— Да, тут есть над чем задуматься, — произнес Маркус, искренне позавидовав и ей, и отцу.

Все дни, оставшиеся до свадьбы, он действительно был непривычно молчалив и задумчив.

А в самый последний момент, когда до церкви оставалось сделать всего несколько шагов, вдруг взял и повернул обратно.

Глава 8

Фаусту при каждом удобном случае пытался внушить патрону, что убийцей является не кто иной, как Маркус Медзенга, и если не отнестись к этому всерьез, то следующей жертвой может стать уже сам Жеремиас Бердинацци.

— Наверняка он вознамерился получить наследство как можно скорее. Пусть даже и пополам с Мариетой. Пока не существует завещания, Медзенга вправе рассчитывать на свою долю, — нагнетал страсти Фаусту. — А может, в его планы входит и устранение Мариеты, кто знает?

Жеремиас соглашался с ним лишь в одном: что надо поскорее составить завещание, в котором бы отсутствовали родственники по линии Джованны, чтобы лишить Маркуса всяческих надежд на получение наследства. В то же время он считал, что у молодого Медзенги не было никаких мотивов для убийства Олегариу.

— Это могло произойти спонтанно, — гнул свое Фаусту. — Медзенга встретился с Олегариу, чтобы выяснить у него, имеется ли завещание. А потом сообразил, что ему совершенно не к чему иметь в живых лишнего свидетеля.

Но и такой довод звучал для Жеремиаса неубедительно.

А затем из Рибейран-Прету вернулся Валдир и тоже высказал мнение, что Маркус Медзенга вряд ли причастен к убийству.

— Если бы он замышлял преступление, то не стал бы открыто расспрашивать в таверне о вас и Олегариу. Единственное, что его интересует, — это возможность получить наследство. Он мне сам об этом сказал.

— Не дождется! — вспыхнул Жеремиас и, вызвав к себе Фаусту, отдал ему указание: — Готовь текст завещания. Единственной наследницей является Мариета, но при одном условии: она должна выплачивать пожизненную пенсию всем моим нынешним сотрудникам. Я не хочу больше никого обидеть, как обидел Олегариу — моего единственного друга, который, несмотря ни на что, сохранил мне верность, даже перед лицом смерти.

Передавая слова патрона Рафаэле, Фаусту не скрывал своего неудовольствия таким решением, однако при этом не падал духом:

— Ладно, пусть будет только половина. Главное, чтобы он наконец подписал завещание и признал тебя законной наследницей. А там уж мы не станем с ним долго церемониться!

— Что ты задумал? — испуганно спросила Рафаэла.

— Ничего нового, — усмехнулся Фаусту. — Получим завещание, поженимся, а потом организуем старику сердечный приступ со смертельным исходом. У него ведь слабое сердце, это всем известно.

— Ты страшный человек, — сказала Рафаэла. — Тебе ничего не стоит отправить на тот свет и меня, чтобы единолично распоряжаться наследством. Нет, я не самоубийца, а потому никогда не выйду за тебя замуж!

— Что?! Я не ослышался? — угрожающе произнес Фаусту. — Ты вздумала бунтовать? В таком случае пойди к дядюшке и повинись перед ним. А я от себя смогу проинформировать его, что ты — обыкновенная авантюристка. Поверь, мне не сложно будет доказать, что ты не имеешь никакого отношения не только к Джакомо, но и к Бруну Бердинацци, за чью внучку себя выдаешь. Для этого достаточно запросить итальянское посольство.

Его угрозы подействовали на Рафаэлу отрезвляюще. Опустив голову, она молчала, и Фаусту даже счел нужным приободрить ее:

— Будь умницей, Рафаэла. Наберись терпения.

Чмокнув ее в щеку, он ушел готовить текст завещания, а Жудити, случайно услышавшая последнюю фразу, не удержалась от закономерного вопроса:

— Почему доктор Фаусту называет тебя Рафаэлой?

— Это у него шутка такая. Он цитировал какую-то пьесу, — после непродолжительного замешательства нашлась Рафаэла.

Но Жудити была далека от того, чтобы ей поверить.

— Ох, не нравится мне все это! Ты что-то скрываешь, голубушка! — сказала она. — Я не удивлюсь, если узнаю, что смерть сеньора Олегариу — твоих рук дело.

— Да ты совсем с ума сошла! — возмутилась Рафаэла. — Я знаю, что не вызываю у тебя симпатии, но всему же есть предел! Мое терпение может лопнуть.

— Хочешь сказать, что уберешь меня с дороги, как Олегариу? — спросила Жудити. — Он тоже в тебе сомневался и говорил об этом хозяину. Так вот, учти: я тебя не боюсь. Да и сеньор Жеремиас, думаю, тоже понял, кто ему друг, а кто — враг.

Она не сказала прямо, что поделится своими подозрениями с хозяином, но Рафаэле это и так было ясно. Жудити могла теперь не опасаться, что ее уволят так же, как Олегариу, потому что старик остро переживал собственную вину перед другом и второй раз подобной ошибки не допустил бы.

С ужасом ждала Рафаэла, что будет дальше. Ей даже пришло на ум бежать отсюда немедля, чтобы на нее и в самом деле не навесили это убийство. Но потом, правда сообразила, что в случае побега Фаусту не станет ее покрывать, а, наоборот, сделает все, чтобы свалить на нее собственное преступление. Нет, уж лучше оказаться разоблаченной в мошенничестве, чем попасть в тюрьму за убийство!

