— Сядьте, — коротко бросил он.

Дигби и Уорсли обменялись многозначительным взглядом, но лишь когда сыновья герцога тоже подсели к столу, они решились подчиниться приказу, да и то скромно пристроились на самых краешках стульев.

Его светлость стоял посреди гостиной, широко расставив ноги, сжимая и разжимая кулаки. Он был высок, больше шести футов ростом, черные волосы на висках едва тронула седина. Харпер мысленно назвал внешность герцога цыганской, однако же его светлость вовсе не был смугл от природы. Его бронзовый загар был следствием бурной и деятельной жизни, проведенной на свежем воздухе. Герцогу было шестьдесят с небольшим, но выглядел он обычно гораздо моложе. Сейчас, однако, он казался куда старше своих лет: горе и страх состарили его жесткое, словно окаменевшее лицо.

Сыновья герцога, лорд Каспар и лорд Джастин, так сильно походили на отца, что никто не усомнился бы в их близком родстве. После краткого молчания Каспар негромко сказал:

— Присядь, отец.

— Что?! — Герцог коротко глянул на старшего сына и, с видимым усилием взяв себя в руки, сел в то самое кресло, на которое указал Каспар.

Никогда в жизни, ни при какой ситуации он не терял власти над собой. Немыслимой дерзости авантюры, совершенные им в годы Французской революции, сделали его при жизни героем легенд. Тогда герцог Ромси не страшился ничего, но сейчас все было иначе. Лишь один раз в жизни испытал он такое всепоглощающее отчаяние, когда погибла его жена. При одной мысли о том, что он может потерять еще и дочь, герцог каменел от страха. Он и забыл, что может быть уязвим, покуда майор Дигби и капитан Уорсли не сообщили ему о похищении Розамунды. Они сказали, что ее карету обнаружили брошенной где-то в окрестностях Челси, и тогда герцог, не тратя лишних слов, вскочил в седло и поехал с ними. Теперь он хотел услышать более подробный рассказ о том, что же все-таки случилось с его дочерью.

Герцог знал, что Каспар и Джастин пребывают в таком же отчаянии, как и он сам. Они были в Лондоне, когда полицейские власти сообщили страшное известие, и прибыли в «Шляпу набекрень» почти одновременно со своим отцом.

Один только взгляд на сыновей отчасти возвращал герцогу спокойствие — пускай даже они не всегда и не во всем сходились во мнении. Каспар, старший сын и наследник, против воли отца участвовал в Испанской кампании и вернулся в Англию изменившимся. В его характере появилась твердость, которой герцог втайне восхищался, хотя не всегда мог с ней смириться.

Джастин, не желая отставать от старшего брата, последовал его примеру в самом конце войны, однако его военный опыт сильно отличался от обретенного Каспаром. Джастина и его сотоварищей, блестящих гусар, буквально носили на руках восхищенные бельгийцы. Война для Джастина обернулась славой и блеском; годы, проведенные Каспаром в Испании, были куда мрачнее. И все же герцог знал, что в этом бедственном положении может равно опираться на обоих сыновей. Это сейчас было важнее всего.

И Каспар, и Джастин были убеждены в том, что Мэйтленд отнюдь не глуп и непременно постарается выторговать себе свободу ценой жизни Розамунды. Герцог молил бога, чтобы они оказались правы, однако то, что он прочел о Мэйтленде в газетах, подтверждало его наихудшие страхи. Если этот человек будет уверен в своей безнаказанности, он убьет Розамунду без малейших угрызений совести. И они должны во что бы то ни стало отыскать его прежде, чем случится непоправимое.

Герцог перевел взгляд на Дигби и Уорсли. Хотя формально эти двое были людьми военными, служба их, судя по виду, протекала в основном за чтением бумаг. Средних лет, худощавые, преувеличенно серьезные, они чем-то напоминали герцогу Ромси его личных счетоводов. Пропади хоть медный грош, и они сна лишатся, покуда не отыщут пропажу. Герцог от души надеялся, что это мимолетное сходство — добрый признак.

Дигби и Уорсли сообщили, что трудятся в третьем отделе Тайной службы Его Величества, причем говорили об этом с явной гордостью. Герцога, впрочем, этот факт мало ободрил. Тайная служба была так раздроблена, что правая рука порой не знала, что делает левая. Как бы иначе могли поставить во главе Тайной службы такого человека, как Ричард Мэйтленд?

Очнувшись от размышлений, герцог вдруг осознал, что все смотрят на него, ожидая, что он скажет.

— Майор Дигби, — медленно проговорил он, — кто такой этот Харпер?

— Телохранитель, а теперь, очевидно, и сообщник Мэйтленда. Он помог Мэйтленду бежать из Ньюгейта. Это все, что нам покуда известно, ваша светлость.

Герцог кивнул.

— И какой же болван стрелял в него? Я имею в виду тот последний выстрел, что едва не попал в цель.

Дигби развел руками:

— Пока не знаю, ваша светлость, но когда узнаю, этот человек будет строго наказан.

Этот ответ как будто удовлетворил герцога.

— А теперь, — сказал он, — расскажите мне побольше о Ричарде Мэйтленде. Как вышло, что его дело разбиралось гражданским, а не военным судом?

