Бенедиту Барбоза - Роковое наследство

Но в отель она поехала с Маркусом только потому, что им нужно было поговорить так, чтобы никто не мешал, что трудно было бы сделать в маленьком городе, где все знают друг друга. Сначала она не хотела ехать, но потом все-таки согласилась. Мариета не хотела, чтобы дядюшке донесли, с кем она встречается в городе.

— Расскажи, что замышляет твой отец против дядюшки Жеремиаса? — начала она, едва закрыв за собой дверь.

— А нам-то какое до этого дело? — со смехом спросил в свою очередь Маркус.

— Но ведь ты тоже, наверное, ненавидишь Бердинацци? — продолжала Мариета.

— Ненавидел, пока не познакомился с тобой, — совершенно искренне отозвался Маркус. — А ты? Ты что, ненавидишь всех Медзенга?

— Пробовала, но у меня не вышло, — так же честно ответила Мариета.

Больше они уже ни о чем не говорили. А вернее, говорили, но только о своей любви.

— Она, похоже, скупит весь город, — сказала Жудити старому Жеремиасу, который беспокоился, куда запропастилась племянница.

Мариета вскоре вернулась, и у нее опять блестели глаза и горели щеки, и поужинала она на радость дядюшке с огромным аппетитом.

И только Жудити насмешливо отметила про себя, что покупки у Мариеты какие-то невидимые…

Жудити неплохо относилась к Мариете и, когда та появилась на кухне, протянула ей несколько свертков.

— Я купила что под руку попалось в ближайшей лавочке, — объяснила она. — Хозяин не должен уличить тебя во лжи.

Мариета взглянула не нее с благодарностью.

— Вы встречаетесь с Маркусом Медзенгой, — продолжала Жудити. — Так ведь?

Но Мариета не собиралась делать Жудити своей наперсницей. Наперсница — всегда лишняя опасность.

— Встретилась, чтобы распроститься навсегда, — как могла холоднее ответила Мариета. — Я ненавижу Медзенга всех до единого.

Разве могла Мариета забыть слова дядюшки: «Все семейство Медзенга — враги. Ты не настоящая Бердинацци, если не ненавидишь их. Твоя ненависть к этому семейству — часть моего наследства».

После встречи с Мариетой в отеле Маркус окончательно понял, что комедию с Лилианой пора кончать, не будет он жить с ней, нечего и надеяться. Признаться отцу, что он полюбил одну из Бердинацци, Маркус не мог, но мог раз и навсегда отказаться от Лилианы. У него не было на нее зла — просто не хотел понапрасну морочить голову. Неужели Лилиане в радость то, что он постоянно ее избегает? И как не понимает этого отец? Но он ему все объяснит.

И случай объясниться не замедлил представиться. Бруну с Луаной и Лилианой вернулись из имения, и Маркус тотчас же поговорил с отцом.

— А что будет с ребенком, которого она носит? — услышал яростный голос Бруну Лилиана и заплакала. — Ты делаешь глупость за глупостью, сын! Я не могу тебя одобрить.

Одобрить сына Бруну не мог, но не мог не признать и его правоты. Если Маркус будет и дальше так обращаться с Лилианой, то она просто с ума сойдет. Как не повернешь, все выходило не на пользу несчастному ребенку. И Бруну со злостью махнул рукой — заварил кашу, а ему теперь расхлебывать! Ладно, пусть родится ребенок, он будет разбираться с ним, а с Лилианой не ему жить, не ему и решать!

Маркус облегченно вздохнул и пошел объясняться с Лилианой. Лилиана на этот раз не упорствовала. Она чувствовала, что Маркуса ей не переломить, что ждать ей больше нечего, и предпочла роль несчастной, но благородной жертвы.

— Я все поняла, Маркус, — сказала она дрожащим от слез голосом, — и никогда не буду тебе обузой. Я уеду к родителям и своего ребенка воспитаю сама.

Маркус почувствовал себя сволочью, но устоял.

— Зачем ты так, Лилиана? Я же не отказываюсь от ребенка, — сказал он. — Давай я тебя отвезу…

— Нет, спасибо! Я прекрасно доберусь сама, — ответила она.

Но вещи он ей отнес и сам уложил в машину. Увидев, как Лилиана уезжает, Маркус вздохнул с облегчением: хоть с одной историей было покончено.

У Розы упало сердце, когда она увидела осунувшуюся дочь на пороге гостиной. Да, она была права, когда не хотела иметь дела с негодяями Медзенга! Роза не была рада своей правоте, но все же некоторое удовлетворение она ей доставила. Как могла, она постаралась утешить дочь, но та не пожелала принимать никаких утешений.

— Оставь меня, мама, мы еще успеем наговориться и все обсудить, — сказала Лилиана и ушла к себе в комнату.

Роза решила, что неприятную новость она может сообщить мужу только сама и не по телефону. Раз дочь сейчас не нуждается в ее помощи, она съездит к мужу в Бразилиа. Им есть что обсудить.

К величайшему своему удивлению, в квартире своего мужа Роза обнаружила голубоглазую девицу, которая чувствовала себя там как дома. Девица удивилась не меньше Розы и даже осведомилась, кто она такая, чем довела Розу до белого каления.

