Помолчав немного, халиф ответил:

— Это великое богатство, но, пожалуй, ты сможешь его исчерпать.

— Когда оно кончится, — сказал Абу-л-Касем, — я перейду к тому, что вы увидите сейчас.

Они пошли вглубь, в следующий зал, который был необычней первого. Там юноша показал халифу несколько диванов, обитых алой парчой и унизанных несметным числом жемчугов и бриллиантов. И в этом зале находился бассейн, тоже из мрамора, хотя и не столь глубокий и широкий, как первый. Бассейн был наполнен рубинами, топазами, изумрудами и другими драгоценными каменьями.

Халиф с трудом верил, что это не сон; ему чудилось, что все это ему привиделось. Когда он разглядывал это великолепие, юноша обратил его внимание на две фигуры, сидящие на золотом троне, которые, как он сообщил, и были настоящими владельцами всех сокровищ. Он сказал:

— Это были царь и царица — взгляните на их головы, увенчанные коронами с бриллиантами.

Скульптор изваял их так искусно, что они казались живыми, головы их были наклонены друг к другу, а у ног находилась дощечка черного дерева, на которой были написаны следующие слова: «Всю свою долгую жизнь я собирал сокровища, которые тут лежат. Я взял несколько городов и замков и разграбил их. Я покорил царства и разорил всех врагов. Я был самым могущественным на земле властителем. Но все — моя власть, величие и богатство в конце концов уступили смерти.

Пусть тот, кому это достанется, поразмыслит о том, что некогда и я жил, как он, и что придет день, и он умрет. Да не тревожится он о том, что этому богатству придет конец. Оно неисчерпаемо. Пусть он пользуется им, принимая друзей и живя в свое удовольствие, ибо, когда придет его смертный час, никакие богатства не спасут его от общей участи».

Прочитав эту надпись, Харун сказал юноше:

— Ты судишь верно. Живи, как тебе живется. Не стоит следовать совету старого купца. Но, — прибавил он, — что за царь владел этими неизмеримыми сокровищами? Надпись его не называет. А я хотел бы узнать его имя.

Молодой человек ничего не ответил и повел его в третий зал, где было много очень ценных вещей, и среди прочих — несколько деревьев, подобных тому, которое он подарил халифу. Халиф охотно провел бы целую ночь, осматривая диковинки, но Абу-л-Касем, опасаясь быть замеченным кем-нибудь из слуг, пожелал, чтобы Харун вернулся до рассвета тем же путем, что и пришел. Они прошли через сад и вернулись черным ходом в комнату, где халиф находился прежде. Свечи все еще горели, и они беседовали, покуда не взошло солнце.

— Когда я думаю о том, что увидел, — говорит Харун, — то не сомневаюсь, что в твоем доме находятся красивейшие женщины Востока.

— Да, господин, — отвечает молодой человек, — у меня есть невольницы необычайной красоты, но я не могу любить ни одну: вся моя любовь принадлежит моей дорогой Дардане, хотя я и убеждаю себя в том, что она умерла и я не должен больше думать о ней. Ее милый образ постоянно перед моими глазами. Из-за нее я несчастен среди всего этого изобилия и не радуюсь всей этой роскоши. С моей Дарданой я был бы счастлив и в лачуге, а без нее жизнь во дворце мне в тягость.

Восхищенный его постоянством, Харун посоветовал ему, однако, использовать все средства, чтобы победить столь бессмысленную страсть, а потом, поблагодарив его за все оказанные ему знаки внимания, пошел на постоялый двор и вскоре отправился в Багдад.

ВЕРОЛОМСТВО АБУ-Л-ФАТХА

Абу-л-Фатху сообщали о чудесных подарках, которые Абу-л-Касем ежедневно преподносил приезжим. Он был удивлен тем, что Абу-л-Касем мог одновременно аккуратно выплачивать назначенные суммы. Через два дня после отъезда халифа он вместе с наместником Басры и начальником стражи решил, не жалея сил, разыскать неиссякаемый источник богатства Абу-л-Касема. Абу-л-Фатх был человеком порочным и не останавливался ни перед каким преступлением ради достижения своей цели.

А у Абу-л-Фатха была дочь лет восемнадцати, девушка красоты необычайной, по имени Балкис. Ею-то он и решил пожертвовать ради своей корысти. Между тем сердце девушки было склонно к доброте. Правитель Али, племянник наместника Басры, любя ее до самозабвения, просил у отца ее руки. Он собирался жениться на Балкис, как только уладит свои дела. Абу-л-Фатх позвал дочь к себе и сказал:

— Дочь моя, нарядись в свои лучшие одежды и этой ночью отправляйся к Абу-л-Касему. Ты должна понравиться ему, используй все свои чары, чтобы покорить его. Пусть он откроет тайну своей сокровищницы.

Пораженная этими словами, Балкис бросила возмущенный взгляд на отца, выражавший сильное отвращение ее души к предательству.

— О господин, — сказала она, — думаете ли вы о той опасности, которой подвергаете вашу дочь? Представьте ее позор! Поразмыслите о собственной чести!

— Молчи, — ответил везир, — ничто не изменит моего решения! Ты обязана покориться!

Тут юная Балкис разразилась слезами и вскричала:

— О мой дорогой отец, подавите свою страсть к деньгам, это она побуждает вас ограбить невиновного и лишить его того, на что вы сами не имеете права!

