Объемы продаж, особенно среди юнцов-первокурсников, тут же резко возросли, но критики и ученые мужи подняли страшный шум. По мере нарастания бури в СМИ влиятельные люди принялись публично разносить и бичевать неоконсерватора Дагласса, которому, по слухам, прежде сами же прочили политическую карьеру. Говорят, даже теперь, когда страсти улеглись, его политические перспективы в лучшем случае туманны. Зато Гарт Хендерсон приобрел несколько новых клиентов.

— Я говорю, статья о Гарте Хендерсоне, — повторила Эйлин с кислой миной и нотками раздражительности, ставшими для всех ее визитной карточкой. — Я немного изменила свою точку зрения в этом вопросе.

Когда стало известно о гибели Гарта Хендерсона, меня заинтересовали многочисленные слухи и кривотолки в связи с именем Гвен Линкольн. Этот интерес только обострился, когда в поисках преступника полиция, похоже, зашла в тупик. Я предлагала Эйлин написать статью о супругах (и, конечно, об убийстве), но она от меня отмахнулась, сказав, что это случай из разряда «когда плохо заканчиваются хорошие разводы». С чего бы она так резко изменила свое мнение?

Пока я размышляла над вариантами ответа и о том, стоит ли напрямую задать Эйлин этот вопрос, из ее кабинета вышел худощавый человек с прекрасно очерченными скулами и копной густых непослушных волос песочного цвета. Сначала я узнала шевелюру, а потом и лицо: это был Эмиль Требаск — восходящая звезда в мире моды, почти божество. На всех рекламных плакатах его улыбающееся лицо непременно отражается в какой-нибудь поверхности, а глаза ободряюще взирают на потрясенных юнцов и девиц, тискающих друг друга перед фотокамерой в созданной им наполовину натянутой одежде. Поиски его отражения в каждой новой рекламе уже превратились в подобие игры, вроде помогающих детишкам адаптироваться к взрослому миру моды картинок, где нужно отыскать мультяшного Вальдо[1] — смешного человечка в полосатой красно-белой кофте и шапке с кисточкой.

Меня чрезвычайно удивило его появление. Такие люди обычно сами к нам не приходят — это мы к ним идем. Эйлин, убедившись, что это зрелище произвело на меня должное впечатление, победно ухмыльнулась:

— Ты ведь знакома с Эмилем?

За последние пару лет я выложила кучу денег на покупку его одежды, но, конечно, не была с ним лично знакома. Чтобы хотя бы приблизиться к людям его уровня, мне бы пришлось совершить серьезный рывок вверх по социальной лестнице. Эйлин об этом прекрасно знала и, кажется, получала от этого истинное наслаждение.

— Не имела удовольствия. Очень приятно, мистер Требаск, — сказала я, протягивая руку.

Он как-то очень слабо ее пожал, словно опасаясь, что кто-то из нас может сломаться. Уверена, на меня его обеспокоенность не распространялась.

— Миз Форрестер, рад, что вы поговорите с Гвен, — сказал он со своим знаменитым выговором — в модных журналах еще недавно много спорили, швейцарский ли это акцент или произношение человека, желающего поддержать интерес публики к своей персоне.

Значит, речь идет не просто о статье об убийстве — я беру интервью у главной подозреваемой! К чести своей скажу, что я никак не выдала охватившего меня бурного волнения. Да, но какое отношение ко всему этому делу имеет Эмиль Требаск? Более того, что от этого получает Эйлин?

— Благодарю вас, мистер Требаск, — сказала я с улыбкой, одновременно пытаясь нащупать связь между этими весьма интересными вопросами.

— Гарт был величайшим талантом, гением, но в его гибели нельзя винить Гвен. Это абсурдное обвинение: она и мухи не обидит, не то что отстреливать кому-то его причиндалы.

Я поджала губы, придавая лицу профессиональное выражение, и кивнула. Требаск расценил это как знак одобрения и еще больше оживился:

— Очень важно, чтобы все вокруг понимали, что происходит.

Поскольку я и сама пока мало что понимала, я снова авторитетно кивнула.

— Из Гвен сделали козла отпущения, а это несправедливо. Если рассказать людям правду, полиции придется серьезнее заняться поисками истинного убийцы, верно? И тогда снова можно будет спокойно жить и заниматься делом.

Я удержалась от очередного кивка, одновременно пытаясь припомнить, что связывает Гвен Линкольн и Эмиля Требаска. Он сунул мне в руку крохотный стеклянный флакончик.

— Это «Успех», — проворковал он.

Я поднесла флакончик к носу, вдохнула и почувствовала смесь запахов кедра и жимолости с едва уловимым привкусом дымка и мускуса. Поистине сладкий запах успеха — и я вспомнила.

— Чудесный букет, — произнесла я.

