Чего только не сделаешь ради любви… Быть может, это и есть недостающий элемент в истории Рассела Эллиота? Любовь к деньгам и любовь к славе налицо, но я чувствовала, что еще не добралась до сути. А если Грэй Бенедек всегда любил Клэр, еще в ту пору, когда Мика был жив, и надеялся заполучить ее после его смерти, но она спуталась с Расселом? И вновь мне припомнились строки из «Иконы»: «Все, ради чего я жил, губит меня, я лишился свободы, лишился огня».

Прислушиваясь к этим звукам, словно к встроенному в мою голову айподу, я смотрела, как маленькая девочка на катке — годков шести на вид, прелестная в розовом спортивном костюмчике с белой меховой опушкой — кружится, кружится, какой молодец… ах! Со всего размаху шлепнулась на попу. Я содрогнулась сочувствуя. Ох, не так ли я сама запуталась в своем расследовании. Эмоциональная круговерть вокруг Оливии и клана Кроули подхватила меня, и я уже не могу толком взвесить улики, перепроверить данные, как сделал это Аарон.

Я вынудила у Грэя признание: пленки существовали, он их слышал. Больше ничего от него не добиться, пока не предложишь в обмен что-то существенное. Оливия выложила все свои карты на стол. Что Джордан? Не поймешь, наслаждается всеобщим хаосом и смятением. Клэр недоступна, и если Бенедек кинется к ней и признается в допущенной оплошности, с ней будет еще труднее иметь дело. Нужно поговорить с Адамом.

Чем больше я думала об Адаме Кроули — а я чересчур много думала о нем днем и ночью, — тем больше проникалась уверенностью в том, что он тоже что-то скрывает. А вот в какой мере он готов поделиться информацией — тут ясности не было. Чего он хочет, как убедить его? Главная же проблема заключалась в том, что его мать, несомненно, была частью этой его тайны, и Адам так ревниво защищал мать, что стоит задать неловкий вопрос — и он тоже замкнется.

— Мне пора, — заявила я подругам, тряхнув опустевшим стаканчиком из-под кофе — не осталось ли глоточка прихватить с собой в такси.

— Сначала поделись с нами своей новой идеей, — потребовала Трисия и крепко ухватила меня за воротник. — По глазам вижу: что-то надумала. А еще тебе в глаз тушь попала, — добавила она и аккуратно убрала крошку кончиком своего платочка.

— Надо поговорить с Адамом, — пояснила я. — Я знаю от Оливии адрес студии, где он репетирует. Извинюсь за вчерашнее и попробую чего-нибудь от него добиться.

Трисия нахмурилась:

— Разве ты чувствуешь себя виноватой за вчерашнее?

— Нет, — призналась я. — Хотя жаль, что я упустила вечеринку с Джорданом. Но мне кажется, лучше начать с переговоров, чем с «Где тут я бросила свою перчатку — подбери ее и продолжим с этого места».

Кэссиди притворно вздохнула:

— Это у тебя лучше получается.

— Я еще молодая собачка, могу новым трюкам обучиться, — возразила я, послала девочкам воздушный поцелуй и собралась убегать.

Трисия вздохнула не столь притворно:

— Думаешь, ему есть что скрывать? Ведь он — положительный герой.

— А ты связалась с отрицательным? — подначила ее Клэр.

— Для разнообразия, — с торжеством в голосе возразила Трисия. — К тому же хороший у нас оказался плохим, плохой может обернуться хорошим, кто разберет.

— Надежда — худший враг одинокой женщины, — сентенциозно заметила Кэссиди. — Держи нас в курсе, как пройдут переговоры с Адамом.

Обе махали мне вслед, точно провожая на чемпионат, а я всего лишь поспешала на Пятую авеню ловить такси.

Вез меня Джейми, ясноглазый ирландский паренек, он обещал живенько доставить меня куда надо, но потом у него прослушивание («Закон и порядок», лакомый кусочек), так что за рулем он продолжит репетировать — с моего разрешения. Я разрешила, рассчитывая послушать сложный монолог с мощным дублинским акцентом, а то и на диалекте. Вместо этого все тридцать кварталов он тешил меня повторением вопля: «Берегись, у него пушка», на все лады меняя акценты, ударения и в особенности «эмоциональное состояние своего персонажа».

В те редкие моменты, когда мне удавалось отключиться от возгласов Джейми, я соображала, как выжать из Адама информацию — после того как я извинюсь, разумеется. Придерживаться ли рамок «статьи об Оливии» или огорошить Адама известием, что мне в руки попала интересная/неожиданная/тревожная/ взрывоопасная информация, и посмотреть, как он отреагирует на известие, что пленки существуют и Грэй их слышал? И как он поместит свою мамочку в новую картинку — сексуальную жизнь Клэр затрагивать не обязательно.

