Затем, немного отдохнув с дороги, она спросила о Луане, а также поинтересовалась, нет ли каких новостей из Италии.

Отавинью, поручив Рафаэлу заботам экономки, ушел спать в свою комнату. Рафаэла же через какое-то время направилась в свою.

— Вы так и не помирились? — спросила ее Жудити

— Нет. Отавинью очень помог мне в эти трудные дни, но с нашим браком действительно покончено.

— Да, вы собственно, никогда и не были женаты, — заметила Жудити. — Потому что в свидетельстве о браке значится Мариета Бердинацци, а не Рафаэла.

— Это замужество было моей очередной глупостью, — призналась Рафаэла. — Я хотела, чтобы у ребенка был отец. Но теперь это уже не имеет никакого значения. Отавинью мне никогда не нравился. А Маркуса я люблю до сих пор!.. Ты позвони ему завтра, пожалуйста. Скажи, что нашего ребенка больше нет…

— Да, конечно, я все сделаю, — прониклась к ней сочувствием Жудити. — Ты теперь будешь жить здесь все время?

— Надеюсь, — довольно жестоко ответила Рафаэла. — Я терпеть не могу бывшую фазенду Медзенги! Пусть там живет Отавинью.

— А что на это скажет сеньор Жеремиас? — осторожно спросила Жудити.

— Дядя переменит свое отношение ко мне, когда узнает, что я действительно внучка Бруну Бердинацци.

— А сможешь ли ты ужиться тут с Луаной? — не удержалась от очередного вопроса Жудити.

— Я думаю, она сюда больше не вернется, — зло ответила Рафаэла.

Жудити напугали ее слова. Она даже подумала, не расправилась ли Рафаэла с Луаной, если так уверена, что та не вернется. Но, несмотря на все свои подозрения, утром позвонила Маркусу и сказала ему, что Рафаэла лишилась ребенка, которого ждала.

Маркус ответил на это весьма жестоко:

— Мне жаль, что так случилось, но я к этому ребенку не имею никакого отношения. Мой ребенок родился здесь, в Рибейран-Прету.

Когда Жудити передала эти слова Рафаэле, та буквально застонала от бессильной злобы.


А Маркус, наоборот, почувствовал облегчение от того, что все так удачно разрешилось.

— Ты меня опять огорчаешь, сын, — сказал ему Бруну. — Это ведь был твой ребенок! Как же можно радоваться тому, что он не появился на свет?

— Я вовсе не радуюсь, — возразил Маркус. — Но и не скрываю, что такой исход меня вполне устраивает. Во-первых, я не до конца уверен, что этот ребенок был моим. А во-вторых, не хочу иметь с этой злобной и насквозь фальшивой особой ничего общего. Она ведь — Бердинацци, и этим все сказано!

— Луана тоже Бердинацци, — напомнил ему Бруну. — Однако она никого не оклеветала. Что же касается того несчастного ребенка, то дай Бог, чтобы он и в самом деле оказался не Медзенгой.

Маркус уже пожалел, что разговор на эту не слишком приятную тему, а потому очень обрадовался звонку Лилианы.

— Меня навестил папа, — сообщила она. — Я ему сказала, что малыша мы назовем Маркус Роберто Кашиас Медзенга. Надеюсь, ты не будешь возражать против такого имени?

— Нет, конечно. Могу зарегистрировать его под этим именем хоть завтра! — порадовал ее Маркус.

— Я вижу, у вас с ним теперь полное единодушие, — удовлетворено заметил Кашиас.

— Да, Маркус очень внимателен ко мне. Буквально задарил подарками, — смущено улыбнулась Лилиана.

— А я ничего не могу оставить в наследство моему внуку, кроме имени, — грустно молвил сенатор.

— Разве этого мало? — возразила Лилиана. — Я горжусь твоим честным именем! И научу сына тоже гордиться своим дедушкой!

Кашиас растрогался до слез.

— И все-таки жаль, что я не могу одарить его еще и чем-то материальным.

— Но ведь ты купил ему кроватку! — напомнила Лилиана. — Для него это сейчас самая нужная вещь. А всем остальным его обеспечит другой дедушка. Он обещал! Да и Маркус не собирается сидеть сложа руки. Правда, у него большие неприятности…

— Я знаю, — сказал Кашиас. — И употреблю все свои связи, чтобы вызволить его из беды.

Глава 47

Рафаэла сгорала от ненависти к Маркусу Медзенге и мысленно посылала проклятия ему, Лилиане, а также их новорожденному сыну. Все Медзенги виделись ей теперь счастливчиками. Богатство само идет к ним в руки, а из всех переделок они выходят без потерь, и даже с прибылью! Бруну удалось выжить раненому, в непроходимой сельве. Она, Рафаэла, сделала все, чтобы обвинить их с Маркусом в убийстве, но они до сих пор гуляют на свободе и радуются рождению еще одного Медзенги.

Почему жизнь устроена так несправедливо, что одним дает все, а другим — ничего? Почему даже тот злосчастный ручей, с которого пошла эта многолетняя вражда, протекал на земле Медзенга, но сворачивал в сторону у фазенды Бердинацци?

