— Это правда, так оно и было, — вздохнул старик. — А теперь и молодежь ученая, и врачей полно. Были бы деньги, с того света достанут! Так что хорошо бы они уже привезли мне из своего путешествия внука.

— Больно вы скорый! — засмеялась Жудити. — Да если Рафаэла сразу окажется беременной, то скорее всего это будет не от мужа.

— Как это не от мужа? — вскинулся старик.

— Да так, — ответила Жудити. — Спала же она несколько раз с Маркусом Медзенгой!

— Так что ты хочешь сказать? Моя племянница может забеременеть от Медзенги? Убью! И ее, и его! — сразу же раскипятился старик.

— А вы лучше никого не торопите, дождитесь спокойненько, и забеременеет Рафаэла в свой срок, — попыталась утихомирить старика Жудити.

Но успокоил старика звонок Рафаэлы из Рио-де-Жанейро. Голос у нее был веселый, и она сказала, что у них с Отавинью все в порядке.


— Зачем ты врешь старику? — раздражено спросил ее Отавинью. — Что это у нас, интересно, в порядке? То, что мы спим в разных постелях? Что ты и знать меня не желаешь?

— Наш брак всего лишь сделка, — отвечала Рафаэла. — Какие у тебя могут быть ко мне претензии?

— Но старик требует от нас наследника. Только тогда наша сделка принесет нам капитал, — с едва сдерживаемой яростью проговорил Отавинью. — А откуда ему взяться, наследнику-то? Из пробирки?

— Отличная идея! Я — за! — одобрила Рафаэла.

— Сегодня во сне ты звала Маркуса, — сообщил Отавинью.

— Раз во сне, то я тут ни при чем, — взорвалась она. — И вообще, что ты делал в моей комнате без приглашения? Дождись, пожалуйста, когда я тебя позову! — сердито отвечала Рафаэла.

— Неужели позовешь? Что-то не верится. Скажи, а что тебе для этого нужно?

— Мне нужно тебя захотеть, — со вздохом ответила Рафаэла.


Молодые вернулись из свадебного путешествия, но по их лицам нельзя было сказать, что мед совместной жизни показался им так уж сладок. Отавинью весьма хмуро поглядывал на свою жену, да и Рафаэла смотрела на него не слишком ласково.

Однако старый Жеремиас предпочитал не замечать этого. И как только молодые закрыли дверь своей комнаты, он начинал приставать к Жудити:

— Ну как ты думаешь, чем они там занимаются?

— Понятия не имею, — ответила наконец Жудити, которой до смерти надоели приставания старика. — Я в жизни ничем подобным не занималась, и ни охоты, ни нужды в этом не испытываю.

— Ты что, хочешь сказать, что ты у нас девушка?

— Да, именно это я и хочу сказать, — степенно и с достоинством отозвалась Жудити.

А искренне огорченный за нее старик подумал, покачивая головой: «Теперь-то кто же тебя захочет?..»


Лилиана надеялась, что Маркус будет искать утешения, как это бывало раньше, но надежды ее не оправдались. Он ей даже не позвонил. Однако она продолжала ждать его.

— Ничего! Вот когда я рожу, ты уж непременно появишься, Маркус Медзенга! — шептала она, поглаживая свой живот.

Лилиана теперь часто ездила к своему отцу в Бразилиа и даже подружилась с Шакитой, которая скорее исполняла обязанности секретаря у сенатора, чем горничной. Лилиане пришлась по душе славная прямодушная девушка.

— Не бережете вы своего отца, — упрекала Шакита Лилиану. — Всегда он от вас такой грустный приезжает.

— Вот ты бы его и утешила, — съязвила Лилиана.

— Да я бы с удовольствием, — простодушно вздохнула Шакита, — только уж больно он честный человек — не станет никого обманывать!

Она сказала это так искренне, что Лилиана сразу ей поверила и теперь на все подозрения матери отвечала, что у той нет никаких оснований сомневаться в супружеской верности отца.

Но Роза по-прежнему злилась и обижалась, и стоило сенатору появиться дома, как она донимала его своими капризами и претензиями. А сенатор только вздыхал и мечтал, когда окончится его сенаторский срок, — тогда он разделается хоть с одной из каторжных повинностей, которыми наделила его жизнь.

К Шаките Кашиас искренне привязался — она была сирота, ничего от него не требовала, заботилась о нем и в добавок всегда интересовалась его работой. Поэтому он был рад, что хотя бы у Лилианы к ней нет никаких претензий.

А Лилиана задумала пригласить Шакиту в Рибейран-Прету, чтобы показать, как они живут, да и вообще прогуляться по городу. И в один прекрасный день она осуществила свой замысел — привезла с собой Шакиту.

Как только Роза увидела девушку у себя в доме, сразу же устроила дочери и мужу грандиозный скандал. Она так кричала, что сенатор стал умолять ее:

— Пожалуйста, успокойся. Соседи услышат! Не порть ей репутацию!

— Да плевать мне на репутацию какой-то потаскухи! — кричала Роза. — Ты бы лучше о жене подумал! А если не хочешь, можешь завести себе новую, как сделал Бруну Медзенга. Только помни, что я родила тебе дочь!

