Но теперь Артем умерил свой пыл и прекратил попытки кому-то что-то доказать. Переделать родителей невозможно, а подстраиваться под них тоже ни к чему.

Поэтому теперь всякий раз, наведываясь в родительский дом, Артем старался не думать о бесконечных детальных обсуждениях его истинных и мнимых ошибок. Он думал о более приятных вещах. Например, о том, что мать непременно приготовит много вкусных, любимых с детства блюд, и о том, что после восхитительного ужина ему не надо будет мыть за собой посуду, а можно просто развалиться в кресле и ничегошеньки не делать. А потом в старой комнате Артема мать сама застелет ему постель и, когда он ляжет, будет то и дело цыкать на отца, чтобы не топал, не хлопал, и дал мальчику спокойно отдохнуть.

И вот ради всего этого стоило иногда потерпеть нудные упреки и бесконечные увещевания.

С некоторыми поправками на последние события сегодняшний визит к родителям проходил почти по плану. Вот только уснуть в свежей, благоухающей лавандой постели Артем никак не мог.

Усталость брала верх, одолевала его, но сон все равно не приходил. Вместо сна появился какой-то странный бред наяву. Он одновременно слышал и телевизор, бормочущий за стеной в соседней квартире, и видел перед собой то нетерпеливые раздраженные глаза Марины, то бледного осунувшегося Ваньку Мазина, то худенького светловолосого мальчика, испуганно прижавшегося к невысокому крепкому мужчине с недобрым взглядом. И тут же словно ударом по мозгам последние слова Максима: «…Кажется ты кое-кому должен алименты лет за десять…» Сказано это было с усмешкой, но Артем был уже почти уверен, что доля правды в этой шутке значительно превышает допустимую.

Раздавшийся из коридора телефонный звонок одним махом смел все бредовые видения.

Артем открыл глаза, уставился в потолок, слушая, как из родительской спальни, шаркая шлепанцами, выходит отец. Савелий Васильевич обычно сам отвечал, потому что благодаря своей должности был единственным адресатом ночных телефонных звонков.

Отец включил в коридоре бра и некоторое время стоял у телефона, и Артему показалось, что он с кем-то переругивается. Но вот он отложил трубку и протопал к спальне сына.

— Тёма, — Савелий Васильевич негромко стукнул в дверь и отворил ее. — Ты как, сын, спишь?

— Нет, — вздохнул Артем, приподнимаясь.

— Это тебе звонят. Говорят — очень срочно.

— Интересно… — пробормотал Артем, спуская ноги с кровати и соображая, кому из своих многочисленных знакомых и клиентов он давал родительский номер. Таковых ему припомнить не удалось. Однако делать было нечего. — Хорошо, папа, я иду…

Он поднялся и побрел в коридор.

— Слушаю, — проговорил он, наблюдая за тем, как отец прикрывает за собой дверь в спальню.

— Привет, Николаев, — раздался на том конце глуховатый голос Мазина.

— Да вроде бы виделись… В чем дело?

— Артем, приезжай ко мне. Сейчас.

— Зачем?

— Надо, — без нажима, но уверенно заявил Мазин.

Настроение Артема испортилось окончательно. Что бы там ни случилось между друзьями детства, как бы плох на голову ни был Иван, он не стал бы звонить без веской причины.

— А до утра подождать не можешь? — машинально спросил Артем, прекрасно осознавая, что если бы можно было подождать до утра, Шагин бы так и сделал.

— Я сказал «сейчас». Это значит сейчас, а не утром, — повторил Мазин.

— Черт… — прошипел Артем. — Что случилось?

— Не по телефону.

— Проблема?

— И еще какая, — коротко и бесцветно подтвердил Иван.

— У тебя?

Последовал печальный смешок:

— Да нет, Артем. На этот раз у тебя.

* * *

Из зеркала на Артема смотрел растерянный, угрюмый блондин с красными, как у кролика глазами.

Когда теряющийся в тревожных догадках Артем прибыл к Ивану Мазину, Гошке уже была оказана посильная помощь. Аленка Мазина похлопотала над другом, старательно отмыла от крови его лицо, шею и волосы, обработала ранки и ссадины. Но все равно, когда Артем увидел своего юного родственника, его затрясло самым натуральным образом.

Но больше всего Артему не понравилось, насколько враждебно Гошка его встретил. Немало времени и сил стоило Артему убедить братишку, что тот в полной безопасности и смело может рассказать все без утайки.

Рассказывал Гошка из-под палки. Артем поверил ему, хотя это было и трудновато.

В других обстоятельствах Артем, возможно, усомнился бы, но паренек, захлебывающийся слезами и кровавыми соплями, вряд ли способен был нагло сочинить такую кучерявую криминальную страшилку…

Чтобы придти в себя, Артем включил холодную воду и, набрав в ладони воды, с наслаждением плеснул в лицо. Потом еще и еще раз. А затем замер, согнувшись. Вода закапала в раковину с носа, с бровей, с подбородка. Вытираться не хотелось.

— Ну, и как тебе проблема?

Артем покосился на дверь ванной комнаты. Мазин прислонился к косяку, наблюдая за его отчаянными попытками взбодриться.

