— Энэлайз, ты знаешь ведь его характер. То, что он говорит во время вспышки гнева, не всегда отражает его истинные чувства. Уверен, ты знаешь об этом.

— В таком случае, его гнев длился месяцами, — возразила невестка. — За все это время он не написал мне ни одной строчки. Он даже не поздравил нас с рождением сына! Это что, тоже проявление его любви? — горько спросила Энэлайз.

Старый Шэффер вздохнул.

— Я и сам не могу объяснить и понять многих его поступков. В его характере есть много черт его матери, но и от меня — тоже. То, что он порой вытворяет, сильно ранит окружающих, но я знаю, что он страдает еще сильнее. Юношей он многое совершал мне на зло. Он знал, что я буду страдать, и все же делал. Мне кажется, он испытывал мою любовь. Он боялся, что я не люблю его и брошу, как бросил его мать. Думаю, что с тобой он поступает сейчас так же, как некогда со мной. Он не верит в твою любовь и подвергает ее испытаниям. Он делал мне очень больно, но я никогда не оставлю своего сына, помня свою вину перед ним.

Энэлайз, в который раз уже за сегодняшнюю встречу стало жаль этого человека.

— Не вините себя, мистер Шэффер. Вы сделали все, что могли.

— Нет, Энэлайз, ты не знаешь всего. Я был эгоистом. Оставаться рядом с его матерью и терпеть ее измены я не стал даже ради сына. Я очень любил Талиссию, но она только унижала меня. Я рассчитывал забрать Марка с собой, но она не отдавала мальчика, да и он любил ее так, что остался на Юге. Но он решил, что я бросил его, так же как и его мать.

— Думаю, мистер Шэффер, что человек, став взрослым, должен отвечать за себя сам. Вы не должны больше винить себя за его плохое воспитание и за то, что он больше не хочет жить. Вы, как и все родители, стремились заложить в него самое лучшее, и его слабости — не Ваша вина.

— Разве ты не поняла, к чему я это рассказываю, Энэлайз? У меня ничего не получилось с воспитанием сына, потому что я оставил его в раннем детстве. И я не хочу, чтобы его сына и моего внука ожидала такая же печальная судьба. Теперь-то я понял, что у ребенка должен быть дом и любящие его родители, чтобы он вырос счастливым человеком. Сделай это, Энэлайз, для Джона Прентисса. Вспомни, ты — жена Марка и обещала быть верной ему и в радости, и в горе. Ему сейчас нужна ты и маленький Джон, — закончил свою нелегкую речь мистер Шэффер.

Энэлайз по старой привычке, волнуясь, закусила губу. Она не была так как отец Марка уверена, что они с Джонни нужны Марку. Его страдающий отец не готов был услышать всю правду о сыне. Он наивно верил, что кто-то может помочь Марку, если он сам не хочет жить.

Но мистер Шэффер правильно сделал, что пришел и все рассказал ей.

Ей предстояло принять решение, и сразу стало ясно — она не сможет отказаться посетить искалеченного и больного Марка. Начинать в такой ситуации бракоразводный процесс, выходить замуж за Курта и быть счастливой, она не сможет.

Она все еще любила своего мужа, она все еще оставалась перед богом и людьми его женой, и она должна была встретиться с ним, даже если после этого рухнут ее мечты о новом, счастливом и спокойном браке. Ее молчание затянулось и, окончательно приняв решение, Энэлайз сказала:

— Хорошо, мистер Шэффер. Я попытаюсь Вам помочь. Я встречусь с Марком, и мы с вами посмотрим, как он будет реагировать. Если я увижу, что смогу ему помочь, я буду пытаться сделать это. Но это не значит, что я сразу возвращусь в ваш дом. Если Марк вновь будет скандалить и оскорблять меня, я не собираюсь жертвовать спокойствием Джонни и своим и жить с ним под одной крышей. Сегодня я не хочу брать сына с собой. Один раз Марк уже был груб в его присутствии, и я не допущу, чтобы это повторилось.

— Я согласен, — поспешно сказал мистер Шэффер.

Все точки были поставлены, и они быстро поехали в дом Шэфферов.

Как бешено забилось сердце Энэлайз, когда экипаж подъехал к дому, где она провела такие ужасные месяцы, и где ее снова ожидала встреча с Марком.

Она призналась себе, что боится этой встречи. Как он будет себя вести? Опять скандалить? Или может будет презрительно молчать? Его отец сказал, что Марк сильно искалечен… Узнает ли она его?

Экипаж остановился, и мистер Шэффер вышел из него первым и протянул Энэлайз руку, чтобы помочь ей спуститься.

Ее охватил озноб. Она глубоко вздохнула и шагнула вперед — навстречу новому витку своей судьбы.

Прямо за Шэффером она прошла в дом. Он проводил ее до комнаты Марка. Раньше он жил наверху, но теперь Марка разместили на первом этаже, в кабинете отца, чтобы он не утруждал раненую ногу. Дверь была закрыта.

Отец Марка остановился и сказал:

— Думаю, мое присутствие будет лишним. Вы должны объясниться и выяснить свои отношения наедине. Я оставлю вас…

Энэлайз машинально кивнула головой. Во рту у нее пересохло. Она уже хотела пройти в кабинет, где теперь находился Марк, но неожиданно распахнулась другая дверь, ведущая из зала и на пороге появилась Фрэнсис. Она уставилась на Энэлайз, и в ее широко раскрытых глазах застыли страх и отвращение.