«У Жудити нет никаких улик против меня. И пусть она говорит, что хочет, а я все буду отрицать!» — наконец решила для себя Рафаэла.

Но к такой тактике ей не довелось прибегнуть, так как Валдир расшифровал предсмертную записку Олегариу и, показав текст Жеремиасу, захотел вновь допросить его племянницу.

— Позвольте мне сначала самому поговорить с ней, — попросил Жеремиас. — Почему-то я уверен, что со мной она будет более откровенной, нежели с вами.

— Только будьте осторожны, — посоветовал Валдир. — Если верить тому, что написал покойный, то от этой девицы можно ожидать чего угодно.

— Не беспокойтесь, я сумею постоять за себя, — сказал Жеремиас. — Подождите меня в кабинете, я скоро вернусь.

Он пошел в комнату к Рафаэле и протянул ей расшифрованную записку:

— Прочитай, пожалуйста, и скажи, что, по твоему мнению, имел в виду Олегариу, когда писал это.

Рафаэлу бросило в жар от прочитанного. Она поняла, что надо защищаться любой ценой, не щадя при этом Фаусту.

Жеремиас внимательно наблюдал, как меняется в лице племянница, но терпеливо ждал ее ответа. И Рафаэла наконец заговорила:

— Думаю, тут все ясно. «Она не ваша…» означает, что я — не ваша племянница. Так считал сеньор Олегариу. Когда же написал: «Фаусту любовник», то хотел сообщить вам, что я — любовница Фаусту.

— Так, понятно… — с волнением произнес Жеремиас. — А что означает фраза: «Тебя убьют»?

— Ну, это же очевидно, — не сумела скрыть раздражения Рафаэла. — Сеньор Олегариу предупреждает, что вас собираются убрать.

— Я понял, — сказал Жеремиас. — Меня только интересует, кто готовит убийство?

— Вероятно, тот же человек, который убил сеньора Олегариу, — ответила Рафаэла.

— А точнее? — настаивал Жеремиас, глядя на нее угрожающе.

— Доктор Фаусту, — произнесла она с явным облегчением, а Жеремиас, наоборот, еще больше помрачнел.

— Значит, все, что написал Олегариу, — правда? Он вас разоблачил, и за это вы его убили?

— Я тут ни при чем, дядя! — испугалась Рафаэла. — К убийству я не имею никакого отношения! Фаусту привязался ко мне, когда узнал, что я — ваша племянница и наследница. Из-за наследства он и хотел на мне жениться. Вот почему я без восторга принимала его ухаживания.

— Но все-таки принимала! — напомнил ей Жеремиас. — Зачем? Почему не сказала мне о корыстных планах Фаусту?

— Не хотела с ним ссориться. Ведь он единственный был убежден, что я — ваша племянница. А сеньор Олегариу сомневался во мне…

— Но если Фаусту его убил, значит у Оллегариу были какие-то веские доказательства?

— Никаких доказательств у него не могло быть, потому что я — Мариеты Бердинацци, дочь вашего брата Джакомо! — твердо произнесла Рафаэла. — Он просто сомневался и мог уговорить вас не подписывать завещание в мою пользу. А Фаусту хотел получить наследство как можно скорее. Поэтому он сначала убрал вашего друга, а потом, после того как вы подпишете завещание, собирается отравить вас.

— Но если ты не сообщница Фаусту, то почему до сих пор молчала? Почему не предупредила меня о готовящемся убийстве, как это сделал Олегариу? Не потому ли, что ты тоже заинтересована в моей смерти?

— Нет, дядя! Я не решалась вам сказать, потому что Фаусту мне угрожал. Я боюсь его! Да и вы бы мне не поверили. А теперь, когда появилась еще эта записка, мне было легче открыться.

— А если б Олегариу не успел ее написать? Ты бы и дальше ждала, когда меня убьют?

— Нет! Я хотела вооружится надежными уликами против Фаусту и потом вам все рассказать. А если бы мне не удалось их раздобыть, то я бы просто ушла тайком из вашего дома и оставила письмо, в котором написала бы всю правду о Фаусту. А уж вы бы сами решили, верить мне или не верить.

— Ладно, считай, что сейчас я тебе поверил, — сказал Жеремиас. — И не бойся Фаусту.

Затем он пошел в свой кабинет, где его ждал Валдир, и все только что услышанное пересказал детективу.

Тот посоветовал Жеремиасу не торопиться с оформлением завещания, поскольку теперь все больше склонялся к мысли, что Мариета — самозванка и что в сговоре с Фаусту она была с самого начала, еще до появления здесь.

Жеремиас же в свою очередь попросил его не устраивать очной ставки между Мариетой и Фаусту.

— И вообще не говорите ему пока о ее показаниях, — добавил он. — Мы с Жудити хорошенько понаблюдаем за этой парой и выясним, действительно ли Мариета боится Фаусту.

— Ваш план небезопасен, — предупредил его Валдир. — Но у меня, к сожалению, нет улик для ареста Фаусту. Показания Мариеты и записка Олегариу он вправе будет назвать голословными обвинениями, поклепом. Так что вы будьте осторожнее не только с Фаусту, но и с Мариетой. Она ведь может получить наследство и без завещания — как ваша родственница. Правда, ей придется разделить его с Бруну Медзенгай и его детьми.