— Мы заключили только светский брак, — пояснил Апарасиу. — А деньги, которые понадобились бы для банкета, решили поберечь для покупки быков.

— И ты не боишься связывать свою жизнь с таким жмотом? — вынужден был пошутить Бруну, обнимая дочь. А зятя предупредил: — Смотри не переусердствуй в накопительстве. Женщины этого не любят. И моя дочь может тебя бросить!

— Не бойтесь, уж ее-то я никогда не обижу! — расплылся в улыбке Светлячок, счастливый оттого, что ему не пришлось выдерживать бой с тестем.

Вместо свадебного путешествия новобрачные уехали на фазенду в Арагвайю. С ними туда отправились так же Зе Бенту и Лурдинья, по-прежнему не терявшая надежды завоевать сердце этого богатыря с соловьиным голосом.

На время медового месяца Светлячок отменил все концерты, но, как выяснилось в Арагвайе, праздность его тяготила, и он все чаще стал захаживать на ферму, к быкам.

— Что, примеряешь на себя хозяйство тестя? — пошутил однажды Зе ду Арагвайя.

— Да, присматриваюсь, но совсем по другой причине, — серьезно ответил Апарасиу. — Выведываю секреты технологии. А быки у меня будут свои.

— Я тоже когда-нибудь уеду отсюда, — мечтательно произнес Зе ду Арагвайя. — Захвачу кусок земли и буду разводить свои собственный скот!


Вернувшись из больницы, счастливая Жудити сообщила, что хозяин уже полностью выздоровел и завтра его отпустят домой.

Рафаэла натянуто улыбнулась, изображая радость, и Отавинью не удержался от укола, шепнув ей:

— На этот раз у тебя ничего не вышло, дорогая.

Рафаэла вспыхнула и, подождав, когда уйдет Жудити, обрушила свой гнев на мужа:

— Перестань меня обвинять в том, чего я не делала! Дядя видел, как в него стрелял Бруну Медзенга!

— У Медзенги есть алиби, — возразил Отавинью. — А твой дядя лжет, и ты знаешь почему.

— Думаешь, он выгораживает меня? — съязвила Рафаэла.

— Возможно, — в тон ей ответил Отавинью.

На следующий день они забрали Жеремиаса из больницы, и тот сразу заметил, что между супругами пробежала черная кошка. «Может, Отавинью догадывается, что ребенок, которого ждет Рафаэла, — не его? — подумал Жеремиас. — Или тут какая-нибудь другая причина? Вообще Рафаэла насквозь фальшивая. И не известно еще, действительно ли она Бердинацци, внучка Бруну. Надо бы наконец разобраться в этой истории».

— Врач сказал, что вам, дядя, еще необходим строгий режим отдыха и питания, — промолвила между тем Рафаэла. — Я пообещала ему заботится о вас.

— В этом нет нужды, — довольно сухо произнес Жеремиас. — При мне будут находится Луана и Жудити. А ты с Отавинью уедешь на свою фазенду.

— Но я не хочу туда ехать! — воспротивилась Рафаэла. — Мой долг — быть сейчас рядом с вами. И к тому же я не люблю эту фазенду, которая принадлежала бывшей жене Медзенги. Все, что связано с фамилией Медзенга, вызывает у меня отвращение!

— Ничего, потерпишь, — сказал Жеремиас. — У тебя нет выбора. Отправляйтесь туда завтра же.

Они уехали, но через несколько дней Отавинью позвонил Жудити и признался, что с трудом выносит капризы Рафаэлы и ее дурной характер. Жудити, естественно, рассказала об этом Жеремиасу, и он решил вызвать Отавинью для откровенного разговора.

Рафаэла конечно же увязалась вслед за мужем, но Жеремиас встретил ее холодно и сразу же увел Отавинью на кофейную плантацию, чтобы никто не мог их подслушать.

— Я сделал большую глупость, женив тебя на Рафаэле, — начал он с самого трудного для себя признания. — Дело в том, что ребенок, которого она ждет, не твой, а Маркуса Медзенги.

— Я подозревал это, но не был до конца уверен, — мрачно произнес Отавинью. — Что же мне теперь делать? Посоветуйте!

— Ничего не надо делать, — уверенно сказал Жеремиас. — Подожди немного. Я обратился за помощью в итальянское консульство. Хочу узнать, не завел ли мой брат детей во время войны и действительно ли Рафаэла — его внучка.

— Вы тоже думаете, что она не Бердинацци? — совсем расстроился Отавинью.

— Не исключаю такой вероятности. Но пока не пришел официальный ответ, держи это при себе, парень. Договорились?

Рафаэле очень не понравилось поведение дяди, вздумавшего посекретничать с Отавинью, и она, будучи готовой к любому повороту событий, рискнула на упреждающий маневр — затеяла «секретный» разговор с Жудити:

— Я бы на месте дяди остерегалась в первую очередь Луаны. Она очень опасна, потому что является сообщницей Бруну Медзенги. Даже если стрелял не он сам, а кого-то нанял, то Луана должна сообщить убийце, когда дядя отправился на кофейную плантацию.

— Луана не знала, когда сеньор ушел из дома, — возразила Жудити. — По крайней мере, так она сказала инспектору Валдиру.

— Вот именно! — подхватила Рафаэла. — Так она сказала сама! А что же ей оставалось говорить? Что она выкрала у дяди пистолет и дала его Бруну Медзенге? А потом спрятала пулю?