Энэлайз, в свою очередь, отметила, что прошедшее время не украсило Фрэнсис, а сделало ее еще хуже. Она была очень бледной, похудевшей, глаза ее были красны, видимо от постоянных слез — словом, вид у Фрэнсис был ужасный.

— Папа! — злобно прошипела она. — Ты привез ее?

— Я ведь говорил, что привезу, если смогу уговорить, — спокойно ответил мистер Шэффер.

— Но я никогда не думала …. — начала было Фрэнсис, но осеклась, взглянув на Энэлайз. Та натянуто улыбнулась и сказала:

— Самый верный путь потерять его — это плакать над ним.

Фрэнсис повернулась к отцу и, едва сдерживая себя, заявила:

— Папа, ты не можешь пустить ее. Марк придет в бешенство!

— Думаю, это лучше, чем та прострация, в которой он находится сейчас, — парировал ее отец.

— А я заявляю тебе, что эта встреча помешает его выздоровлению, и все наши с тобой усилия пропадут, — раздраженно воскликнула сестра Марка.

— Фрэнсис, ты знаешь, что своего мнения я не изменю. Мы будем так только бесконечно и бессмысленно спорить. Ты уже убедилась, что ни я, ни ты ничего не можем сделать с Марком. Только у Энэлайз есть такой шанс.

Сестра Марка повернулась к Энэлайз и злобно прошипела:

— Разве папа не сказал тебе, что Марк изувечен, что он стал инвалидом? Его внешний вид оттолкнет тебя.

— Нет, Фрэнсис, — спокойно, взяв себя в руки, ответила Энэлайз. — Это ты, вот кто отталкивает меня. Ты так желала полностью распоряжаться своим братом, что его болезнь тебе только на руку.

Энэлайз повернулась и продолжила свой путь в комнату Марка. Фрэнсис, глаза которой зло вспыхнули, двинулась за ней. Но ее отец крепко схватил ее за руку и остановил.

— Нет, Фрэн. Будь благоразумной! Я уговорил Энэлайз встретиться с Марком и требую, чтобы ты не вмешивалась.

Энэлайз молча слушала перепалку отца с дочерью, а затем, так ничего и не сказав, повернулась и пошла в двери. Сейчас она увидит Марка. С замирающим сердцем она протянула руку к дверной ручке.

Сержант Джексон, сидевший в своем кресле у окна, повернул голову на звук открывающейся двери. Марк продолжал сидеть и читать книгу, даже не удосужившись посмотреть, кто пришел. Зато у Джексона рот раскрылся от удивления, когда он увидел появившуюся в дверях красавицу. Такой красивой женщины он еще в жизни не видел!

На ее нежном лице с белоснежной кожей сверкали большие голубые глаза, блестящие черные локоны были красиво уложены. Она была одета эффектно в ярко-красное платье и такой же жакет с черной отделкой. Туалет дополняла модная красная шляпка. Ее красота не была хрупкой, изысканной. В ней чувствовалась огромная жизненная энергия. Джексону не нужно было ее представлять. Он сразу понял, что перед ним стояла жена полковника — Энэлайз. Никем другим эта красавица быть не могла. Теперь Джексон понял, наконец, почему полковник так сходил по ней с ума. От такой женщины это немудрено.

Энэлайз уже увидела мужа и, хотя выражение ее лица не изменилось, тихонько охнула. Марк повернулся на этот звук и напряженно замер.

— Энэлайз?! — выдохнул он, и взгляды их встретились.

Она рассматривала его, не веря своим глазам. Этот худой, бледный и старый человек ничем не напоминал ей Марка. На его лице, обезображенном сине-багровым шрамом, залегли глубокие морщины. Его волосы тронула седина, и весь он выглядел таким постаревшим, что в нем было невозможно узнать красавца-капитана Шэффера.

Но это был он! Ее Марк! — прошептала про себя Энэлайз.

Марк сидел на кушетке. Его вытянутые ноги были укутаны пледом. Он еще раз взглянул на Энэлайз и вдруг его потухшие глаза ожили и в них блеснула прежняя гордость.

От одного этого взгляда ее охватила все та же страсть, и ноги ее подкосились. Чтобы не упасть, она оперлась о дверную ручку и робко улыбнулась:

— Здравствуй, Марк!

В эту минуту Марк, застывший при виде Энэлайз, вспомнил о своем нынешнем положении, и глаза его стали холодными, а на лице появилась язвительная усмешка.

— О, моя «любимая женушка» возвратилась, — сказал он злорадно. — Они, наверное, сказали тебе, что я вот-вот умру?

Энэлайз была так ошеломлена, что ответила ему чисто машинально, пользуясь старой привычкой вести с ним словесные баталии.

— Нет, они сказали мне только то, что ты немного изменился, но оказалось — они сказали неправду.

Сержант, наблюдавший их перепалку, взволнованно взглянул на полковника. Как ни странно, его отчужденное лицо чуть просветлело и появилось даже какое-то подобие улыбки.

— Неужели они тебе ничего не сказали? — спросил Марк, по-прежнему жадно глядя на Энэлайз и отмечая все изменения, произошедшие в ее облике за время их разлуки. Сейчас она стала много прекрасней, чем в его памяти. Уже не было юной, страстной девушки. Перед ним стояла прекрасная, уверенная в себе зрелая женщина. Господи, какое страстное желание вспыхнуло в нем!

Нет, он не отдаст ее этому чертовому торговцу-немцу; он заявит свои права на нее как на свою жену; он заставит ее снова полюбить себя!