«Успех» должен был стать первым в серии духов, которую собирался выпускать Требаск, а Гвен Линкольн выступала в этом совершенно новом для него деле в качестве партнера. Раньше она работала исполнительным директором в нескольких косметических фирмах. Но — что не менее важно — ее первый супруг скончался совсем молодым, после чего она превратилась в невероятно богатую вдову. После гибели Гарта разнесся слух, что он обнаружил в их с Гвен брачном договоре уязвимые места и в бракоразводном процессе собирался выжать из нее максимум денег. Но не успел, потому что она пустила ему пулю в лоб. И не только в лоб. По крайней мере, ходили именно такие разговоры.

Возможно, в трудную минуту Эмиль решил протянуть ей руку помощи и поэтому явился к нам, чтобы договориться об интервью. Конечно, поступок благородный, но я все-таки не могла взять в толк, какую выгоду преследует Эйлин, ибо в любом уравнении с ее участием всегда важен вопрос о лично для нее выгодном результате.

Требаск снова легонько тронул меня за руку — я даже решила, что он сейчас заберет свой флакончик обратно.

— Вы как-то написали очень талантливую статью об убийстве Лисбет Маккэндлис. Уверен, на этот раз у вас получится не хуже.

— Благодарю за комплимент, — сказала я, продолжая импровизировать.

Требаск обернулся к Эйлин:

— Вы станете прекрасным дополнением к знаменитостям, которые выступят моделями на дефиле во время моего гала-представления.

Она растянула рот в змеиной улыбке, в которой (чего я и предположить не могла) почти растворилась ее маленькая мордочка.

— Эмиль, я польщена.

Ах вот оно что! Вот все и встало на свои места. Оказывается, в «Цайтгайст» процветает бартер: Требаск стремится повлиять на мнение если не полиции, то хотя бы общественности, а Эйлин за это выторговала для себя возможность пройтись по подиуму на показе мод. Он упомянул гала-представление — это, вероятно, тот самый показ, во время которого он представит публике свои духи и соберет деньги в фонд «Проекта подготовки специалистов для индустрии моды», который поддерживает неопытную молодежь в желании работать в мире моды, предоставляя возможность приобретать и оттачивать мастерство под руководством опытных наставников. Поскольку я и сама перечисляла средства в этот фонд, мне вдруг захотелось его защитить, когда я представила, как за чужой счет мелкокалиберная Эйлин — эта злюка, жадина и задавака — гарцует по подиуму, изображая модель.

Но мои мысли сейчас гораздо больше были заняты совершенно другим: этот странный симбиоз лично мне принес потрясающую удачу, в которую я никак не могла поверить, — задание написать серьезную статью.

— Если вам понадобится моя помощь и участие, обращайтесь не раздумывая, — сказал Эмиль, трогая меня за локоть.

— Спасибо, буду иметь в виду, — ответила я, мысленно просчитывая варианты, как, делая то, чего хочу я, дать Эйлин и Эмилю возможность получить то, чего желают они. Но я что-нибудь придумаю.

— Надеюсь, ты поняла, что мне нужно, — сказала Эйлин бесстрастно, проводив Эмиля до лифта. Пока она отсутствовала, я ждала ее в кабинете на диване, если можно так назвать конструкцию, больше напоминающую стол в морге, к которому приладили спинку, чтобы придать вид дивана; но и оттуда ее новая помощница хотела меня согнать. Вообще-то обстановка в кабинете наводит на мысль, что здесь когда-то пытались вести совместное хозяйство Энди Уорхолл и Йоко Оно. Смелый дизайн, много ярких блестящих предметов и ни одного мало-мальски удобного местечка, где можно посидеть.

— От меня требуется интервью с Гвен Линкольн о новых духах и убийстве Гарта Хендерсона; именно в таком порядке, — начала я. Она жестом разрешила продолжать. — А это предполагает ее полную непричастность к последнему, — осторожно добавила я.

— Умница, правильно понимаешь.

Конечно, опасно рубить сук, на котором сидишь, но я не могла не задать ей этот вопрос:

— А если она все-таки причастна?

— Тогда обложка — твоя.

Такого ответа я не ожидала.

— А разве ты не сказала своему новому приятелю, что мы сделаем статью, чтобы помочь его другу и партнеру?

Эйлин, подавшись вперед, уперлась грудью в стол и резко отбросила челку.

— Молли, — стадия желчности уступала место ядовитой злобе, — а разве ты никогда ни одному мужчине ничего такого не говорила, чтобы просто от него отделаться?

— О, миллион раз! Они от меня толпами бегут.

— Надо же. Но сегодня, дорогая, у меня нет времени для веселья. Иди, ты мне мешаешь. — Она опустилась на стул и уткнулась в монитор. Исключительно чтобы убрать меня из поля зрения, а не для того, чтобы работать.

Но я не собиралась сдаваться и уходить без дополнительной информации. Мне надо знать, до каких пределов позволено доходить, потому что переходить границы наверняка придется.

— Но ты же сказала, что мы напишем статью, чтобы помочь Гвен.

— Нет, не говорила. Я сказала, что мы напишем статью о Гвен. Так что, если он заблуждается насчет содержания и направленности будущей статьи лишь на основании своей убежденности в невиновности Гвен, то это его вина, верно?

— Значит ли это, что я до некоторой степени вправе рассматривать предположение о ее виновности и вести расследование в соответствии с этим предположением?