетничали о ее будущем браке с принцем Михаэлем. И все же она помнила, что ни на минуту не усомнилась в виновности Ричарда Мэйтленда.

— Эти слуги и служанки, — сказала она вслух, — порядочные люди, и суд поверил их показаниям.

— Ха! В этих мошенниках порядочности ни на грош. Уж ты мне поверь, это было видно с первого взгляда. Ведь я была там, на суде. Я не пропустила ни единого дня.

Это известие Розамунду нисколько не удивило. Светские дамы — те, что посмелее, — частенько посещали заседания, а уж Кэлли смелости было не занимать. Помолчав немного, она спросила:

— С какой стати свидетели стали бы лгать?

— Может быть, их подкупили. Или запугали. Мэйтленд утверждал, что у него немало влиятельных врагов.

Розамунда покачала головой.

— В чем дело? — с вызовом осведомилась Кэлли.

— Почему ты так убеждена в его невиновности?

— Да потому что он — Ричард Мэйтленд. Офицер и джентльмен. Глава Особого отдела Тайной службы, пускай и бывший. Я скорее поверю ему, чем трактирным слугам и служанкам. И я намерена сказать ему об этом при личной встрече. О, да не пугайся ты так! Он будет закован в кандалы, так что нам ничто не грозит.

Розамунда слишком плохо знала подоплеку дела, чтобы ввязываться в спор, к тому же она давно поняла, что если Кэлли что-то решила, — переубедить ее невозможно.

— Кто это «мы»? — спросила она вслух.

— Тетушка Фрэн, конечно. И еще в Ньюгейте нас будет ждать Чарльз, так что я, как видишь, без присмотра не останусь.

«Да, — подумала Розамунда, — вот прекрасный случай для Чарльза доказать, что он не подкаблучник». Впрочем, Кэлли бы его все равно не послушала.

Кэлли, испытующе глядевшая на подругу, тихо и выразительно вздохнула.

— Слушай, Роз, — сказала она, — мне ведь просто жаль этого человека, вот и все. Друзья бросили его на произвол судьбы. Я всего лишь хочу, чтобы он знал: есть хотя бы один человек, который верит ему. Так что я намерена напоследок угостить его роскошным ужином — шампанское, жареная утка, трюфели и все такое прочее. Да не хмурься ты так! Может, он еще и не захочет встретиться со мной. Тогда я просто оставлю корзинку с угощением у начальника тюрьмы.

Воцарилось недолгое молчание, затем Кэлли прибавила:

— Полагаю, ты не встречала Мэйтленда, когда вы были в Лиссабоне?

— А Мэйтленд был в Лиссабоне?

— Он прошел всю испанскую кампанию. Его послужной список безупречен. Об этом тоже писали в газетах.

— Нет, я никогда с ним не встречалась. Впрочем, это и неудивительно. В Лиссабоне мы с отцом были гостями в посольстве. Если там и попадались военные, то лишь высокие чины.

Кэлли поднялась.

— Если хочешь перед поездкой привести себя в порядок — лиловая комната в полном твоем распоряжении. Встретимся здесь же, скажем… через полчаса, идет? Если передумаешь, я не обижусь. Я ведь хорошо знаю, как злится твой отец, когда ты забываешь о своем высоком положении. Не захочешь ехать — располагайся здесь и будь как дома. Мы вернемся через час с небольшим.

Оставшись одна, Розамунда откинулась на спинку кресла, чего никогда не позволяла себе при посторонних. Удивительно, но рядом с Кэлли она всегда чувствует себя безвольной недотепой! Взгляд ее упал на газету, о которой говорила Кэлли. Помедлив немного, Розамунда потянулась к газете и развернула ее так резко, что едва не разорвала страницу. На газете стояла дата: «28 августа 1816 года». Розамунда начала читать:


«Мэйтленд признан виновным и приговорен к повешению!


Сегодня на заседании суда в Олд Бейли полковник Ричард Мэйтленд, глава Тайной службы, был признан виновным в убийстве мисс Люсиллы Райдер. Предполагалось, что суд может рекомендовать смягчение наказания ввиду безупречного послужного списка обвиняемого, однако эти предположения не оправдались. Перед тем как огласить приговор, главный судья Робартс отметил, что преступление было совершено с особой жестокостью и что в цивилизованной стране немыслимо потакать убийствам из ревности. Надев черную шапочку, главный судья огласил приговор: смертная казнь через повешение.

Все это время Мэйтленд держался стоически и, покуда зачитывался приговор, не произнес ни единого звука. Полковника Мэйтленда, который неизменно настаивал на своей невиновности, увели из зала заседания в цепях.

Многие из собравшихся на ступенях Олд Бейли громко выражали свое удовлетворение смертным приговором. Общая точка зрения была, судя по всему, такова: никто не может ставить себя выше закона, а уж человек, подобный полковнику Мэйтленду, присягнувший защищать и блюсти закон, должен быть наказан за преступление с особой суровостью. Многие вслух выражали свое сочувствие жертве, служанке из трактира, в котором произошло убийство. Вынесению обвинительного приговора во многом способствовали показания друзей мисс Райдер. Хотя Мэйтленд упорно настаивал на том, что его отношения с мисс Райдер были совершенно невинными, показания свидетелей убедили суд в обратном.

Некий высокопоставленный чиновник из Тайной службы, который предпочел остаться неизвестным, заявил, что полковник Мэйтленд был необыкновенно суров и требователен к своим подчиненным. На вопрос о том, верны ли слухи о неординарных и порой жестоких методах работы Мэйтленда, наш собеседник не дал определенного ответа.

Казнь состоится 30 августа в восемь часов утра, на площади перед тюрьмой Ньюгейт».

* * *

Розамунда перечла статью и отложила газету. Ни единое слово в этой статье не пробудило в ней даже тени сочувствия к Ричарду Мэйтленду. Этот человек — чудовище. Многие бывшие солдаты и офицеры могут похвастаться безупречным послужным списком, однако это не оправдывает убийства. Даже сослуживцы Мэйтленда из Тайной службы не смогли сказать о нем ни единого доброго слова.