Похоже, неудачи на роду написаны у тех, кто носит фамилию Бердинацци. Старый Джузеппе сошел с ума, Бруну погиб на войне, Джакомо — под колесами грузовика. Проклятую Луану тоже, в общем, нельзя назвать счастливицей: Господь обделил ее элементарной практичностью. А дядя Жеремиас хоть и богат, но тоже не знает покоя на старости лет — его замучила совесть и… сомнительные наследники вроде Бруну Медзенги и ее, Рафаэлы.

Если же говорить о ней самой, то более несчастного человека и сыскать трудно, потому что она к сегодняшнему дню лишилась всего — наследства, любви, ребенка…

— Почему инспектор Валдир до сих пор не арестовал Бруну и Маркуса Медзенга?! — истерично выкрикнула она, обращая свой вопрос к Отавинью. — Ведь я сама отдала ему в руки пулю, выпущенную Медзенгой-старшим в дядю! Сама призналась, что помогла Маркусу убить Фаусту. Какие еще нужны доказательства их вины?

— Наверное, твоих голословных обвинений недостаточно для Валдира, — раздраженно ответил Отавинью. — Придумай что-нибудь позаковыристее, чтобы Маркус и Бруну не могли доказать свою невиновность.

— Так ты считаешь, что я их попросту оговорила? — возмутилась Рафаэла.

— Да, я так считаю, — спокойно ответил Отавинью. — Но пусть в этом разбирается инспектор Валдир. Вот он, кстати, идет. Так что у тебя ест возможность вылить новый ушат грязи на своего возлюбленного Маркуса Медзенгу!

Инспектор Валдир, поприветствовав хозяев, выложил на стол коробку с патронами.

— Хотите узнать, кому принадлежат отпечатки пальцев, обнаруженные мной на этой коробке? — спросил он, обращаясь к Рафаэле.

— Нет! — ответил она резко.

— Почему? — изобразил удивление Валдир.

— Мне кажется, очень трудно обнаружить отпечатки пальцев на картонной коробке, — пояснила Рафаэла, добавив: — Если только у человека, их оставившего, не были грязные руки.

— Я вижу, вы весьма подкованы в подобных вещах, — заметил Валдир.

— По-моему, тут не надо семи пядей во лбу, — раздраженно бросила Рафаэла. — А вот почему вы до сих пор не арестовали Маркуса и Бруну Медзенга?

— Потому что не нашли Луану, которая могла бы подтвердить или опровергнуть ваши показания.

— Но разве бегство Луаны не является косвенным подтверждением ее соучастия в убийстве? — гнула свое Рафаэла.

— Нет, — развел руками Валдир.

— А пуля? Я же сама принесла ее вам на блюдечке!

— Вот это меня как раз и настораживает, — поймал ее на слове инспектор. — Все обвинения исходят только от вас, сеньора.

— Нет. Дядя тоже видел, как в него стрелял Бруну Медзенга.

— Сеньор Жеремиас утверждал это сразу после покушения, когда не знал, что у Бруну Медзенги имеется надежное алиби. А потом он уже не был столь категоричен и, по сути, отказался от своих прежних показаний, попросив замять дело о покушении.

— Я вам не верю! — протестующее замахала руками Рафаэла. — Зачем бы дяде понадобилось подвергать свою жизнь опасности, оставляя преступника на свободе?

— Возможно, потому, что он подозревал в преступлении кого-нибудь из родственников или друзей, — хитровато усмехнулся Валдир.

— Например, Луану, да? — подхватила Рафаэла. — Не зря же она сбежала!

— Сеньор Жеремиас не делился со мной своими подозрениями, — уклонился от ответа инспектор. — Вот он приедет из Италии, тогда вы у него сами и спросите.

— Хоть бы он уж скорее вернулся! — вздохнула Рафаэла

В это время из соседней комнаты раздался характерный междугородный звонок, и Жудити поспешила туда. Рафаэла последовала за ней, надеясь поговорить с дядей.

А Валдир извиняющим тоне пояснил Отавинью, зачем, собственно, пришел сюда:

— Я должен арестовать вашу жену, чтобы услышать от нее наконец правду. Надеюсь, вы понимаете, что она лжет? — Насколько мне известно, сеньор Бердинацци даже не уверен в том, что Рафаэла — его родственница. Потому он и поехал в Италию. Конечно, мне очень неприятно говорить все это вам. Да и сажать в тюрьму женщину, недавно потерявшую ребенка, тоже небольшое удовольствие…

— Вам не стоит передо мной оправдываться, — глухо произнес Отавинью. — Поступайте, как считаете нужным.

Валдир посмотрел на него с нескрываемым изумлением, однако задавать вопросов не стал.

Рафаэла вышла из соседней комнаты хмурая и злая.

— Мне не удалось поговорить с дядей, он расспросил Жудити о здешних новостях и положил трубку.

— А он не сказал, скоро ли приедет? — спросил Валдир экономку.

— Нет, — с сожалением ответила Жудити.

— Ну в таком случае я вынужден действовать, не дожидаясь его приезда, — решительно произнес Валдир. — Вам, сеньора Рафаэла, придется пойти со мной в полицейский участок. Возможно, там вы вспомните еще какие-нибудь подробности, что прольют свет на те преступления, которые так или иначе связаны с наследством вашего дядя.

— Да если бы дядя был здесь, он бы не позволил вам так унижать меня! — воскликнула Рафаэла. — Господи, хоть бы он поскорее вернулся.