— Нет, это уж ты мне доложись, милочка, кто ты такая, — грозно спросила она, и девица тут же сообразила, что имеет дело со своей законной хозяйкой.

— Горничная, Шакита, — представилась она без всяких церемоний.

— А еще и спишь со своим хозяином, — саркастически сказала Роза.

— Это вы уж с ним выясняйте, — флегматично сказала девица и вышла из комнаты.

Мужу Роза задала один-единственный вопрос: ночует ли Шакита здесь, в квартире? И, получив утвердительный ответ, решила немедленно выдворить ее вон.

Кашиас уперся как скала.

— Она честная, славная девушка, — заявил он. — Добросовестно исполняет свои обязанности. Я ей доволен и не стану выгонять из-за твоих капризов.

— Ах, так? Значит, я только и знаю, что капризничаю? — тут же завелась Роза. — А ты? Ты знаешь, что твои обожаемые Медзенги выставили нашу дочь?! А ведь, по-твоему, я и тогда капризничала!..

Возвращение Лилианы было страшным ударом для Кашиаса. Честно говоря, он не ждал столь плачевного исхода своей трудной дипломатической миссии. Возвращение дочери ставило под удар многие его планы. От огорчения он даже сел.

— Ты эгоист! Дочь ты не пожалел, потому что боялся лишиться финансовой поддержки Медзенги! А теперь из-за мелочного удобства — ведь эта девица обслуживает тебя и в постели, и здесь речь идет об удобстве — ты жертвуешь женой!

— Погоди, Роза! Скажи лучше, что теперь будет с Лилианой? — жалобно спросил сенатор.

— Лилиана — сильная девушка. Она справиться, — уверенно ответила Роза.

— С ребенком на руках, — устало и иронично добавил он.

— Я воспитаю нашего внука, — с достоинством ответила Роза.

По возвращению в Рибейран-Прету Роза узнала, что у Лилианы случился выкидыш.

— Немедленно к врачу! Немедленно! — закричала она, бросаясь к телефону, чтобы вызвать сеньора Аморину, их домашнего врача.

— Никакого врача! — заявила Лилиана. — Я прекрасно себя чувствую. Приму душ, лягу спать, а завтра начну новую жизнь. Эта ушла в прошлое.

Про себя Роза была восхищена мужеством своей дочери.

«Вся в меня», — гордо подумала она, но беспокойство ее не уменьшилось.

— Ты не понимаешь, деточка, — сказала она, — как это опасно. У тебя вся жизнь впереди, у тебя еще будет достойный муж, ты захочешь иметь детей. Давай проведем обследование, а если не хочешь, ограничимся консультацией, — уговаривала дочь Роза.

Но Лилиана уперлась и ни в какую.

— Будешь настаивать, уйду из дома, — пригрозила она.

И Роза на время оставила ее в покое. «У девочки стресс, — думала она, — одно несчастье за другим, не будем накликать следующего…»

Но она сочла своим долгом позвонить на виллу Медзенга и сообщить Бруну о случившемся несчастье.

Новость легла тяжелым камнем на совесть Бруну — он чувствовал себя виноватым в гибели этого существа, капли его собственной крови. Винил он и Маркуса.

«Плохо начинать жизнь с убийства, сын, — твердил он про себя Маркусу, который опять где-то шлялся, — очень плохо!»

В их жилах текла кровь тех, кто ненавидел друг друга, кто совершил обманы и подлоги, и, как видно, Бог не благословлял эту кровь…

— Поверь, Мариета, я никогда не обворовывал твоего отца, — Жеремиас был уже сильно под хмельком, если не сказать, что он был просто-напросто пьян, когда говорил это. Он попросил племянницу посидеть с ним после ужина и, выпив несколько бутылок, пустился в откровенность.

— Я никогда так и не думала, дядя, — отозвалась Мариета.

— Я… я хочу рассказать тебе все, как было, — продолжал старик.

При этих его словах в комнату вошла Жудити. Жеремиас налил себе еще стакан вину и теперь пил большими глотками. Жудити забрала пустые бутылки и вышла.

— Так о чем это я? — спросил старик, допив и поставив на стол стакан.

— Вы хотели рассказать мне все, как было, — ответила Мариета.

— Что все? — осведомился старик.

— Не знаю, — устало ответила девушка. — Честно говоря, я хочу спать.

— И что же? Ты уйдешь и оставишь меня рассказывать все самому себе? — ворчливо и недовольно спросил Жеремиас.

— А зачем мне сидеть и смотреть, как вы напиваетесь? — все так же устало сказала Мариета.

— А ты знаешь, Маркус-то, он ничего. Я тебе уже говорил, что глаза у него точь-в-точь, как у Джованы?

Мариета, услышав от дядюшки про Маркуса, похолодела: чего хочет от нее старик? Искренне он говорит или хочет подловить ее? Ох, кажется, попала она в историю!

В постели Мариета все ворочалась с боку на бок и не могла заснуть, ища и не находя выхода. Вдруг рама окна стукнула, и в комнату кто-то тихонько впрыгнул. Мариета оцепенела от ужаса.

— Это я, не бойся, — раздался шепот, и она узнала Маркуса. Ничего себе, не бойся! Да она теперь как на горячих углях!