Из-за неправильно сросшегося перелома, он хромал, но уже не прибегал к помощи трости. Он мог вернуться к прежнему образу жизни, и только шрамы и хромота напоминали о тяжелом ранении и о том, как он чуть не остался калекой.

Энэлайз гордилась Марком и как ей хотелось обнять его и сказать о своей любви и восхищении. Но она боялась опять быть отвергнутой и униженной.

Сейчас она совершенно не представляла, как сложится в будущем ее личная жизнь. Очевидно, она не смогла вернуть любовь Марка и больше не нужна ему, даже как лекарь. Скоро ей придется определиться — и либо развестись с Марком, либо признаться, что версию о разводе она придумала специально с целью разозлить его и заставить лечиться.

Она, конечно, меньше всего хотела расстаться с ним, но и не могла стерпеть хоть еще одно унижение. Ее успокаивало только то, что он теперь опять был полон энергии и не зависел от ее помощи.

А Марк пока тоже не собирался никуда уходить, хотя возможности для этого были. Вместе с его здоровьем восстанавливалась и его воля, интерес к жизни и… любовь к Энэлайз. Чем лучше и увереннее он себя чувствовал, тем ему больше хотелось близости Энэлайз и тем меньше он хотел уходить от нее.

Уже давно, еще только когда стали отступать боли, он признался себе, как много она для него сделала, сколько вложила в его выздоровление душевной и физической энергии и, что именно ее сарказм дал наибольший эффект.

Испарился давно и его гнев, и жажда мести, он давно понял, что не может без нее, и его любовь к ней пребудет всегда.

Вечерами теперь он не замыкался в своей комнате, а спускался в столовую к семье. После ужина он сидел в гостиной, молча наблюдая, как Энэлайз играет с сыном.

Он смотрел на ее красивое лицо, слушал ее звонкий смех, видел как любит она сына и как они близки.

Джонни подбегал и к отцу, но с ним он много проводил времени днем, пока мама была на работе. Как хотелось Марку схватить, как и раньше, ее на руки, отнести в свою комнату и любить, любить…

После долгих месяцев болезни он стал рассудительнее и спокойнее, его перестали мучить приступы ревности.

«Каким я был слепым дураком все это время», — ругал себя постоянно Марк.

Но хотя он теперь изменился и совсем по-другому смотрел на их жизнь, он не в силах заставить Энэлайз полюбить его снова. Слишком много она из-за него страдала, и, устав его любить, уйдет к другому.

— Что ж! Пусть так и будет. Ты заслужил это! Освободи ее, — говорил он сам себе.

Но он не в силах был первым начать решающий разговор, таил свои чувства под непроницаемой маской. Марк отлично понимал, что рано или поздно выбор придется сделать — дать ей развод и помочь найти счастье с другим, либо… либо задержать ее и мучиться от неразделенной любви. Он не стал торопить события, предоставив все судьбе.

Как-то в марте, когда он вернулся с утренней прогулки, ему доложили, что в гостиной его ждет посетитель. Марк очень удивился, узнав этого человека.

Его ожидал отец Энэлайз, Джон Колдуэлл.

Марк поздоровался с ним, хотя про себя чертыхнулся и решил, что тот пришел наверное помириться с дочерью.

Как бы прочитав его мысли, Джон Колдуэлл сказал:

— Вы, вероятно, удивлены моим появлением в вашем доме и хотите узнать его причину.

Марк ничего не ответил. Он и не пытался облегчить мистеру Колдуэллу его задачу. После некоторого напряженного молчания мистер Колдуэлл продолжил:

— Я пришел вас просить об одолжении. Думаю, вы в курсе, что война разорила мою семью! Основа нашего состояния, плантация «Белль Терр» запущена и у меня нет средств нанять рабочих и возродить ее. Но там действительно прекрасная земля. Я и миссис Колдуэлл нуждаемся в деньгах и хотим продать ее. Я пришел к вам в надежде, что, возможно, вы купите ее?

— Я? — удивился Марк. — А почему бы вам не пойти к своей дочери, мистер Колдуэлл? Уверен, что она была бы рада оказать вам и вашей жене помощь. Вам не придется тогда продавать «Белль Терр». Или вы слишком горды, чтобы снизойти до этого? Я уверен, что она приобретет плантацию и возродит ее!

— Нет, я не могу идти к Энэлайз, — решительно сказал мистер Колдуэлл. — Она разбила сердце матери, опозорила семью.

— И вы, тем не менее, пришли ко мне, к янки — к человеку, который заставил Энэлайз шантажом стать его любовницей, к человеку, который обманным путем проник в ваш дом и выкрал чертежи ваших изобретений. У меня в голове это не укладывается, — сказал Марк, нахмурив брови. — Свою собственную дочь, которая ценой своего позора спасла жизнь брату, вы отвергаете, а просите помощи у ее соблазнителя, у шпиона и диверсанта?!

— Ваши грехи не имеют отношения к чести семьи Колдуэлл, сэр.

— В таком случае, пусть Бог меня сохранит от того, что вы называете честью здесь, на Юге! — воскликнул негодуя Марк.

— Выслушайте меня… Я… Я знаю, что у вас есть сын, мой внук. Мне бы хотелось, чтобы он когда-нибудь унаследовал эту землю, чтобы она осталась, по крайней мере, семейной ценностью. Вот почему я пришел именно к вам.

