Снова я прониклась чувством, что Дом Королевы был моей тюрьмой, и, как в детстве, мечтала воссоединиться с мамой, чтобы убежать из нее, так теперь вспоминала тот вечер с Редверсом и повторяла сама себе: вот вернется из плавания и придет.

Но проходили месяцы, а от него не было вестей. Настала осень с запахами георгинов и хризантем в саду, густыми туманами над рекой. Исполнилась годовщина того вечера, а от него по-прежнему не было вестей.

По мере того как усугублялись немощи тети Шарлотты, она становилась все раздражительней. Не проходило и дня, чтобы она не напомнила мне, в чем состоял мой долг. Я терпеливо ждала и надеялась, что рано или поздно Редверс меня отыщет, но он все не появлялся.

Новость принесла Элен. Ее сестра продолжала служить у Кредитонов. Теперь она вышла замуж за дворецкого и поднялась на следующую ступеньку внутридомовой иерархии. Леди Кредитон была ею довольна, и, хоть она еще не заняла место полноправной экономки, горничные уже ходили под ее началом, что немало льстило самомнению супруги дворецкого.

Как-то раз, помогая мне упаковывать для покупателя фаянсовый сервиз, Элен заговорила:

— Мисс Анна, со вчерашнего утра гадаю: сказать или не сказать?

Я пристально посмотрела на нее, предчувствуя неладное: видно было, что она расстроена. Я мельком подумала, не надоело ли мистеру Орфи ждать приданого и не оборотился ли он к другой.

— Вчера я ходила в Замок навещать Эдит.

Я осторожно перекладывала посуду, избегая ее взгляда.

— Ну, и?..

— Есть новости о капитане.

— Капитане? — некстати перебила я.

— О капитане Стреттоне. Случилось ужасное.

— Неужели умер? Нет!

— Нет-нет… но страшный позор, неслыханный… Он потерял корабль.

— То есть корабль утонул?

— Похоже на то. В Замке только о том и говорят. Прямо страх берет. Это при том что сам он на другом конце света. Такой скандал. Но это еще не все, мисс Анна.

— Что еще, Элен?

— Он женат, и порядочный срок. Взял жену где-то в иностранном порту. Когда приходил в тот вечер, уже был женат. Кто бы подумал!

Я не поверила. Он бы сказал. Но с какой стати было ему обсуждать со мной свои личные дела? Видимо, я ужасно ошиблась, когда подумала… Что именно я подумала? Права была тетя Шарлотта: я ужасная простофиля. Тот вечер ничего для него не значил. Два человека могут по-разному смотреть на одно и то же событие. Он зашел ко мне, потому что ему нечем было себя занять перед отплытием. Может, почувствовал мое отношение и решил позабавиться. Возможно, рассказал про тот последний вечер жене. Про ужин при свечах, появление тети Шарлотты. Было над чем посмеяться.

— Как интересно, — выдавила я.

— Вы не догадывались, мисс?

— О чем?

— О том, что женат, конечно. Он скрывал. В том и беда. Ой! Чуть не уронила чашку! Досталось бы нам, если бы разбили.

Что чашка, патетически рассуждала я, когда разбиты все мои мечты и надежды. Я ведь в самом деле верила и надеялась, что он вернется и с этого дня начнется мое счастье.

Подтверждение слуха о женитьбе капитана Редверса Стреттона я слышала из нескольких источников. Говорили, что он женился в каком-то дальнем порту на иностранке, что был женат уже давно.

Когда случилось неизбежное, и слух дошел до тети Шарлотты, она смеялась, как никогда не смеялась прежде. Она донимала меня с этого дня, не упуская случая вставить в разговор его имя.

— Твой капитан Стреттон. Твой поздний визитер. Так у него уже была жена? А тебе сказал?

— С какой стати? — отвечала я. — Разве все, кто к нам приходят смотреть мебель, обязаны докладывать о своем семейном положении?

— Все не обязаны — только те, которых интересует Лавассер, — хохотала она. Впервые за долгое время у нее улучшилось настроение, хоть это и находило выход в ехидной злобе.

Кажется, он приезжал домой, но я его не видела. Элен передавала, что возвращался. Шло время. Дни напоминали один другой, весна, лето, осень, зима. Ничто не отличало неделю от недели, разве что нам удалось наконец сбыть одну китайскую вазу, на которую не находилось покупателя, за цену, признанную приемлемой тетей Шарлоттой: ровно за столько, сколько она в свое время отдала. Она с легким сердцем распрощалась с вазой, хоть и сказала:

— Роспись по красному лаку. Пятнадцатый век — эпоха Хсян-Те. Другой такой не найти.

— Как и другого покупателя, — не удержавшись, уколола я.