— Дело в том, — ответил Дигби, — что гражданские власти первыми арестовали его и отказались выдать нам. Мы могли бы настоять, однако публика желала, чтобы Мэйтленда судили открыто. Общество, полагаю я, опасалось, что мы будем слишком снисходительны к одному из нас. Как бы то ни было, наше начальство решило не проявлять излишней настойчивости.

Герцог что-то проворчал себе под нос.

— Так каков же он, этот Мэйтленд? — спросил он, помолчав. — Что вы можете рассказать мне о нем?

— При всем уважении к вашей светлости, — осторожно начал Дигби, — должен заметить, что мы понапрасну тратим драгоценное время. Мэйтленд скорее всего скрывается где-то неподалеку. Нам бы следовало обыскать всю округу, улицу за улицей, дом за домом…

Герцог вскинул голову, и голос его прозвучал неожиданно жестко:

— Превосходная мысль, майор, если б только у вас было кому проводить обыски. Пока что все ваши люди преследуют одного-единственного беглеца. Остается лишь надеяться, что больше никто из них не вздумает в него стрелять, не то мы лишимся наивернейшей возможности отыскать Мэйтленда.

Дигби досадливо прикусил губу, но смолчал.

— Итак, — продолжал герцог, — покуда мы ждем возвращения ваших людей, расскажите мне о Ричарде Мэйтленде. Как мог такой человек возглавить Тайную службу? Есть ли у него друзья, родные? К кому он может обратиться за помощью?

— Насколько мне известно, — начал Дигби, — родные Мэйтленда живут в Шотландии. Отец его — адвокат, не слишком, впрочем, известный и ничем не примечательный, словом, это люди простые. Зато сам Мэйтленд всегда был честолюбив. Он с отличием закончил школу и, отучившись в университете, поступил на армейскую службу. В конце концов его перевели в Испанию, и там началась его работа в британской разведке.

Дигби на минуту смолк, чтобы собраться с мыслями, и тогда лорд Каспар вставил:

— Таким жизнеописанием можно только восхищаться. Что же так испортило Мэйтленда?

— А то, — с чувством отвечал Дигби, — что ножки надо протягивать по одежке. Мэйтленда сделали главой Тайной службы не за выдающиеся заслуги, а потому, что он в нужное время оказался в нужном месте. Короче говоря, ему попросту повезло.

Дигби спохватился, сообразив, что позволил себе чересчур разгорячиться, и добавил уже сдержанней:

— Вы, вероятно, слыхали, что готовилось покушение на жизнь премьер-министра?

— Да, я слышал об этом, — ответил герцог. — Вы хотите сказать, что это Мэйтленд предотвратил его?

— Нет, он только присвоил себе все заслуги, он и его верный пес Харпер.

— Понимаю, — медленно проговорил герцог. — Что ж, продолжайте.

— В награду лорд Ливерпуль назначил его главой Тайной службы. Если бы кто-нибудь пожелал узнать мнение третьего отдела, мы бы категорически высказались против этого назначения. Мэйтленд не такой, как все, не нашего круга. Он не соблюдает правил игры, потому что считает себя выше всяких правил. Что до друзей, их у него нет, во всяком случае, таких, которых мы с вами могли бы назвать настоящими друзьями. У Мэйт-ленда есть только знакомые либо сослуживцы — и все.

— Ну нет, — перебил его лорд Каспар, — этот телохранитель Мэйтленда, как бишь его, Харпер, судя по всему, настоящий друг. Подобной преданности за деньги не купишь.

Дигби позволил себе тонко улыбнуться.

— Сержант Харпер? — отозвался он. — Солдат, кучер, телохранитель, а теперь еще и сообщник в преступлении. Ничего не скажешь, самый подходящий друг для таких, как Мэйтленд!

Герцог насупился. Он числил среди своих друзей Селлерса, бывшего своего кучера, который уже удалился на покой, однако по-прежнему жил в достатке и довольстве в замке Девэр. Герцогу не понравились ни тон, ни улыбочка Дигби, да и сам этот человек вызывал у него все большую неприязнь.

Он перевел взгляд на другого агента.

— Ну, а вы что скажете, капитан Уорсли?

— Э-э… — Уорсли осторожно покосился на Дигби. — Я, ваша светлость, целиком согласен со всем, что сказал майор Дигби.

— Ваша светлость, Мэйтленд от нас не уйдет, — убежденно прибавил Дигби. — Бежать ему некуда, обратиться за помощью не к кому. Мы его скоро поймаем, и тогда он заплатит за все свои преступления.

Герцог поднялся, и остальные из почтения к нему тоже поспешно встали.

— А теперь, — веско проговорил его светлость, — слушайте меня. Наша цель — не поймать Мэйтленда, а вернуть мою дочь живой и невредимой. В обмен на это мы дадим Мэйтленду все, чего он ни пожелает. Если он потребует выкуп, я заплачу. Если он захочет покинуть Англию, я ему в этом помогу. Если он попросит о помиловании, он будет помилован. Чего бы ни захотел Мэйтленд, он это получит. Вам понятно?

Оба агента кивнули: Уорсли с готовностью, Дигби с явной неохотой.

Герцог перевел взгляд на окно гостиной, за которым сгущалась ночь.

— Но, — добавил он тихим, внезапно севшим голосом, — если с моей Розамундой что-нибудь случится, Мэйтленд ответит за это мне и только мне.