– Что за глупости, бедная старушка... Перретта и горшок молока!

Солнце скрылось за деревьями, и Виржини стало холодно. Сейчас, когда Пьеру известно, где она осела, хватит ли ему наглости заявиться к ней? Сто раз он требовал от нее последний ужин наедине, последнее объяснение, но она слишком хорошо знала этого мужчину, чтобы уступить ему. Из-за него она и так потеряла лучшие годы своей молодости и даже рассорилась с родителями. Они не могли понять любви своей дочери к такому человеку, как Пьер,– они считали его слишком старым для нее, и, кроме того, он заставлял ее работать, вместо того чтобы жениться. В конце концов, родители отдалились от Виржини. Она изредка звонила им, но сами они не звонили никогда. Два года назад, став пенсионерами, они переехали в Перпиньян, куда ни разу не приглашали ее. Должна ли она сообщить им, что рассталась с Пьером? Может быть, эта новость снова объединит семью?

– Нет, только не сейчас,– пробормотала она, садясь в машину.

Нет, она не поедет к ним просить о помощи: прежде чем предстать перед ними, она должна быть в мире с самой собой.

– А для этого мне нужна работа...

Вот уже в который раз ей придется все начинать с нуля. Искать клиентов, давать объявления в профессиональных журналах, обходить немногочисленные архитектурные агентства, существующие в этих краях. Пьеру, в конце концов, надоест, а может быть, он найдет другую женщину, на которую переключит свое внимание. Он ведь все еще очень привлекательный – излишне самоуверенный голубоглазый брюнет. Абсолютно такой же и Виктор Казаль! Этой их схожести оказалось вполне достаточно, чтобы у нее пропало всякое чувство симпатии к соседу. Что же касается клиентуры, то она была готова смириться с кем угодно, но в личной жизни она не хотела больше никого.

– Квартира, которую я снимал в Каоре, не казалась мне ни маленькой, ни скверной по сравнению с Роком, я ее просто-напросто не замечал... В то время я вообще ничего не замечал, кроме Анеке. Не спрашивай меня, где и как я работал, у меня об этом не осталось почти никаких воспоминаний! Я не знаю, до какой степени ты любил Лору, но сам я был влюблен без памяти. Действительно потерял голову и был счастлив. Когда я наезжал сюда, чтобы навестить вас с Максом, я осознавал, что бросил своих сыновей, не говоря о той головной боли, которую мне причиняла ваша мать, но мне даже мысль не приходила, что я виноват, я был слишком счастлив для этого!

К огромному удивлению Виктора, на отца нахлынула ностальгия, он даже вздыхал, оглядываясь вокруг. Они ужинали в гостиной, которую Виктор не использовал никогда. Убранство ее оставалось неизменным более тридцати лет: обои с крупными лилиями на королевском голубом фоне, занавеси из кремового бархата, мебель красного дерева...

– Бланш была живым упреком мне,– снова принялся говорить Марсьяль.– Худая, страшная... А что я мог сделать? Я бы с удовольствием взял вас с собой в Каор. Там мы с Анеке все время смеялись.

– Ты часто приезжал? – спросил с любопытством Виктор.– Я что-то не помню.

– Нет. Если правда, нечасто. А после рождения Нильса почти никогда.

Признание, видимо, давалось отцу нелегко, так как он пожал плечами с каким-то раздражением.

– Я оплачивал счета, которые с надутым видом давала мне Бланш, подписывал ваши дневники и торопился поскорее уехать. По пути я говорил себе, что она сделает вас несчастными, что это не жизнь для двух сорванцов, что она заперла вас в четырех стенах... Кроме того, это случилось по моей вине, но я успокаивал себя тем, что Бланш хорошая мать, что вы просто не можете чувствовать себя несчастными, когда здесь столько места, чтобы играть и приглашать приятелей... Ты ведь знаешь, я всегда обожал Рок, поэтому думал, что и вы тоже.

– А мы умирали здесь от страха, папа! – пошутил Виктор.

Он хотел, чтобы отец улыбнулся, он хотел развеять его воспоминания, которые и его приводили в отчаяние, но отец лишь тяжело вздохнул.

– Хочешь кофе?

– С удовольствием, только пойдем попьем на кухне, в самом деле, в этой комнате не очень-то уютно... Ты что, экономишь на обогреве?

Виктор рассмеялся и указал на большую чугунную батарею.

– Ты знаешь, сколько лет нашему паровому отоплению?

– Нет...

– Водопроводчику это тоже неизвестно, но он непременно хочет вывезти все на свалку.

– Хорошо, хорошо, согласен,– проворчал Марсьяль,– все это не новое, но...

– Ты хочешь сказать, неподвластное времени!

– Ладно, ты не торопись, постепенно все сделаешь.

Выходя из гостиной, Виктор на секунду задержался.

– Ты посмотрел комнату Тома?

– Нет, я ждал тебя на улице, любовался парком. Ты уже порядочно сделал.

Они поднялись на второй этаж. Марсьяль был в восторге от комнаты, предназначенной внуку, а затем он остановился перед той, которую занял Виктор.

– Она осталась такой, как есть,– сказал Виктор.– Может, хочешь забрать что-нибудь из мебели или...

– Нет, абсолютно ничего! – сухо ответил отец.