— Дерзкая девчонка! — говорит везир. — Что это тебе вздумалось судить о делах своего отца? Ни слова больше! Клянусь, если ты уйдешь от Абу-л-Касема, не увидев его сокровищ, то этот вот кинжал пронзит твое сердце, и это сделаю я сам!

Видя, что ей не избежать столь опасного дела, Балкис удалилась в свои покои, оделась в роскошные одежды, украсила себя золотом и драгоценностями. Однако она не собиралась очаровывать Абу-л-Касема, что и в самом деле было бесполезно.

Когда стемнело и Абу-л-Фатх решил, что пришла пора его дочери идти к Абу-л-Касему, он тайком провел ее к дверям его дома и оставил там, наказав еще раз:

— Помни, что я непременно убью тебя, если ты не выполнишь моего поручения!

Балкис постучала в дверь и сказала, что хотела бы поговорить с молодым хозяином. Дверь тут же отворилась, невольник проводил ее в зал, где на большой софе возлежал его хозяин, горевавший о потере Дарданы. При появлении Балкис он поднялся, чтобы принять ее. Абу-л-Касем усадил ее на ту же софу и спросил о причине посещения. Она ответила:

— Я слышала, господин, что вы — обходительный молодой человек, и вот решила навестить вас.

При этом она сняла покрывало со своего лица, и, хотя он был к этому равнодушен, он все-таки не смог устоять перед силой ее красоты. Они перешли в другую комнату, чтобы поужинать, и, сидя за столом, угощались всевозможными кушаньями. Абу-л-Касем удалил всех слуг, чтобы никто впоследствии не узнал девушку. Он сам прислуживал ей и наполнял вином ее чашу, усыпанную алмазами и рубинами. Чем больше Абу-л-Касем смотрел на Балкис, тем больше она ему нравилась. Он беседовал с нею, и девушка, чей ум был столь же блестящ, сколь и ее красота, отвечала ему с такой живостью и воодушевлением, что он сделался жертвой на ее алтаре и, когда ужин окончился, бросился к ее ногам со словами:

— О госпожа, если в самом начале меня ранили ваши глаза, то беседа с вами меня окончательно покорила.

Произнеся эти слова, он поцеловал руку Балкис так пылко, что она испугалась. В страхе перед опасностью, в которой она находилась, Балкис побледнела как смерть, и по щекам ее внезапно полились слезы.

— Госпожа, что случилось с вами? — спросил Абу-л-Касем. — Откуда эта печаль? Неужели я настолько низок, что словом или поступком огорчил вас? Откройтесь мне, почему вы так переменились ко мне?

Балкис ответила:

— Я уже осуществила большую часть тайного замысла, но во мне борются коварство и печаль, страх и смирение. Знайте, о господин, что я — девушка знатная. Моему отцу известно, что у вас где-то спрятано сокровище, и он принудил меня под страхом смерти выведать, где именно оно укрыто. Знайте, господин, что у меня есть возлюбленный — правитель области, которого я страстно люблю и за кого надеюсь выйти замуж в ближайшем будущем. И вот только сейчас я поняла, что поступок, к которому принудил меня отец, вас смущает, но ведь я пришла сюда не по доброй воле.

— Госпожа, — ответил молодой человек, — у вас никогда не возникнет повода раскаяться в своей откровенности. Вы не погибнете. Вы увидите мои сокровища. И хотя ваша красота произвела на меня большое впечатление, я с готовностью оставлю все надежды, которые питал, поскольку они смущают вас. Вы можете, не краснея, вернуться к счастливому возлюбленному, для которого бережете себя, и не печалиться более.

Балкис ответила:

— О господин, о вас не без основания говорят, как о самом великодушном человеке. Я убедилась в вашем благородстве и не успокоюсь, покуда не найду способ отплатить за ваши благодеяния.

После этого Абу-л-Касем отвел девушку в то же помещение, где в свое время его ждал халиф, и пробыл с нею там до тех пор, пока все в доме не затихло. Тогда он завязал ей глаза, сказав при этом:

— Госпожа, я вынужден так обходиться с вами, ибо лишь при этом условии я могу показать вам свои сокровища.

— Поступайте как хотите, — ответила она, — я полагаюсь на вас и последую за вами туда, куда вы меня отведете.

Взяв Балкис за руку, Абу-л-Касем повел ее вниз по черной лестнице и, проводив в подземелье, снял с ее глаз повязку. Увиденное поразило ее, но что приковало ее взгляд больше всего, так это владельцы сокровищ. Она прочитала надпись и, увидев на шее царицы жемчужное ожерелье — каждое зерно было величиной с яйцо голубя, — не могла скрыть того, как оно ее приворожило. Абу-л-Касем тут же снял его и надел на шею дочери везира, ибо ее отец таким образом должен был убедиться в том, что она видела сокровища. Для большей убедительности он позволил ей взять кое-какие из самых дорогостоящих камней. Когда она нагляделась на разные чудеса, лежавшие в подземелье, Абу-л-Касем снова завязал ей глаза и привел ее обратно в комнату. Там они беседовали, пока не рассвело. Тут Балкис, еще раз заверив его в том, что она никогда не забудет о его великодушии, удалилась.