Вина на столе не было: тетя Шарлотта была убежденной трезвенницей — но это не имело значения.

Редверс рассказывал о морях и чужих странах, заставляя и меня поверить, будто я там была, а, когда говорил о своем корабле и команде, мне передалось, как много они для него значили. Он направлялся с грузом тканей и фабричных изделий в Сидней, а после предполагал сделать несколько торговых рейсов между тихоокеанскими портами и лишь затем вернуться в Англию, погрузив на борт шерсть. Судно было небольшое, грузоподъемностью меньше тысячи тонн. Он красочно расписал, как оно скользит по воде. По классу оно относилось к клиперам, самым быстроходным из кораблей. Тут он спохватился, что слишком много говорил о себе.

Совсем нет, запротестовала я, мне интересно. Тема захватила меня. Прежде я часто ходила в доки смотреть корабли, гадала, куда они отплывали. Я поинтересовалась, только ли грузы он перевозил.

— Мы берем также немного пассажиров, хотя основное наше дело — грузы. Между прочим, завтра со мной отплывает очень состоятельный джентльмен. Он торгует алмазами и решил взглянуть на австралийские опалы. Очень кичится собой. Кроме него есть еще пара пассажиров. На судах вроде нашего перевозка пассажиров сопряжена с проблемами.

Так мы беседовали под злое шипение и тиканье вдруг заторопившихся часов.

— Вы не сказали, как называется ваш корабль, — вдруг спохватилась я.

— Разве? Он называется «Роковая женщина».

— «Роковая женщина». Как странно… Это имя было на статуэтке, которая оказалась в потайном ящике секретера, что мы приобрели в Замке Кредитон. Она в моей комнате. Сейчас принесу.

Я подняла со стола подсвечник. Он оказался тяжелым, и Редверс взял его у меня.

— Я понесу, — сказал он.

— Только осторожнее. Он ценный.

— Как все в этом доме.

— Не преувеличивайте.

Мы вдвоем поднялись по лестнице.

— Осторожно, — еще раз предупредила я, — сами видите, как у нас заставлено.

— Я так понимаю, дом у вас служит магазинной витриной, — пошутил он.

— О да, — весело признала я. — Я нашла статуэтку в ящике. Наверное, мы должны были вернуть ее вам, но тетя Шарлотта сказала, что она ничего не стоит.

— И, как всегда, была права.

— Да, почти всегда, — засмеялась я.

Мысль о тете Шарлотте заставила меня еще раз представить, что произошло бы, если бы я осмелилась в ее присутствии пригласить его на ужин, как теперь — хоть все устроила Элен. Впрочем, в этом не было ее вины: я сама этого хотела. Я отбросила воспоминание о тете Шарлотте как неподобающее случаю. К счастью, я была вне ее досягаемости; в этот самый момент она должна была отходить ко сну в какой-нибудь третьесортной гостинице — в дорогих она никогда не останавливалась, и бедная миссис Мортон наверняка терпела муки.

Мы вошли в соседнюю с моей комнату. При свечах дом всегда внушал мне суеверный страх, потому что мебель приобретала причудливые очертания: трепетно дрожавшие, словно живые, и менявшиеся до неузнаваемости.

— Какой странный старинный дом! — сказал он.

— Подлинник, — засмеялась я, вспомнив суровый приговор, вынесенный тетей Шарлоттой Замку Кредитон: подделка! Он поинтересовался, чему я смеялась, и я рассказала.

— Она презирает все, что не подлинно.

— А вы?

Я снова засмеялась.

— Все зависит от характера подделки. Встречаются очень остроумные.

— Надо полагать, требуется особый склад ума, чтобы добиться успеха, выпуская подделки.

— Еще бы. Здесь, пожалуйста, осторожнее. Видите, как выступает край стола. В темноте незаметно. Это небезопасно, учитывая, что рядом лестница.

Мы добрались до моей комнаты.

— Здесь спала мисс Анна Брет, — с комическим почтением выговорил он.

— Может, нам заранее повесить на стене доску? — развеселилась я. — Королева Елизавета и Анна Брет… Или переименовать в Дом Анны Брет?

— Замечательная мысль.

— Но я должна показать вам статуэтку. — Я достала ее из ящика, где всегда хранила.

Он поставил на столик подсвечник и взял статуэтку.

— Это копия носовой фигуры с «Роковой женщины», — сказал он.

— Носовой фигуры?

— Да. Очевидно, ее сняли с модели корабля.

— Она в самом деле ничего не стоит?

— Абсолютно ничего. Кроме того, разумеется, что имеет отношение к моему кораблю. Возможно, это придаст ей некоторую ценность в ваших глазах.

— Да, — призналась я, — придает.

Он передал мне статуэтку. Надо полагать, я бережно взяла ее, потому что он засмеялся.

— Время от времени можете доставать, смотреть на нее и представлять меня на мостике судна, бороздящего моря.

— «Роковая женщина», — повторила я название. — Странное имя для корабля. Роковая — и вдобавок женщина. Я думала, у Кредитонов одни «леди».

В этот момент до моего слуха донесся хлопок двери. Я услышала внизу голоса и почувствовала, как по телу бегут мурашки.

