Ведь никто здесь не хотел рисовать так, как она.

Джейн в последний раз удостоверилась, что поблизости никого нет и, держа спину прямо, устремив глаза на Темзу, стянула перчатки. Не имеет значения, что обнажать руки не принято, рисовать в перчатках невозможно, поэтому она положила тонкую лайковую кожу на колени.

Не отводя взгляда от реки, она наклонилась вперед, нащупала грубую шерстяную сумку и скользнула пальцами внутрь. Кожаная папка была под рукой. Девушка взяла ее и, все еще боясь, что это могут заметить, вытащила наружу.

Никто не заметил. Она годами подавляла в себе эти склонности и теперь хотела совершенствовать свое мастерство, вдохновленная созерцанием бесконечного океана, перегороженного вдали плотиной.

Приподнятое настроение покинуло ее, когда она вспомнила о Блэкберне. Джейн представила возможную катастрофу, которой, однако, не могла противостоять.

Девушка нащупала деревянную коробку и украдкой открыла ее. Пробуя пальцем кончики карандашей, она выбрала самый острый.

Что она будет рисовать?

Джейн опять подумала о Блэкберне и огляделась.

Должно быть, ее мысли притягивали его. Одетый в простой костюм для верховой езды, поглядывая в лорнет, он ходил между расстеленными одеялами и болтал с гостями с дружелюбием, которое показалось девушке неправдоподобным.

Казалось, Блэкберн не видит ее, и она изучала его с интересом художника. Блэкберна можно было бы изобразить как символ британской отваги или написать красками как бога, управляющего силами природы, либо же вылепить из глины и отлить в бронзе, чтобы плакать, когда этот сон закончится.

Нет. Только не его.

Джейн отвернулась.

Она могла бы добавить к своей коллекции портретов беглые наброски, изображающие мсье Шассера, девушку, подметающую улицу, леди Гудридж, Элизера или Атоу.

Вместо этого она будет вновь и вновь переживать день, навсегда оставивший в ней ощущение глубокого сомнения, острого интереса и непрошеной надежды.

Так что же она изобразит? Само сборище? Нет, людей слишком много, и они почти неподвижны. Покатые холмы и Темзу? Нет. Это дом леди Гудридж. Могут подумать, что она завидует. Нет, она должна нарисовать что-то другое, что-то...

Флотилия кораблей огибала мыс Темзы, направляясь в открытое море. В дни блокады континента Наполеоном, когда Британия находится на краю пропасти, эти корабли – единственное, что защищает невинных людей от вторжения оккупантов. Да, она нарисует корабли как символ надежды.

Джейн приступила к работе. На белом листе бумаги словно сами собой наметились общие контуры. На горизонте видны серые облака, но паруса колышутся от сильного ветра, и темные фрегаты напоминают морских птиц, кружащих над водой.

Занятая поиском нужной формы, Джейн не услышала скрипа шагов. Лишь когда чья-то тень упала на альбом, девушка с досадой подняла глаза.

– Прошу прощения, мадемуазель! – Все еще закрывая собой солнце, ей улыбался лорд де Сент-Аманд. – Вы сейчас похожи на строгую учительницу.

– Милорд де Сент-Аманд, какая радость видеть вас!

– И так скоро.

Он смеялся над ней так, словно они были хорошими знакомыми, но Джейн было не смешно. Однажды она уже погубила себя в похожей ситуации; она не позволит этому повториться.

– Я не приду к вам снова, если вы меня дразните. Он тут же перестал смеяться.

– Это была бы трагедия, и я бы страдал. Можно взглянуть?

Наклонившись, он посмотрел на темно-красную папку, затем на корабли, потом снова на папку. Джейн не могла определить, что было при этом на его лице – восхищение или разочарование.

– Magnifique! – сказал он. – Восхитительно! Вы прекрасно изобразили корабли.

– Спасибо, но работа не готова. Я закончу ее позже.

– Нет, ваши корабли просто прелестны. Мне бы хотелось иметь этот рисунок, – он протянул руку, пальцы его дрожали. – Вы позволите?

Джейн почувствовала угрызения совести. Эскиз был действительно хорош – именно такой, как ей хотелось, он отражал этот день.

Де Сент-Аманд убрал руку.

– Но я излишне дерзок. Я вижу, вы хотите оставить рисунок у себя. Как воспоминание, не так ли?

– Да. – Джейн почувствовала себя глупо, волнуясь при мысли, что этот фактически чужой ей человек так легко читает ее мысли.

– Вы женщина, а женщины сентиментальны. Это так мило. Но, прошу вас, не рассказывайте никому, что я тоже сентиментален, – он подмигнул ей. – Эти чопорные англичане засмеют меня.

Ободренная его словами, Джейн сказала:

–Я могу сделать эскиз и для вас тоже.

–Вы слишком добры. – Он взглянул на реку. Разрезая водную гладь, корабли на всех парусах стремительно уносились вдаль. – Вот очень красивый.

Она посмотрела туда, куда указывал его палец, затем на реку, где корабль, – «Вирджиния Белль» – темный и величавый, шел по течению.

– Это живой пример высокоразвитого кораблестроения Англии.

