Так я и сделала. Когда годом позже мисс Беринджер надумала выйти замуж, это как нельзя больше устроило тетю Шарлотту.

— Старая дура, — отозвалась она. — В ее-то возрасте. Она еще пожалеет.

Возможно, мисс Беринджер и вправду была старая дура, но ее супруг был не дурак, и, как поведала мне тетя Шарлотта, следовало ждать неприятностей, учитывая, что в свое время мисс Беринджер вложила немного денег в их общее предприятие: это было условие, на котором ее взяла тетя. В дом зачастили адвокаты, что вовсе не нравилось тете Шарлотте. Я догадывалась, что они требовали денег.

Наклонность у меня и в самом деле была. Бывая на распродажах, я ловила себя на том, что у меня словно по волшебству загорались глаза, когда случалось увидеть редкостную вещь. Тетя Шарлотта была мной довольна, хоть и редко показывала, а больше упирала на промахи, которые случались все реже и перевешивались все более частыми удачами.

В городе нас стали называть Старой и Молодой мисс Брет. Я чувствовала в этом неодобрение. Мои занятия считались неподобающими для девушки: слишком они были неженскими — так мне никогда не найти мужа. Еще пара лет, и из меня получится новая мисс Шарлотта Брет.

Я догадалась, что как раз этого и хотела тетя Шарлотта.

3

Шли годы. Мне исполнилось двадцать один. У тети Шарлотты выявилась досадная хворь, которую она звала «ревматизмом»: у нее постоянно болели и плохо сгибались суставы, и, к ее негодованию, она оказалась скована в передвижениях.

Только тетя была не из тех, кто мирится с болезнями: ей претила сама мысль о недомогании, она отвергала мои предложения обратиться к врачу и изо всех сил цеплялась за активный образ жизни.

По мере того как она все больше зависела от меня, менялось и ее отношение ко мне. Она не уставала намекать про мой долг перед ней, напоминала, что дала мне кров, то и дело спрашивала, что случилось бы со мной, когда я осиротела, не окажись ее рядом.

Я подружилась с Джоном Кармелем, торговцем антиквариатом, жившим в десяти милях от нас, в городе Марден. Мы познакомились на одной распродаже и с тех пор сблизились. Он зачастил в Дом Королевы, постоянно звал меня с собой на аукционы.

Наши отношения еще не продвинулись дальше взаимного интереса, как вдруг его визиты резко оборвались. Я была задета, долго гадала о причине, пока случайно не услышала, как Элен сказала миссис Мортон:

— Она дала ему от ворот поворот. Да-да, именно так. Я сама слышала. По-моему, это позор. В конце концов, у мисс своя жизнь. Чего ради ей оставаться старой девой, как она сама?

Старой девой, как она! В моей заставленной комнате, шипя от злости, тикали часы: «Ста-ра-я де-ва!»— словно глумились они надо мной.

Я сделалась пленницей Дома Королевы. Когда-нибудь он мог стать моим. На это то и дело намекала тетя Шарлотта.

— Если останешься со мной, — многозначительно уточняла она.

«Ос-та-нешь-ся! Ос-та-нешь-ся!» Почему мне чудилось, что часы повторяют это слово? На старинных часах в рост человека была указана дата: 1702 — вот сколько им было! Справедливо ли, возмущалась я, чтобы бездушный предмет, сделанный рукой человека, продолжал жить после смерти творца. Моя мама жила всего тридцать лет, а эти часы существовали уже сто восемьдесят. Надо брать от жизни что можно. «Тик-так, тик-так!»— доносилось изо всех углов дома. Быстро летело время.

Я не верила, что выйду замуж за Джона Кармеля, но тетя Шарлотта не собиралась дать мне возможность разобраться в моих чувствах. Как ни странно, когда я думала о любви, в воображении сразу возникало улыбчивое лицо с прищуренными глазами. Кредитоны словно преследовали меня.

Я обещала сама себе, что, когда наступит час и я захочу замуж, никто и ничто не остановит меня.

«Тик-так!»— посмеивались часы, но им было не сбить меня с толку. Я была уверена в себе. Если я и вправду походила на тетю Шарлотту, то она была женщина сильная.


Я собиралась уходить из магазина, готовилась повесить на дверь табличку «Закрыто. Приглашаем в Дом Королевы», как вдруг прозвенел дверной звонок — и вошел Редверс Стреттон. Он остановился, улыбаясь.

— Мы уже встречались, если не ошибаюсь, — заговорил он.

Я смутилась, чувствуя, что заливаюсь краской.

— Да, много лет назад, — выдавила я.

— Вы успели вырасти. Вам было в тот раз двенадцать.

Я некстати восхитилась его памятью.

— Выходит, прошло девять лет.

— Вы тогда были эрудиткой, — сказал он, обежав глазами инкрустированный слоновой костью круглый столик, гарнитур изящных шератоновских стульев и высокий книжный шкаф Хепплуайта в углу лавки. — Впрочем, и сейчас, — прибавил он, снова глядя мне в глаза.

Я успела справиться с волнением.

— Удивляюсь, что вы помните. Наша встреча была мимолетной.

— Вас нелегко забыть, мисс… мисс Анна. Я не ошибся?

— Нет. Вы пришли что-то посмотреть?

— Да.