— Что-то случилось? — спросил он, взяв меня за руки и придвинувшись ближе.

— Тетя вернулась, — похолодев, выдавила я.

Мое сердце бешено колотилось, я ничего не соображала. Почему она вернулась раньше срока? Почему бы и нет? Распродажа могла оказаться менее интересной, чем она рассчитывала. Она не терпела гостиниц и при первой же возможности съезжала.

Впрочем, не так важна была причина ее возвращения. Важно, что она была здесь. Наверное, в эту самую минуту смотрела на остатки нашего пиршества, на единственную свечу — другую мы взяли с собой, — на драгоценный фарфор. Бедняжка Элен, пожалела я. Мои глаза обежали комнату, кровать, постоянно менявшуюся мебель, длинные трепетные тени на стенах, высокий комод… и нас двоих.

Редверс Стреттон наедине со мной в моей спальне, и тетя Шарлотта внизу! По крайней мере я должна была мчаться вниз. Он уловил мои мысли и поднял с туалетного столика подсвечник. Но бежать было невозможно: надо было пробираться между мебелью. Когда мы спустились до поворота лестницы и глянули в холл, тетя Шарлотта успела нас заметить. Рядом с ней с вытянутым восковым лицом стояла миссис Мортон.

— Анна! — выговорила тетя Шарлотта дрожащим голосом, напоминавшим раскаты далекого грома. — Ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь?

Едва ли Дом Королевы знал минуту драматичней этой. Возвышавшийся надо мной Редверс — он был высокий и стоял ступенькой выше, — трепет свечей и тетя Шарлотта в дорожном платье и капоре с обескровленным, перекошенным от обиды и боли лицом, больше походившая в этот миг на непреклонного, злого мужчину.

Я сошла по лестнице, следом спустился он.

— К нам заехал капитан Стреттон, — как можно естественнее вымолвила я.

Он перехватил инициативу:

— Мисс Брет, я должен все объяснить. Я столько слышал о вашем чудесном магазине сокровищ, что не удержался, пришел посмотреть своими глазами. Мне захотелось все видеть при свете свечей. Мисс Брет любезно разрешила.

Тетя оценивающе глянула на него как на возможного покупателя.

— Что конкретно вас интересует, капитан Стреттон?

— Капитану Стреттону очень приглянулся шкаф работы Лавассера, — второпях вступила я.

— Хорошая вещь, — пробормотала тетя Шарлотта. — Не пожалеете, если купите. Сможете легко передвинуть куда пожелаете, если решите делать перестановку.

— Вот именно, — с готовностью подхватил он.

— Вы видели его при дневном свете? — с ехидцей в голосе спросила тетя. Она ни на минуту не поверила в наше представление. Для нее оно было пустой шарадой.

— Нет. Мне еще предстоит это удовольствие.

Тетя Шарлотта смотрела на дорогой подсвечник в его руке.

— Тетя Шарлотта, — попыталась отвлечь ее я, — ты, верно, устала с дороги.

— В таком случае я вынужден откланяться, — сказал Редверс. — Спасибо за ваше милое гостеприимство.

— А Лавассер?

— При дневном свете, — ответил он. — Вы сами сказали.

— Приходите завтра, — пригласила она. — Я сама вам покажу.

Он поклонился.

— Элен вас проводит.

Но я не собиралась уступать его никому.

— Я провожу, — твердо сказала я, двинувшись за ним к двери. Уже в саду я, словно заведенная, не переставала говорить о шкафе.

— Обратите внимание на медную инкрустацию по фону из панциря черепахи — очень красиво. Подлинный Лавассер, никаких сомнений.

— О, что вы, никто не сомневается, — поддакивал он.

Была осень, тянуло особым запахом хризантем и свежей земли, от реки поднимался туман. С тех пор каждый раз, когда вдыхаю эти запахи, я вспоминаю тот вечер. Но колдовство кончалось. Он уходил, а я оставалась в своей темнице. Ему предстояло вернуться к своим приключениям, а меня ждала разъяренная тюремщица.

— Кажется, она несколько не в духе, — заметил он. — Извините.

— Я думала, она сегодня не вернется.

— Я хотел сказать, мне жаль уезжать… оставив вас расхлебывать все это.

— Я бы справилась, если бы…

Он понял, что я хотела сказать. Если бы он был рядом, если бы мы могли хоть изредка встречаться, хоть украдкой — все мне было бы нипочем. Мне ведь исполнился двадцать один год. Не вечно же мне оставаться рабой тети Шарлотты!

— Жаль, что так вышло, — произнес он, и я задумалась над тем, что он имел в виду. Я ждала продолжения, но не могла задерживаться: в доме меня дожидалась тетя Шарлотта.

— Что так вышло? — переспросила я. — Сожалеете, что пришли?

— Можно ли об этом сожалеть, — ответил он. — Такой замечательный был вечер до появления этой фурии. Кажется, она не поверила ни единому слову.

— Нет, не поверила, — согласилась я.

— Надеюсь, у вас не будет неприятностей.

— Зато было на редкость приятно до ее появления.