Шакита тут же собралась уходить.

— Ничего, не переживайте, — сказала она Лилиане. — Я найду, где переночевать. Зачем вам иметь из-за меня столько неприятностей?..

— Нет уж, я пойду с тобой, — сказала Лилиана, — я сейчас устрою тебя у Лии Медзенги.

И они отправились на виллу Медзенга. Лилиана собиралась выдать Шакиту за свою подругу, но та прямо сказала Лие, что она горничная господина сенатора в Бразилия, и Лилиане пришлось рассказать о скандале, который разгорелся у них дома.

— Конечно, пусть ночует, — сказала Лия, посочувствовав девушке. — Я даже больше тебе скажу, может, для Шакиты и место у нас найдется, если твои отец с материю решат с ней расстаться. С тех пор как Лурдинья ушла, Жулия все ищет ей замену.

Лилиана поблагодарила, а Шакита вздохнула — не очень-то ей хотелось расставаться с господином сенатором.


Бруну наконец оформил развод.

— Ну вот, теперь мы с тобой свободные люди, — сказал он Лейе, пригласив ее к себе, чтобы вручить свидетельство и уладить имущественные дела.

Лейя становилась теперь официальной владелицей фазенды и двух квартир: в Сан-Паулу и Рио-де-Жанейро.

— Обещаю тебе, что своими наследниками я сделаю наших детей, — сказала Лейя. — А ты теперь оформишь свои отношения с Луаной?

— С Мариетой Бердинацци, которая отныне станет Мариетой Медзенгой, — уточнил Бруну. — А ты? Выйдешь замуж за Ралфа?

— Скорее всего, да, — призналась Лейя.

— Тогда я советую тебе быть поосторожнее с Маркусом. Он так ненавидит Ралфа, что вряд ли простит тебе этот шаг.

Лейя только вздохнула — что можно поделать, если она по-прежнему надеялась на счастье с Ралфом? После истории с телефонным звонком соперницы, которая даже собиралась к ним сама приехать, отношения Ралфа с Сузаной окончательно разладились. Ралф наконец нашел в себе силы порвать с ней. И Лейя была счастлива.

Она не знала только одного, что, расставаясь с Сузаной, Ралф сказал:

— Я больше не хочу находить угрозы на своем автоответчике, поэтому прошу оставить меня в покое!

И не знала, что Сузана была в ярости…

Лейя полетела к Ралфу как на крыльях, она чувствовала себя богатой и совершено свободной, и это было такое счастливое, такое пьянящее чувство! Особенно если вспомнить все эти долгие унизительные годы! Как она мучилась, и ради чего? Почему так боялась развода? Ах, да! Бруну не собирался давать ей никаких средств к существованию… Как изменила его встреча со смертью! Она сделала его добрее, великодушнее… Но смотреть в прошлое уже не имело смысла. У Лейи было настоящее, и оно было прекрасно!

Лейя отлично понимала, что полученная от Бруну фазенда — это залог ее счастья, и поэтому сразу же принялась за дело.

— Для начала, — сказала она Ралфу, — нам надо будет переклеймить быков.

— Разумеется, — согласился он, — они должны носить наше клеймо.

— Мое, — сказала Лейя. — Мое! — и выразительно посмотрела на Ралфа, который вздохнул про себя.


Отказавшись сотрудничать с Бруну Медзенгой, Режину и его люди решили продолжать борьбу за свои права. Они предполагали вернуться в то имение, из которого их когда-то выгнали, вновь занять его и уже не поддаваться ни на какие уговоры. Правительство должно наконец позаботиться о них и устроить всех разом! Людям надоело полагаться на милостыню тех, кто захочет ее подать!

После долгих дней бездействия люди в лагере ощущали подъем и воодушевления. Они готовы были на смерть, потому что хотели жить по-человечески.

Общее настроение не смогло подействовать и на Жасиру. Конечно же, она была рядом со своим мужем, хотя червячок сомнения точил ее сердце. Сколько раз они уже занимали имения, и опять оставались без земли и без крова…

Когда множеством людей овладевает единое стремление, когда они готовы во имя него пожертвовать собой, то непременно добиваются успеха.

Люди Режину, плохо вооруженные, голодные, ослабленные физически, смели охрану имения, возле которого стояли лагерем и откуда их уже дважды выкинули, и заняли его.

Они тут же стали строить бараки, которые должны были послужить им защитой в случае вооруженного на них нападения. Воодушевление не покидало их.

— Мы будем защищаться до последней капли крови! — твердили они.

— Если закон решит нас отсюда прогнать, мы не сдвинемся с места, — пообещал своим сподвижникам Режину, заслужив всеобщее одобрение. Не пообещай он этого, люди перестали бы его уважать, и он прекрасно чувствовал их готовность стоять насмерть.

Вскоре прошел слух, что владельцы соседних имений стали вооружаться. Правительство пока молчало, но если слухи подтвердятся, то, значит, дело идет к гражданской войне.

Лагерь жужжал как растревоженный улей. Люди торопились закончить бараки. Продумывали, с какой стороны им вероятнее всего грозит нападение и как они могут оборониться. Решали, какие укрепления должны еще построить, где расставить дозорных, куда поместить женщин и детей.