Юлия Колесникова - Рок-идолы (СИ)

После встречи с тобой,

Я не замечал тебя.

Но однажды оказалось,

Что отпустить тебя я не смогу.

Моя собственная слабость.

Ты осталась единственным,

Что я не смог понять,

И не хотел понимать.

Воспоминания о тебе,

Как старые фотографии.

Они остаются, даже если их сжечь.

Они остаются, даже если ты не рядом.

Моя собственная слабость.

Ты осталась единственным,

Что я не хотел иметь,

И не захотел потерять.

 Когда ты рядом,

Твои руки греют мне спину.

Когда тебя нет, все что остается,

Варить горький кофе.

Моя собственная слабость.

Ты осталась единственным,

Что я не смог принять полностью,

И не хотел изучать до конца.

Вот что хотел сказать мне Лэкс тогда, когда мы были только рядом, и если бы сейчас все было по-другому, я бы плакала от счастья, но Лэкс таким образом говорил мне «нет». Знал ли кто-то в этой толпе, что значат для меня эти слова? В зале было только пару человек, что понимали меня, и моя боль, и то не до конца.

Песня была воспринята не то что на ура, а огромным ажиотажем, и аплодисменты несколько минут не смолкали, и я их понимала – эта красивая музыка, и слова, которые не возможно было пропустить. Это последняя и самая сильная месть, но в то же время и такая красивая. Да, если так можно сказать, Лэкс расстался со мной красиво, и не изменяя себе.

Я не помню, как доиграла концерт, и сколько раз мы выходили на еще одну песню, хотя контракт этого и не включал в себя, но таковым было решение Лэкса, а продюсер Бин быстро решил все вопросы с организаторами концерта, которые переживали, что так поднимется цена гонорара.

После концерта я падала с ног, и не потому что была уставшей, словно меня заставили пробежать дистанцию в полном снаряжении, а потому что сердце болело. Теперь мне нужно подумать о том, что делать, чтобы не сойти с ума и не расклеиться окончательно, я не могу страдать всю жизнь. Нужно уметь признавать поражение.

Так как мы вчетвером делили гримерку, единственным местом, где я мог побыть сам, оказался туалет. Не слишком то и чистый, да и запах оставлял желать лучшего, но здесь я смог умыться, и несколько минут просто побыть в одиночку, чтобы прийти в себя. Неужели я действительно это сделал?  Неужели действительно решился таким образом сказать ей, чтобы она больше ни на что не надеялась, и я хочу обо всем забыть? Но ведь это не так! Я не могу забыть, и не хочу ничего забывать, не хочу забывать ее.

Я так устал без нее, видеть ее постоянно, видеть как ей плохо, и знать об этом, но продолжать быть жестоким, это даже хуже, чем могло показаться остальным. Как тяжело мне давалось безразличие, никто этого не понимал. Я едва сдержался сегодня, когда она так равнодушно меня поцеловала, и тогда, когда в парке сказала, что действительно мы можем все забыть, потому что со временем все проходит. Я говорил это только для того чтобы увидеть ее реакцию, а она так спокойно согласилась.

Но сколько это все могло продолжаться – то как я мучаю себя и ее, это больше похоже на пытку. Нужно или расстаться или забыть о том, что она так поступила со мной, с нами, что не поверила мне. Но разве это действительно было предательством?

Я был сейчас не в том состоянии, чтобы это все анализировать. Я был вымотан эмоционально, и ужасно устал, и все чего сейчас действительно хотелось, так это оказаться в Ньюпорте, и заснуть возле Эшли на том каменном берегу. Что с ней сейчас? Наверное, она расстроена? Я боялся, что это так, и все же хотел, чтобы так и было. Мне было неуютно и плохо. Потому что заставлял ее страдать, но какая-то часть меня хотела продолжений всем этим страданиям, чтобы она не забывала обо мне, думала, чтобы продолжала любить. Я понимал, что сегодняшняя песня только фарс, еще некоторое время, и я не выдержу без нее, вернусь к ней, заставлю вернуться ко мне. Но горечь все еще остается, и если сейчас мы попытаемся все начать с начала, я могу быть еще более жестоким, если буду вспоминать о том, что произошло.

Мне казалось, я закрыл дверь, но вдруг очнулся от того, что в туалете кроме меня еще кто-то есть.

- Ну что, страдалец, наконец вы все решили? – это был Шон, лицо его было веселым, и я тут же понял, что он не просто так меня нашел. Он так же как и я все еще был в концертном костюме, хотя вполне уже мог переодеться. Чтобы это значило, может ходил утешать Эшли? От этой мысли я даже выпрямился.

- Что тебе надо Шон, я слишком устал, чтобы что-то обсуждать. – отозвался я спокойно, хотя в душе уже начали закипать подозрения.

- Да я и не собираюсь ничего обсуждать, хотел лишь подтвердить свои догадки, что ты теперь окончательно отказался от Эшли, - он прислонился к двери, и сложил руки, и его самодовольная улыбочка начала меня раздражать. Мы всегда дружили с Шоном, даже больше чем с Максом, но в последнее время наши отношения стали натянутыми, и я понимал, что дело в Эшли. Он не мог мне простить того, как я поступаю с Эшли. Что и говорить, я и сама порой не мог себе этого простить, и уж тем более понять, почему так себя веду с ней.