— Раз так, я, возможно, смогу вам показать.

— Я уже вижу, хоть с моей стороны крайне неприлично так говорить о молодой особе.

— Но вы не хотите сказать, что пришли смотреть на меня?

— Отчего же?

— Странное занятие.

— Мне оно не кажется странным — наоборот, исполнено смысла.

— Это так неожиданно… после стольких лет.

— Я моряк. После той встречи очень редко заходил в Лэнгмут, иначе навестил бы вас раньше.

— Итак, коль вы здесь…

— …Выкладывайте свое дело и уходите? Так? Я совсем забыл, что вы деловая особа. Впредь буду помнить. — Он наморщил лоб и, пряча за прищуром глаза, обернулся на книжный шкаф. — Вы предпочитаете ясность. Тогда я буду говорить без экивоков. Признаюсь, я пришел не ради стульев или книжного шкафа. Просто проезжал мимо, прочел надпись на воротах — Дом Королевы — и вспомнил нашу встречу. Когда-то здесь ночевала королева Елизавета, сказал я себе, но лично мне куда интереснее, что теперь здесь спит мисс Анна Брет.

Я заливисто расхохоталась, как смеются от счастья. Когда я представляла, что встречусь с ним, именно такой виделась мне наша встреча. Он словно заворожил меня. Казалось, его вовсе и нет на самом деле, до того напоминал вымышленного романтического героя. Я бы не удивилась, если бы он вышел из старинного гобелена. Представила его бесстрашным искателем приключений на морских дорогах, неуловимым, надолго пропадающим. Вот и сейчас — выйдет за двери лавки и я не увижу его много лет… пока не стану Старой мисс Брет. Было в нашей встрече что-то нереальное: Элен звала это «снами наяву».

— Сколько вы пробудете в Лэнгмуте? — спросила я.

— На следующей неделе снимаюсь.

— В какую сторону света?

— В Австралию и южные моря.

— Звучит… заманчиво.

— Мисс Анна Брет, я замечаю в вас симптом опасной болезни: страсти к путешествиям.

— Я бы хотела повидать мир. Я ведь родилась в Индии. Рассчитывала вернуться, но умерли родители, и все изменилось. Осела здесь и, похоже, здесь и останусь.

К своему удивлению, я выкладывала ему то, о чем он не спрашивал. Неожиданно он взял мою руку и притворился, что читает по ладони.

— Вы еще постранствуете. Всюду побываете, — сказал он, глядя уже не на ладонь, а прямо мне в глаза.

Тут я заметила мелькнувший в окне женский силуэт. Это была некая миссис Дженнинс. Она часто заходила в Дом Королевы, но никогда ничего не покупала: не интерес к антиквариату, а неискоренимое любопытство побуждало ее совать нос в чужие дома. И сейчас, должно быть, выследила, что в лавку зашел Редверс Стреттон. Интересно, видела ли, что он держал мою руку. Звякнул звонок, и вошла она.

— О, мисс Брет, у вас кто-то есть. Я подожду.

За стеклами пенсне блеснули сметливые глазки. Видно было, как она ломала голову над вопросом, не завелся ли у мисс Брет поклонник: Редверс Стреттон явно не собирался ничего покупать.

Лицо Редверса скривилось, но, тотчас овладев собой, он сказал с безучастным видом:

— Мадам, я как раз собирался уходить.

И, кивнув мне, вышел. Я злилась на женщину, явившуюся под пустым предлогом интереса к шкафу, который она никогда не купит. Явно затягивая время, она говорила какие-то слова, гладила поверхности, искала следы древоточца. Редверс Стреттон из Замка интересуется антиквариатом? Ведь он, кажется, приехал ненадолго. Он такой необузданный, не то что мистер Рекс, настоящее утешение для матери. Редверс совсем другая птица.

— В жизни не видела кого-либо, меньше его напоминающего птицу! — оборвала ее я.

— Мисс Брет, я выразилась фигурально, но этот молодой человек по всем меркам необузданный.

Она меня предупреждала. Но я была не в том настроении, чтобы внимать предостережениям. В тот день я не спешила обратно в Дом Королевы, а, когда вернулась, миссис Мортон сообщила, что меня ждет тетя Шарлотта. Она была не в духе, лежала в кровати, даже приняла опийной настойки для успокоения. Я опоздала, брюзжала она. Я ответила, что меня задержала миссис Дженнинс, явившаяся спросить про «хепплуайт».

— Ах, эта вертушка. Ни за что не купит.

Но она казалась довольной в отличие от меня: этот человек завладел моими помыслами.


Двумя днями позже тетя Шарлотта объявила о намерении отправиться на распродажу. Случай был из тех, которые нельзя было упускать, и, хоть ей нездоровилось, она собралась ехать, приняв на дорогу лекарство. Она решила взять с собой миссис Мортон, так как уезжала на двое суток и нуждалась в уходе: при ее хворях переезды и гостиничные неудобства были почти непереносимы. Конечно, было бы несравнимо лучше, если бы ее сопровождала я, но, само собой разумеется, мы не могли закрыть лавку. Если бы бестолковая Беринджер не выставила себя окончательной дурой, мы могли бы на время отлучаться, оставляя ее за хозяйку. Тетя Шарлотта больше прежнего невзлюбила Беринджер после ее замужества.