Теперь мы пикировались постоянно. Я старела и мрачнела, как и все в доме. Даже Элен растратила прежде бившую ключом жизнерадостность. Мистер Орфи продолжал ждать. Бедняжка Элен! Приданое, на которое он рассчитывал, как видно, было для него важнее ее самой. Миссис Мортон еще больше замкнулась в себе. Раз в две недели брала выходные и куда-то ездила, но никто из нас не знал куда. Ее помыслы и дела были окутаны туманом. Мне исполнилось двадцать пять — миновала первая молодость. Однажды я поймала себя на мысли: с того вечера прошло четыре года. А для него он ничего не значил, раз был женат и не сказал. Но ведь намекнул… В самом деле намекнул или мне почудилось? Тетя Шарлотта никак не забывала про злосчастный вечер. При всяком удобном случае напоминала мне, как глупо я себя вела, дав ему воспользоваться моей наивностью. Ей это казалось смешным: заговаривая о том происшествии, она каждый раз ехидно хихикала. Только эта тема способна была позабавить ее.

О, неизбывная тоска Дома Королевы с четырьмя стареющими женщинами, словно ждавшими чего-то такого, что могло развеять их скуку! Я догадывалась, что это было: смерть тети Шарлотты. Элен получала возможность выйти замуж за мистера Орфи. Миссис Мортон ждала своей доли. А я чего ждала?.. По крайней мере рассчитывала обрести свободу. Почему я не уехала? Неужели не нашла бы место? Наверняка нашелся бы во всей Англии торговец антиквариатом, которому понадобились бы мои услуги. И все же, сколь я ее ни ненавидела — а порой я по-настоящему ее ненавидела, — чувствовала ответственность по отношению к тете Шарлотте. Если бы я оставила ее, это лишило бы ее последней опоры. Я брала на себя все большую долю работы. Если бы она доверила мне счета, я могла бы вести дела самостоятельно. В глубине души я чувствовала свой долг перед ней. Она была сестра отца. Она взяла меня, когда родители привезли меня в Англию, заботилась, когда я осиротела.

Все так же тикали многочисленные часы. Только теперь их тиканье приобрело особый смысл.


Тете Шарлотте сделалось хуже: теперь она не вставала с постели. Доктор Элджин сказал, что ушиб спины усугубил ее недуг. Теперь конторой стала ее спальня. Она продолжала цепко держаться за бухгалтерские книги, не разрешала мне даже заглядывать в них. Я взяла на себя все продажи и большую часть закупок, хотя каждая сделка предварительно должна была быть одобрена ею и все счета шли через ее руки. Я со страстью отдалась работе, и, если Элен или миссис Баккл заговаривали о Замке Кредитон, давала понять, что мне неинтересно.

Однажды меня захотел видеть доктор Элджин. Он только что спустился из комнаты тети Шарлотты.

— Ей становится все хуже, — сказал он. — Вам не справиться без посторонней помощи. Очень скоро она окажется прикована к постели. Советую взять сиделку.

В этом был смысл, ответила ему я, но, прежде чем решать окончательно, я должна была обсудить положение с самой тетей.

— Да, поговорите, не мешкая, — сказал доктор. — Внушите ей, что вы не сможете сочетать работу с уходом за больной. Ей нужна опытная сиделка.

Поначалу тетя Шарлотта противилась, но в конце концов уступила. С появлением Шантели Ломан все в доме изменилось.

4

Как мне описать Шантель? Легкая, изящная, она напоминала фарфоровую куколку. Ее волосы имели прелестный оттенок, прославленный Тицианом, брови были густые, ресницы темные. Глаза с прозеленью — редкостный цвет привораживал с первого взгляда. Прямой короткий носик и нежный цвет лица вдобавок к тонкой фигуре делали ее похожей на дрезденскую статуэтку. Если у нее и был какой-то изъян, то это, пожалуй, маленький рот, но, на мой вкус, — эта мысль пришла ко мне от общения с предметами изящных искусств — мелкое несовершенство только усиливает впечатление красоты. Совершенство в искусстве и природе способно наскучить — крошечный дефект лишь подчеркивает исключительность внешности. Вот, какой показалась мне Шантель.

Когда она в первый раз вошла в Дом Королевы и села в стильное кресло эпохи Реставрации, оказавшееся в ту пору в холле, я сразу засомневалась: «Ни за что не останется. Сама откажется». Однако я ошиблась. Позже она призналась, что ей с первого взгляда понравился дом. Приглянулась и я: до того, имела неприступный вид. Настоящая старая дева в твидовых жакете и юбке — даже красивые волосы стянуты в ужасный пучок на затылке. Преступно губить такую красоту.

У Шантель была манера выделять некоторые слова и посмеиваться словно над самой собой, закругляя фразы. Трудно было представить кого-либо, меньше ее напоминавшего сиделку.

Я провела ее к тете Шарлотте, и, как ни странно — впрочем, вероятно, мне следовало бы сказать «естественно» — она ей сразу приглянулась. Шантель очаровывала легко и непринужденно.

— Настоящая красавица, — восхитилась Элен. — С ее появлением все должно перемениться.

Так и вышло. Она была веселая и ловкая. Даже тетя Шарлотта стала меньше ворчать. Шантель заинтересовалась домом и осмотрела все углы. Позже она мне призналась, что не видела интереснее дома.

Уложив тетю Шарлотту на ночь, Шантель заходила ко мне, и мы долго разговаривали. Кажется, она была довольна, что в доме нашлась ее более или менее сверстница. Мне было двадцать шесть лет, а ей двадцать два, но она прожила более интересную жизнь, немного путешествовала со своей последней подопечной и казалась мне светской дамой.