Джейми в итоге определился в пользу «напряженной, но спокойной» интонации с акцентом, более всего напоминающим «британский от Мадонны». Я, как водится, пожелала артисту ни пуха ни пера, обещала смотреть серию с его участием, выудила из кармана бумажник, а из косметички — таблетку от головной боли. Куда ж это Джейми-Голливуд меня завез? На видавшем лучшие времена кирпичном здании поблекшие золоченые буквы: «Школа Монтгомери». Остались от прежних обитателей? И эта веточка плюща тоже? Недолго я тешилась такими отговорками: двери распахнулись, и хлынула толпа юных, самонадеянных девиц в элегантных школьных формах, оборка юбочки чуть ниже крепко сбитой задницы, пиджачки словно натянуты на корсеты из китового уса. Половина девочек на ходу доставала мобильники, вторая половина — сигареты и зажигалки. У старшеклассниц обеденный перерыв.

С самого начала адрес на Аппер-Ист-стрит показался мне странным, но уж школа — это и вовсе ни в какие ворота не лезет. Или Адам арендует здесь студию? Может быть, кто-то из учеников или учителей участвует в его концерте? Или просто Оливия дала неверные указания.

— Чем вам помочь? — Стайка длинноногих, изнеженных блондинок окружила меня. В шестнадцать лет эти финтифлюшки держатся лучше, чем я научусь к полтиннику. Впереди заводила:

— Вы заблудились, мэм?

На «мэм» я отвечать не буду, усмешка явно говорила, что девица намеренно обращается ко мне как к престарелой развалине.

— Вероятно, — кивнула я. — Должно быть, адрес неправильный.

— Вы пришли за ребенком? Может быть, мы знаем вашу дочку? — Фальшивая приветливость и нескрываемая издевка в глазах.

Я хотела столь же сиропным голосом возразить, что математически немыслимо в моем возрасте иметь дочку в старшей школе, но тут же и сообразила, что прояви я неосторожность на первом году учебы в старшей школе, сейчас в первом классе старшей школы училась бы моя дочь. Пока я торопливо проводила подсчеты, лицо мое покрывалось старческими морщинами.

— Я ищу не ребенка, а взрослого человека. Музыканта. Мне сказали, что он здесь репетирует…

Заводила весело потрясла конским хвостом, и все блондиночки затрясли хвостами ей в такт.

— Вы ищете мистера Кроули, — пропела она. Девчонки захихикали.

— Верно.

— Вы — группи? Мы должны защищать мистера Кроули.

Жены Дракулы, честное слово.

— Мы с ним знакомы.

— Все так говорят.

— Я журналистка.

— Откуда?

— Ух ты! Продвинутая программа по английскому языку и литературе?

— Для отличников. И редактор школьной газеты.

— И единственный человек в этой компании, имеющий право голоса? — Нет, я не стану вспоминать собственные школьные денечки и проблемы с распределением влияния в каждой группе.

Девчонка задрала нос:

— Тут что-то не так, иначе вы бы сказали, из какого вы журнала.

Чуть было не дернула ее за конский хвост — интересно, что бы мне за это было.

— «Цайтгайст».

Вся команда дружно заохала и заахала.

— Молли Форрестер! — признала меня девчонка в задних рядах.

— Вы читаете мою колонку? — Надеюсь, это прозвучало не слишком нахально.

Девица обиделась, словно я спросила ее, читает ли она «Мери Поппинс».

— Нет, вчера ваша фотография с мистером Кроули была в «Посте», и он все нам про вас рассказал.

Бывает и лучше, но сойдет. По крайней мере, девицы подхватили меня и погнали перед собой, точно спеша доставить султану очередную наложницу.

Внутри пахло сыростью, как обычно пахнет в старых домах, каждый вздох щекотал ноздри. Юные мои приятельницы-надсмотрщицы не обращали внимания на запах, они веселились и засыпали меня вопросами насчет Адама и Джордана, не требуя ответов, и так мы пронеслись по лабиринту коридоров под любопытными взглядами школьниц — к счастью, никто больше не присоединился к нам.

Мы застали Адама в темном, полном странных отголосков помещении. Он сидел за большим роялем и наигрывал мощную, но печальную мелодию. Сцена больше напоминала эпизод с Робертом Уокером в «Песни любви»[28], нежели с Лоном Чейни в «Призраке оперы»[29], и я почувствовала, что рада видеть Адама. Он сидел за роялем такой красивый и так приветливо улыбнулся, завидев нас, что мне пришлось строго напомнить себе: я пришла расследовать дело об убийстве.

— Пришли с дарами! — весело приветствовал нас Адам и пошел нам навстречу. Девочки столпились вокруг своего кумира; несколько ласковых слов — и он отослал их. — Приятный сюрприз, — продолжал он, обращаясь ко мне. Двойные двери со вздохом затворились за девчонками.

— И мне приятно. Оливия говорила, что вы репетируете мюзикл…

— И вы решили, что речь идет об истеричной и нецензурной рок-опере. — Адам вернулся к инструменту, я, все еще сбитая с толку, следовала за ним.

— Что-то в этом духе.

— Ну, дамы из «Монтгомери» тоже вполне себе истеричны и неподцензурны.

— Вы здесь преподаете?

Адам уселся за рояль и вновь погрузился в печальные блюзовые аккорды.

— Типа того. «Творческий курс». У меня есть друг среди учителей, и он пригласил меня вопреки «отсутствию академических свидетельств» — попросту говоря, я школу не закончил. Только не вздумайте об этом написать.

— Почему бы и нет? Вы столько времени уделяете детям — трогательно.