— Я возмущен вашим отношением к дочери, — стараясь говорить как можно более спокойно, ответил Марк. — Если бы это зависело от меня, чтобы хоть чем-то помочь вам, я и пальцем не пошевельнул бы. Но так как моя жена, Энэлайз Шэффер, дорожит этим местом, да и я хотел бы, чтобы мой сын стал собственником «Белль Терр», то я принимаю ваше предложение. Я куплю у вас плантацию, но лично с вами я больше не хочу встречаться и пошлю к вам для совершения сделки своего адвоката. А теперь прошу вас покинуть мой дом.

Мистер Колдуэлл встал и понуро пошел к выходу.

— И помните, мистер Колдуэлл, — крикнул ему вдогонку Марк, — пока вы не попросите прощения у своей дочери и моей жены — мой дом для вас закрыт.

Мистер Колдуэлл только кивнул головой и быстро покинул гостиную.

Марк был в гневе. «Бессердечный, глупый старик! Отказаться от такой дочери!»

Он уселся в кресло и принялся размышлять, что же он будет делать с этой заброшенной, так внезапно свалившейся на него, плантацией?

Постепенно гнев его утих и, обдумав все здраво, он решил, что это и есть долгожданное вмешательство судьбы. Он освободит Энэлайз, переедет на плантацию и займется ее восстановлением. Он не будет больше бездельничать и заниматься только собой, как сейчас, и все силы употребит на то, чтобы сыну досталось хорошее наследство.

К тому же теплый климат пойдет ему только на пользу. Он ведь вырос на Юге, и «южная кровь», кровь плантаторов, заговорила в нем.

Он любил тепло, изобилие этой земли. Возвратившись в эти места во время войны, он и сам не заметил, как полюбил Новый Орлеан. Здесь у него появился первый семейный очаг. Где-то там, в глубине души, он еще помнил обиду на свою мать — южанку, на ее распущенность и лицемерие, но он понимал, что пора перестать мстить всему миру за перенесенные в детстве от матери обиды, за тот стыд, который он перенес от нее. Пора перестать искать бурные приключения. Пора жить своим домом, своим делом и воспитывать своего сына!

Он восстановит «Белль Терр» и внесет свой вклад в возрождение родного Юга!

Как северянин, он принес сюда разорение; как южанин он возродит эту землю! Прекрасная идея! И потом, скрывшись в «Белль Терр», он не увидит, как Энэлайз уйдет к своему немцу, он докажет ей, что ухе полностью здоров, и она может без всяких угрызений совести оставить его.

Ему не придется жить рядом с ней, терзаясь от неудовлетворенных желаний. Да, он уедет на «Белль Терр», как можно скорее. Он даст ей основание для развода — пусть делает все, что пожелает. Пусть она уезжает к своему Миллеру, а, может быть, она приедет к нему в «Белль Терр»? Но нет, зачем тешить себя беспочвенными иллюзиями?

Так он сидел и решал, что принесет ему новый виток судьбы?

Вечером, за ужином, Марк прямо-таки ошарашил Энэлайз своим заявлением:

— Энэлайз, — обратился он к жене, — твой отец предложил купить у него «Белль Терр», и я согласился.

Энэлайз была потрясена.

— Что??? «Белль Терр»? Мою «Белль Терр»?

Марк рассказал ей все о визите отца, умолчав только о неизменившемся отношении к ней. Но Энэлайз и сама догадалась, о чем он умолчал. Ведь, если отец перестал питать к ней неприязнь, то не обратился бы к Марку, а пришел прямо к ней.

Она не удержалась от слез.

— Что ж, спасибо. Я рада, что плантация достанется Джонни. Спасибо тебе за то, что пришел на помощь моим родителям. Это очень благородно с твоей стороны.

— Не мог же я допустить, чтобы родители моей жены отправились в дом призрения! — ответил Марк. — И, кроме того, я здоров и мне надоело бездельничать. На плантации у меня будет прекрасная возможность приложить свои силы.

— Это значит, что ты собираешься восстанавливать ее? — озабоченно спросила Энэлайз.

— Да, — ответил Марк.

— Но я боюсь, выздоровел ли ты настолько, чтобы заниматься делами на плантации? — продолжила она смущенно.

— Я выздоровел даже настолько, что могу тебя, наконец, поблагодарить за это.

Энэлайз опустила глаза, ожидая от него опять какого-то подвоха.

Он заметил ее настороженность и успокоил:

— Я понял, как много ты для меня сделала. Я хочу извиниться перед тобой за те безумные, оскорбительные слова, которые говорил, когда ты пыталась помочь мне.

— Ничего, это не важно. Я понимала, что ты угнетен и испытывал страшные боли, — ответила Энэлайз и почувствовала, как учащенно забилось ее сердце.

«К чему он это сказал? Собирается ли он помириться с ней и пригласить ее поехать на плантацию вместе?» — Эти вопросы вертелись у нее в голове, но они смотрели друг на друга, ожидая, кто заговорит первым.

Но Марк также молча вышел из-за стола и ушел к себе.

Оформление продажи-покупки земли прошло быстро и, став собственником плантации, Марк теперь все время проводил в «Белль Терр», осматривая владения, составляя график очистки заброшенных земель, нанимая для этих дел рабочих. Он нанял и плотников с малярами для ремонта здания. Дому на плантации, который когда-то славился красотой, Марк был намерен вернуть прежний вид.