Да, похоже, он был просто не способен держать руки от нее подальше. Отчасти, вероятно, его поведение объяснялось ее благовоспитанностью, строгостью манер, свойственных настоящей благородной даме. Броуди получал истинное наслаждение всякий раз, когда ему удавалось заставить ее позабыть о своих аристократических замашках. Но дело было не только в этом, хотя ему страшно нравилось ощущать свою власть над ней. Подлинная причина – как ни странно было это признавать – заключалась в обратном: в ее власти над ним. Он нуждался в ней. Ему хотелось смягчить ее, добиться ее одобрения, завоевать ее привязанность, заставить ее полюбить. Без нее он чувствовал себя неуравновешенным, выбитым из колеи. Ему нужна была ее сила.

– Послушай, Ник, ты не одолжишь мне двадцатку?

– Что? О да, разумеется.

Броуди вытащил бумажник и передал Нилу две ассигнации по десять фунтов. Ему до сих пор было в диковинку видеть столько денег сразу.

– Этого довольно?

– Вполне. Большое спасибо, это только до конца месяца. Первого числа я верну.

– Можешь не спешить, все в порядке. – Просьба показалась Броуди странной: Анна говорила, что Нил не нуждается в деньгах. Он был родом откуда-то из Норфолка, из богатой семьи, и больше о нем никто ничего не знал. Он не работал, в Ливерпуле появился в конце прошлого года, завел несколько знакомств, да так и остался жить здесь за неимением других занятий. Время от времени Нил куда-то пропадал, но всегда возвращался с целым ворохом историй о жизни большого света в Лондоне, Брайтоне или Аскоте.

Мужчины заметили, что Дженни остановилась, поджидая, пока они ее нагонят. Когда они поравнялись с ней, она взяла их обоих под руки и пошла посередке между Броуди и Нилом, весело смеясь, кокетливо потряхивая локонами и увлеченно рассказывая какую-то смешную историю, которую Броуди целиком пропустил мимо ушей. Взмахивая зонтиком, как косой, Анна шла впереди одна – маленькая, решительная и одинокая. «Интересно, о чем она думает?» – спросил себя Броуди. И какими словами ему теперь оправдываться, чтобы снова сделать ее своим другом?

Несмотря ни на что, они все-таки стали друзьями. Вернее, время от времени становились единомышленниками. Невероятное приключение, в которое они оказались вовлечены, сделало их своего рода союзниками, но этим дело не ограничивалось. У Броуди не раз возникала твердая уверенность, что Анна выручает его из неловкого положения, оберегает от ошибок и ложных шагов не только ради осуществления планов Дитца, а просто потому, что она слишком добра и великодушна, чтобы желать унижения и позора кому бы то ни было даже такому, как он. Хотя он поступает с ней по-скотски.

Он заметил, что Анна, опередившая их на полквартала, остановилась под огромным тенистым платаном рядом с газовым фонарем. Она прислонилась к дереву, поджидая их.

– Это место мы называем «бивак Анны», – в ту же минуту сообщила Дженни, все еще держа обоих мужчин под руки.

– Как-как? – переспросил Нил.

– Бивак. Ну, значит, привал. Объясни ему, Ник.

– Лучше ты, – быстро сказал Броуди.

– Анна всегда тут останавливается, чтобы отдышаться, – услужливо пояснила Дженни. – У нее слабые легкие. Она провела в постели практически все свое детство. Доктора говорят, что теперь ей лучше, но никто не знает наверняка, здорова она или нет. Ник? В чем дело?

Броуди и сам не заметил, как остановился. Когда Дженни потянула его за руку, с любопытством заглядывая в лицо, он покорно двинулся вперед, но так и не произнес ни слова, пока они не добрались до «бивака Анны». Он взял ее под руку и сказал остальным, чтобы шли вперед. Они повиновались, хотя Анна начала возражать. Броуди схватил ее вторую руку и склонился над ней, не давая прохода.

– Почему ты мне ничего не сказала? – прошептал он, привлекая ее к себе.

– О чем?

– О том, что у тебя слабое здоровье!

Анна уставилась на него в недоумении.

– Я вполне здорова.

Гнев душил Броуди: ему хотелось свернуть ей шею, но он немного поостыл, сообразив, что сердится не на нее, а на себя самого. Наконец он ослабил захват, но так и не отпустил ее.

– Дженни мне только что рассказала.

– Что она рассказала?

– О твоей болезни. Она сказала, что обычно ты отдыхаешь под этим деревом по пути…

– Ах вот в чем дело! – Анна покачала головой, давая понять, что говорить не о чем. – Все это пустяки. Я вполне здорова.

Светлые глаза Броуди так яростно сверкали в тусклом желтом свете уличного фонаря, его красивое лицо показалось Анне таким разгневанным и встревоженным, что ей захотелось его успокоить.

– Что с тобой произошло? – с нежностью и тревогой посмотрел он на нее.

Анна никогда об этом не рассказывала и теперь постаралась изложить все как можно короче.

– Когда мне было четыре года, в нашем доме случился пожар. Моя мать погибла и двое слуг тоже. Я наглоталась дыма, мои легкие пострадали. Я… у меня не было обычного детства, как у всех. Но я поправилась, и теперь со мной все в порядке. Честное слово.