- А тебе то какое дело? – настороженно спросил я, даже не заметив как занял оборонительную позицию. Шон окатил меня раздражающе насмешливым взглядом, и я тут же расслабился. Не стоило страдать ерундой.

- А ты не знаешь? Эшли мое дело, я просто хочу знать, могу ли теперь начать с ней какие-нибудь отношения, раз она тебе не нужна. – Он пожал плечами, и я едва сдержался, чтобы не вмазать ему.

- Да что с тобой такое, ты что не видишь, что мне сейчас не до твоих шуток?! – не выдержал я, понимая, что глупо терять контроль над собой. – Или считаешь, что Эшли так быстро все забудет, и начнет встречаться с тобой? Ты плохо ее знаешь!

- А ты у нас ее значит знаешь хорошо! Ха! – рассмеялся Шон, и не выдержав я схватил его за лацканы и припечатал к двери. На что Шон отреагировал со спокойной улыбкой.

- Ты что задумал? – прорычал я, теряя над собой контроль, который так пытался восстановить.

- Да ничего такого, просто пришел тебе сказать, что забираю Эшли себе, и делай теперь с этим что хочешь!

Шон осторожно снял мои руки с себя, и с понимающей улыбкой вышел прочь, а я так и остался со сжатыми кулаками не способный сдвинутся с места.

Как это понять забирает себе? Эшли не какая-нибудь вещь, которую мог забрать, а тем более у меня. да что себе вообще Шон позволяет, чтобы у нас не случилось я никому не отдам Эшли!

Прошло мгновение и все в моих мыслях встало на место. Ничего уже не было важно, кроме того, что Эшли только моя, и без нее я уже никогда не смогу жить, как прежде. Мне вдруг даже стало весело и жалко Шона. Как он не понимал, что нельзя забрать себе что-то, что уже принадлежит другому человеку, и как бы Эшли не была зла на меня, она не будет с Шоном, она все равно будет ждать меня. Да, самонадеянно так думать, и все же я был уверен.

Теперь я смотрел на все по-другому, и на свою обиду и на ее поступок. Какой же я глупец, таких вот случаев будет еще много в нашей жизни, не могу же из-за каждого переставать замечать ее на недели, однажды она не выдержит и оставит меня. Оставит одного, и уже ничего не возможно будет вернуть, и никакие песни не помогут.

Я и так знал, что не смогу отказаться от нее, но как долго я бы еще мог так поступать с нами, если бы не слова Шона? Стоп, а куда это он пошел? К Эшли?

Я тут выскочил в коридор а оттуда пошел в гримерную. Там расслаблено в креслах сидели Макс и Эйтан, а Эдвард уже почти спал на какой-то сумке, что-то тихо причитая.

- Где Шон? – спросил я, а в ответ лишь услышал неясные бормотания, никто так и не поднял головы. Я не мог понять, почему они такие обессилившие, когда во мне вдруг все снова ожило. Казалось я готов еще один концерт сыграть.

Не стоило и утруждать себя расспросами, Шон мог пойти только в одно место, ну вот, сейчас мы все и выясним и с ним, и с Эшли. И я точно был уверен, что в любом случае, чтобы ни сказал Шон, я не приду поздно. Эшли будет злиться на меня, сердиться, возможно даже кричать, но она не прогонит меня и никуда не уйдет.

Как просто было понять, что я люблю ее настолько, что не хочу никогда отпускать. Почему я не понял этого раньше, чтобы не было бессонных ночей, и потраченных впустую дней, когда мы могли быть вместе. Видимо мой эгоизм приобрел какие-то новые измерения – пора менять психолога!

Но главное что я все осознал, и пока спешил в гримерную Эшли, то подумал, что вообще-то должен быть благодарен Шону. Если бы не он, я бы сказал Эшли что люблю ее только через несколько недель, а может и месяцев, медленно доходя до этого осознания.

Я оперлась руками на стол в гримерной, и вяло думала о том, что сегодняшний концерт забрал последние душевные силы, но никто не может обвинить меня в том, что не смотря на пустоту и боль, я не выложилась на все 100. Внезапно дверь громко распахнулась, ударившись о стену, и я невольно вздрогнув повернулась на этот звук. В комнату вошел Шон, не напрягаясь, чтобы закрыть дверь, и с его приходом комната наполнилась звуками коридора и шумом из зала.

- Что? Нужно уже ехать?

- Да нет, - лениво отозвался Шон, - мне нужно решить с тобой один важный вопрос.

- Какой? У нас опять интервью? Я этого уже не выдержу.

- Нет, личный вопрос.

Еще хуже. Я устало склонила голову, подавляя тяжелый вздох. Мне казалось мы уже давно все решили с Шоном, и он успокоился, да и дело было в том, что сейчас я была не в настроении что-то решать. У меня болело сердце, словно Лэкс протянул руку и схватил его и по-прежнему крепко держит. Решать личные вопросы – сегодня это не ко мне, и даже не завтра.