Они вышли из спальни и направились бок-о-бок по галерее, но Виктор вдруг остановился.

– Папа, я хотел тебе кое-что показать.

Он привел его в комнату, где стоял секретер, и сначала достал из него фотографии.

– Мне кажется, это твои?

Марсьяль взглянул на снимки и побледнел.

– Где ты это нашел?

– Вот здесь.

Марсьяль не мог оторвать взгляд от лица Анеке и лишь спустя несколько минут поднял голову.

– В таком состоянии?

– Да... Они были спрятаны под одним из ящиков, я подумал, что ты или Нильс...

– Нильс? Нет, совершенно точно, не он. Я возьму их, ты разрешишь?

В его голосе было нечто такое, что Виктор будто бы перенесся в школьные годы, когда приносил домой плохие отметки. Кивнув головой, он согласился.

– Есть еще кое-что,– добавил он,– но это я обнаружил в другом месте.

Отец взял протянутую Виктором тетрадь, с любопытством полистал ее и вернул сыну.

– Что это за бред?

– Я думал, ты мне объяснишь.

– Нет, почерк мне ни о чем не говорит. Надо быть совершенно больным, чтобы написать одно и то же слово столько раз! Не знаю... Может, кто-нибудь из прислуги? Когда мы поженились, матери все никак не удавалось нанять хорошую прислугу, люди менялись часто.

Марсьяль аккуратно положил фотографии во внутренний карман пиджака.

– Ну, так как насчет кофе?

Они молча спустились на кухню и отец потребовал налить ему коньяка, который выпил залпом.

– Ты ходишь куда-нибудь, Вик?

– Можно сказать, никуда.

– Ты должен. Многие меня спрашивают, куда ты подевался. Ходи в рестораны с друзьями, встречайся с женщинами, и обязательно найдется та, которая понравится.

– Ты говоришь исходя из собственного опыта? – рискнул предположить Виктор с легкой улыбкой.

– Да... Ты увидишь, жизнь коротка, нельзя терять времени. Даже я в свои годы еще нахожу развлечения и не понимаю, почему ты изводишь себя.

Виктор хотел возразить, но, поколебавшись, решил промолчать. Был ли отец все еще с той женщиной-врачом или уже поменял любовницу? По правде говоря, ему не хотелось обсуждать эти вещи, на сегодняшний вечер откровений и так было предостаточно.

– Пойду, пожалуй,– вздохнул Марсьяль.– Уже поздно.

Выходя из-за стола, они услышали зловещий скрип, доносившийся из кладовой. Оба замерли. Виктор, передернув плечами, пошел посмотреть, что там, и захлопнул дверцу стенного шкафа, которая открылась сама собой.

– Дом все время поскрипывает,– заметил отец, когда Виктор вернулся в кухню.

– Я знаю...

На улице было холодно, порывисто дул ветер.

– Ты в привидения веришь, папа?

– Что за идиотский вопрос! Надеюсь, ты шутишь?

Марсьяль открыл дверь машины и при свете внутренней лампочки с любопытством посмотрел на сына.

– Нет, я в них не верю,– сказал он медленно.– Полагаю, что и ты тоже.– Он открыл бардачок и вынул оттуда револьвер.– Запроси разрешение на ношение оружия, а пока держи вот это. Единственное, чего можно опасаться в Роке,– это грабителей. На, вот обойма... Только учти, это большой калибр, не стреляй куда попало!

Непроизвольность, с которой отец отдал ему свое оружие, сильно обеспокоила Виктора, он даже ничего не мог сказать в ответ. Отступив назад, он дал возможность проехать отцу; револьвер он держал в руке.

– Спокойной ночи, сынок!

Уже скрылись из виду красные огни автомобиля, а Виктор все еще стоял на аллее, спрашивая себя, сколько же времени отец не называл его «сынок».

* * *

Нильс повесил трубку, пребывая на седьмом небе от счастья. Новость, которую сообщил его агент, была лучшей за последние несколько лет. Хотя он и обещал себе никогда не заниматься телевидением, предложенный контракт на съемку нового фильма казался очень привлекательным. Он не работал уже очень давно, ему недоставало съемочной площадки, киношной суматохи, общения с актерами, но самое главное – его банковский счет был совершенно пуст.

Он зашел в комнату к Тома, где находилась Лора, и начал многословно объяснять, какое неожиданное предложение только что получил, но, когда захотел обнять Лору, почувствовал, что та как деревянная.

– И сколько времени ты будешь отсутствовать? – спросила она холодно.

– Ну, от силы месяц! Вся подготовительная часть уже проделана, просто у них нет никого на примете, кто был бы свободен именно сейчас. Я должен выехать завтра утром, мне уже заказан билет на самолет.

Лора резко отодвинулась от него, и Нильс понял, что ранил ее.

– Ты могла бы приезжать ко мне на выходные,– поспешно предложил он,– в Ницце сейчас очень тепло.

Ничего не ответив, она повернулась к нему спиной и склонилась над чемоданом, который собирала. Он и забыл, что Тома сегодня во второй половине дня едет в Сарлат. Так вот почему Лора разозлилась – ведь она надеялась провести эти две недели с ним наедине, а теперь ей придется одной скучать в Париже.