– Совершенно верно. У вас такие познания. – Лорд де Сент-Аманд льстил ей. – Если бы вы нарисовали для меня этот корабль, у меня бы тоже осталось воспоминание.

Взяв чистый лист, Джейн размашистыми штрихами принялась изображать «Вирджинию Белль», пока де Сент-Аманд, сидя на корточках позади, нахваливал ее мастерство и указывал на упущенные ею детали.

Когда флотилия исчезла за горизонтом, Джейн сказала:

– Вот. Это лучшее, что я могла сделать. Я возьму домой, чтобы закончить...

– Нет-нет! Я хочу взять эскиз таким, какой он есть. Быстрота исполнения каким-то образом передает всю мощь корабля.

– Чепуха. Это не самая удачная работа.

– Но она закончена. Она достаточно хороша. Мои соотечественники будут хранить этот рисунок вечно, – он взялся за папку и потянул.

Джейн потянула папку на себя, смущаясь и немного злясь. Де Сент-Аманд оказал ей любезность, это так, но он не учитель рисования. У него нет права говорить, когда работа закончена, а когда нет.

– Нет.

– Мадемуазель, прошу вас. Вы сделаете так, как я скажу. – Он схватил ее пальцы и начал грубо выворачивать их, во что бы то ни стало добиваясь исполнения своей воли.

– Лорд де Сент-Аманд! – в ее голосе слышались изумление и раздражение. – Что вы делаете?

– Ш-ш. – Он посмотрел вокруг, чтобы увидеть, не привлек ли ее крик внимания. – О Боже! – Он выпустил ее папку, словно она обожгла его. – Кто я такой, чтобы говорить художнику, что делать? Вы возьмете рисунок домой и закончите его. – Он поднялся и попятился от нее. – Мы встретимся, и вы отдадите мне его. А пока, возможно, вам лучше спрятать это.

Ничего не понимая, Джейн спросила:

– Прошу прощения?

– Лорд Блэкберн идет сюда.

Глава 16

Как только де Сент-Аманд умчался прочь, Блэкберн увидел, что Джейн спрятала рисунки в папку и поспешно закрыла ее. Затем, словно щенок, застигнутый за жеванием хозяйских тапочек, она вскинула голову и прямо посмотрела лорду в глаза.

В них мелькнуло предчувствие чего-то мучительного. Сердце Блэкберна дрогнуло, он захотел развеять ее страхи. А потом – увезти в Турбийон и запереть там, пока не научит ее хоть какому-то благоразумию.

Поэтому он довольно живо сказал:

– Мисс Хиггенботем.

Она улыбнулась с очень неестественным воодушевлением и так же бодро ответила:

– Да?

Такой ответ его не устраивал и, понизив голос до интимного шепота, он произнес:

– Джейн.

Ее улыбка погасла.

– Я счастлив, что вы приняли приглашение приехать в дом моей сестры.

– Я сочла, что не в силах его отклонить, – невинно взмахнула ресницами Джейн.

Злая ирония была ее новой чертой, но Блэкберн ее заслуживал, и... это забавляло его.

Удивительно, сегодня многое его забавляло. После возвращения с Полуострова он с ужасом думал о возвращении в свет. Но только что он говорил с людьми, с которыми никогда не общался раньше. Он подслушивал всякие разговоры и заставлял женщин выбалтывать секреты их мужей, – занятие довольно гнусное для джентльмена, но необходимое для выполнения его работы. И даже шпионя, он обнаружил, что с нетерпением ждет, когда встретится с Джейн, снова попадет под ее колкие шутки и будет ухаживать за ней – нет, правильнее сказать преследовать ее, пока она в испуге не убежит.

Если бы только его не мучили эти подозрения.

– Можно присесть?

– Как вам угодно, – сказала она с безразличным видом.

На пикнике она была единственной, кому это удалось. Все вокруг вытянули шеи, наблюдая за новой интригой. Эти глупцы не интересовались сражениями на Полуострове и делали вид, что не замечают шрамов Блэкберна, полученных в боях за их безопасность.

Когда он вернулся в первый раз, израненный и циничный, ему хотелось трясти всех и вся, чтобы общество осознало, как ужасно близко был Наполеон к тому, чтобы разорить Англию. Наполеон подверг бы страну унижениям во имя Франции. Он обокрал бы их, чтобы накормить свою армию. А высший свет продолжал ничего не замечать и лишь жаловался на качество чая.

Сегодня... что ж, сегодня он посмотрел на этих легкомысленных и инфантильных людей и твердо решил, что не допустит, чтобы какой-то тиран разрушил их наивный мир.

Он понял, что стал похожим на Джейн – теперь он уже не был дилетантом. Он был мастером.

Блэкберн был благодарен свету за его увлечение сплетнями, это делало людей пешками в его игре. Он очень надеялся, что ухаживание за Джейн отвлечет внимание общества от его сверхзадачи – поисков предателя. Взглянув на заинтригованных гостей, маркиз понял, что эта цель достигнута.

Посмотрев на Джейн, он подумал, что выполнение шпионского задания не будет таким уж неприятным.

Край одеяла колыхался от ветра. Один его угол придавила корзина со снедью, другой – вытянутые ноги Джейн. Ветер играл с подолом ее платья, натягивая ткань у лодыжек и открывая стройные ноги.

«Счастливый ветер».