Броуди вспомнил, что сказала Дженни: никто не знает наверняка, здорова Анна или нет. «Вполне возможно, – подумал он, – что сама она просто искренне заблуждается, считая себя здоровой». Когда она попыталась высвободиться, он не стал ее удерживать. Анна опять прислонилась к стволу дерева, глядя на него своим вечно серьезным, немного печальным взглядом. В груди у него поселилась невыносимая тяжесть, как будто его собственные легкие заболели из солидарности.

– Энни, – прошептал Броуди, – прости меня.

– За что?

– За все. Главным образом за то, что случилось во Флоренции, когда я…

Он осекся, но Анна прекрасно поняла, что он имеет в виду, и рассердилась. Уж чего ей совсем не требовалось от мистера Броуди, так это жалости.

– Ты хочешь сказать, что если бы знал о моей болезни заранее, то не набросился бы на меня тогда в парке? А если бы я в детстве не была инвалидом, тогда ты считал бы, что все в порядке?

Броуди скрипнул зубами.

– Нет, я не то хотел сказать.

– Тогда что же еще? Может, ты думаешь, что если я сегодня сидела молча, пока ты меня тискал, это освобождает тебя от вины?

Она гневно отвернулась, боясь, что он увидит ее слезы. Лицемерие не было свойственно не только Броуди но и самой Анне тоже: она не могла искренне негодовать на него за то, что доставило ей такое острое наслаждение.

– За это я тоже прошу прощения.

Анна яростно повернулась к нему.

– Тогда зачем ты это делаешь? – воскликнула она в полном отчаянии.

Броуди оставалось только развести руками: до него не сразу дошло, что она спрашивает совершенно серьезно.

– Только не из-за Ника, – ответил он внезапно охрипшим голосом. – На этот счет ты ошибаешься. Мне нужна ты, а не жена моего брата. Только ты.

Их взгляды скрестились, но лишь на секунду. То, что Анна разглядела в светлой глубине его глаз, показалось ей слишком пугающим, могучим, неодолимым. Она не могла этого вынести. Опустив глаза, она проскользнула мимо него и начала подниматься вверх по холму чуть ли не бегом. Броуди нагнал ее в два шага, схватил за руку и силой заставил замедлить шаг.

Сообразив наконец, что он больше ничего не собирается говорить, Анна перестала вырываться и пошла с ним в ногу, хотя прекрасно понимала, что он нарочно старается идти не спеша ради ее слабых легких. Остаток пути они проделали во враждебном молчании.

Дженни и Нил уже расположились на веранде перед домом, попивая лимонад. Анна и Броуди торопливо попрощались и оставили их одних, а сами вошли в дом. Никогда раньше Анне не приходилось присматривать за незамужними девицами, и сейчас она впервые задумалась о том, прилично ли оставлять кузину наедине с Нилом Воганом. «Не будь ханжой, – тут же одернула себя Анна, – они практически уже дома! Что может случиться на веранде…» Ей пришлось прервать ход своих рассуждений на полдороге: она вдруг вспомнила с убийственной точностью, что произошло в лекционном заде меньше часа назад.

– Наконец-то вы вернулись, – приветствовал их знакомый голос из гостиной.

– Добрый вечер, тетя Шарлотта. Да, мы решили пройтись, вечер такой теплый. Лекция была… – Анна замялась в поисках подходящего слова.

– Захватывающей, – вставил Броуди. «Чтоб тебе!» – мысленно выругал он самого себя.

Опять он ее поддразнивает, хотя всего минуту назад твердо решил, что больше не будет. Анна отвернулась и увидела отца.

– О, папа, вы ждали, пока мы вернемся! – воскликнула она, подбегая к нему.

Он ссутулился в своем инвалидном кресле, а рядом с ним на диване восседала мисс Фитч. Анна обняла его и поцеловала в щеку.

Сэр Томас Журден рассеянно похлопал свою дочь по руке и пробормотал:

– Привет, привет, привет.

– Папа, Стивен говорил с вами сегодня о Хорасе Арчере?

– Стивен? Стивен?

Светло-карие глаза старика светились недоумением.

Анна бросила встревоженный взгляд на сиделку.

– Он сегодня чувствует себя усталым, – с явной укоризной в голосе объяснила мисс Фитч, поднимаясь с дивана. – Мы ждали вас домой еще час назад.

– Мне очень жаль, мы…

– Ник! – внезапно властным голосом окликнул его сэр Томас.

Броуди подошел к нему:

– Да, сэр.

Он наклонился вперед, чтобы его лицо оказалось на одном уровне с лицом старика.

– Ник, – улыбаясь, повторил сэр Томас. Он протянул трясущуюся руку и шутливо похлопал Броуди по щеке.

– Все сбрил, да? Ха-ха-ха! Все сбрил дочиста!

Рука упала ему на колени, глаза закрылись. Он крепко уснул.

Анна обхватила себя руками, провожая взглядом отца, пока сиделка выкатывала его кресло из комнаты. Голос тетушки оторвал ее от грустных размышлений.

– Сегодня вечером тебе прислали записку, Анна. Вот она здесь, рядом со мной.

Пальцы тети Шарлотты были заняты вышиванием и она кивком головы указала на рабочий столик, стоявший возле ее кресла.

Анна взяла письмо, лежавшее поверх последнего номера «Домашнего журнала английской дамы», и сразу узнала торопливые каракули на сложенном вдвое листке бумаги. Броуди подошел за ней следом, сделав вид, будто его интересует надпись, которую тетя Шарлотта вышивала розовым шелком на квадратике белого льна.