— Ты несешь какой-то бред! Луана не способна на такое! — возмутилась Жудити.

Рафаэла посмотрела на нее с сочувствием.

— Ты не испытала настоящей любви, бедняжка. Поэтому и не можешь знать, что влюбленная женщина способна на все, даже на преступление! Вот взять хотя бы меня… Признаюсь тебе по секрету, что я точно так же дала дядин пистолет Маркусу, чтобы он убил Фаусту.

— Боже мой! — испугано воскликнула Жудити. — Почему же ты не сказала об этом раньше?

— Ну, во-первых я тогда любила Маркуса и не хотела для него неприятностей. А во-вторых, Маркус мне очень помог, избавив от Фаусту. Ведь тот требовал, чтобы я отравила дядю Жеремиаса. Только ты не говори об этом никому, а лучше следи за Луаной, — попросила Рафаэла, уверенная в том, что Жудити не сможет сохранить тайну и доложит обо всем Жеремиасу.

Экономка, таким образом, оказалась в сложной положении: с одной стороны, она не верила в виновность Луаны и не хотела поставить ее под удар, а с другой — считала своим долгом предупредить хозяина об опасности. Рафаэлу же и Маркуса ей не было жалко. Если они убили Фаусту, то пусть и ответят за это.

Терзаемая сомнениями, Жудити решила сначала осторожно поговорить с Луаной.

— Скажи, когда Бруну Медзенга провел здесь с тобою ночь, он ходил по дому? — спросила она.

— Нет, — ответила Луана, удивившись такому вопросу.

— А пистолет, который лежит в комнате хозяина, ты когда-нибудь трогала? — продолжала вести дознание Жудити.

— Никогда! Почему ты об этом спрашиваешь? — встревожилась Луана.

Жудити не стала объяснять причину своего любопытства. Но поскольку ситуация и теперь не прояснилась, то отважилась все же на прямой разговор с патроном. Однако сделать это было не просто, и она начала издалека:

— Признайтесь мне, сеньор, вы действительно видели Бруну Медзенгу на плантации в тот ужасный день?

— Нет. Это был один из его приспешников, — сказал Жеремиас.

Такой ответ еще больше озадачил Жудити.

— Значит, у Медзенги все-таки был сообщник? — вымолвила она с ужасом. — И… кто?..

Жеремиасу не понравилась такая дотошность.

— Уж не Валдир ли тебя подослал ко мне? — отшутился он.

— Нет, как вы могли такое подумать?! — приняла все за чистую монету Жудити. — Я знаю, что нехорошо выдавать чужие тайны, но и молчать не могу. Рафаэла призналась мне, что доктора Фаусту убил Маркус Медзенга. И она сама дала оружие, потому что хотела защитить вас…

— Неужели? Это очень интересно! — оживился Жеремиас. — Ну-ну, продолжай. Что еще она тебе поведала?

— Рафаэла так же сказала, что в вас стрелял Бруну Медзенга, из вашего же пистолета, который он получил от Луаны.

Жудити облегченно вздохнула, избавившись от непосильного груза, а Жеремиас, обеспокоившись, тотчас же открыл ящик стола, в котором хранил пистолет.

Оружие оказалось на месте. Жеремиас взял пистолет в руки, желая осмотреть его внимательно, и тут внезапно грянул выстрел.

Жудити на мгновение лишилась чувств, а когда очнулась, то увидела склонившегося над нею патрона — живого и даже не раненного.

— Это чудо, что пуля никого из нас не зацепила, — сказал он. — Только остается тайной, кто же зарядил пистолет. Я этого не делал.

— Неужели Рафаэла говорила правду? — высказала робкое предположение Жудити.

— Если так, то я потеряю Луану, мою настоящую Мариету Бердинацци, — мрачно молвил Жеремиас.

В этот момент дверь отворилась и в кабинет вбежали испуганные Луана, Рафаэла и Отавинью. Жеремиас успокоил их, сказав, что сам неосторожно задел курок.

Затем он уединился с Отавинью и рассказал ему, что произошло на самом деле.

— Тебе понятно, что тот, кто зарядил пистолет, хотел меня таким образом убить?

— Вы думаете, это сделала Рафаэла? — задал встречный вопрос Отавинью.

— Я уже ничего не думаю, потому что никому не верю — ни Рафаэле, ни Луане.

Отавинью выразил удивление, поскольку до сих пор Жеремиас полностью доверял Луане.

— А ты никогда не слышал от Рафаэлы, как она помогала молодому Медзенге убить Фаусту, а Луана соответственно помогла Медзенге-старшему, который стрелял в меня?

Отавинью был поражен услышанным.

— Нет, Рафаэла не посвятила меня в свою тайну, — сказал он, переведя дух. — Но в любом случае я благодарен Маркусу Медзенге за то, что он убрал этого негодяя. Не понятно только, почему Рафаэла вдруг проговорилась. Тут что-то не так. И почему молчала до сих пор насчет Луаны, хотя едва выносит ее? Боюсь, это просто наговор. У Луаны нет причин желать вам смерти.

— Есть, с сожалением произнес Жеремиас. — Она может мстить за своего отца, которого я когда-то обидел. А вообще, мне эта история тоже кажется довольно странной, потому я и решил обсудить ее с тобой. Поговори с Рафаэлой, выведай у нее, откуда она знает, что Луана давала Медзенге мой пистолет.