— Да уж… — пробормотал Артем, стер ладонью с лица остатки влаги и разогнулся. — Только этого мне и не хватало…

Он взглянул на приятеля и вздохнул:

— А тебе спасибо, Мазин. Спасибо, что приютил бедолагу.

— Да чего там… Битый битого всегда поймет, — неловко усмехнулся Мазин. — Не выставишь же его на улицу в таком состоянии. Аленка ревет белугой. Да и парень, похоже, держится из последних сил. Досталось ему.

— Да, дело скверное. Такого поворота я не ожидал.

— Представляю себе, — проронил Иван, сдернул с крючка полотенце и сунул Артему: — Утрись, коли не брезгуешь.

— Спасибо.

— Не за что… Что делать-то собираешься?

— Думать, — вздохнул Артем. — Думать надо, если я еще на это способен посреди бессонной ночи и при переизбытке информации. Я ведь не железный, как твои компьютеры. И вообще, страсть, как хочется поехать к Сергею, взглянуть в его ясные очи и сказать ему все, что я теперь о нем думаю…

— А что ты теперь о нем думаешь? — прищурился Иван.

Артем едва удержался, чтобы не сплюнуть:

— Д-да ну его! Теневик хренов. Бизнесмен подзаборный. Чего ему не хватает, не понимаю. Сыскал себе приключений. Его делишки Володе жизни стоили. Да и Гошку чуть не сгубил. Заварил дерьма, да и не заметил, как сам нахлебался по уши… Вот что я думаю. А у тебя есть, что добавить?

Мазин молча пожал плечами, подождал, пока Артем вытрет лицо, потом повесил на место полотенце.

Артем еще раз взглянул в свои воспаленные глаза в зеркале и направился обратно в комнату.

Гошка Панин сидел на стуле, согнувшись и тяжело свесив голову. Когда Артем вошел, он чуть распрямился и тревожно взглянул на него. Артем едва удержался, чтобы не отвести глаза. Он не привык к разбитым в кровь лицам. На улице он всегда сторонился помятых и побитых физиономий. С детства они внушали ему то ли брезгливость пополам с отвращением, то ли не до конца осознанный страх. А тут распухшая переносица Гошки, кровоточащая бровь, разорванная губа, все это и в отдельности-то выглядело страшновато, а уж вместе…

— Как ты, Гоша?

— Ничего, — буркнул тот.

Мазин, появившийся следом за Артемом, указал Гошке на единственный в комнате диван и настойчиво проговорил:

— Полежи, легче станет.

— Спасибо. Я привычный, — вздохнул Гошка.

От этих слов Артема передернуло.

Он много раз наблюдал, как Сергей отвешивает Гошке подзатыльники, но, на его взгляд, это выглядело безобидно. Так, пустячки. Просто серьезный взрослый мужик, на которого повесили брата-балбеса, воспитывает недоросля на свой простецкий манер. Но уж если Гошка считал себя привычным к таким зверским побоям, здесь было, о чем задуматься.

— Артем, что теперь будет? — Гошка осторожно шмыгнул разбитым носом и приложил к лицу комок марли, которым снабдил его Мазин.

— Голову запрокинь, иначе кровь снова потечет, — проговорил Артем, подходя к брату. — И успокойся, что-нибудь придумаем.

— Да что ты меня, как мальца сопливого утешаешь?! — взвился Гошка, сверкнув глазами. — Придумает он! Что ты можешь придумать?..

— Так ты и есть малец сопливый, — вздохнул Артем и потер Гошкино плечо. — Не кричи. Давай-ка ты для начала оденешься, и я тебя отвезу…

— Никуда не поеду! — с ужасом воскликнул Гошка.

— Георгий, тебе обязательно надо в больницу. Рентген сделать…

— Обойдусь!

— Да боюсь, не обойдешься, — Артем осторожно потрогал подбородок Гошки. — Больно?

— Немножко… — Гошка поморщился и отстранился.

— Не храбрись. Проверить нужно, не дай Бог, челюсть сломана. Да и швы наложить надо, а то будешь потом всю жизнь с порванной губой ходить…

В глазах Гошки блеснули слезы, но он упрямо пробурчал:

— Ни фига… Пусть с порванной губой, но зато живой… Никуда не поеду. Пусть так заживает, как есть. Варченко меня убьет, если найдет.

Артем сел напротив Гошки и медленно спокойно проговорил:

— Гоша, теперь мне надо понять, из-за чего начался весь этот кошмар. То, что два подонка убили Володю — это я понял. То, что они теперь непрочь убрать и тебя — это я тоже уяснил. А теперь расскажи мне, что именно они надеялись найти в Володиной папке.

Гошка долго собирался с силами, тяжело вздыхал и отводил взгляд, упорно пытался прочесть что-то на потемневшем паркете.

— На той неделе, — начал он наконец, — я забегал к Володе попросить денег взаймы… Денег он не дал, отругал меня за то, что я выпивши был… слегка. Я поторопился сбежать оттуда, оставил у него пакет с документами. Вспомнил только утром…

— Ага, слегка выпивши, говоришь, — недоверчиво покачал головой Артем.

— Ну неважно… — скривился Гошка. — В общем, документы попали к Володе. И отдавать их мне назад он не захотел. Я упрашивал его, умолял, но… — Гошка горько заплакал, уткнувшись в окровавленный кусок марли.