Скрипнув зубами, Марина повернула назад. Душ откладывался как минимум на полчаса.

Она уже взялась за ручку своей двери, когда из комнаты напротив вышел Александр. Закинув на плечо сумку, он сунул ключ в замок и запер дверь.

Марина уже открыла рот, чтобы пожелать ему удачной трудовой ночи, как вдруг Александр, едва взглянув на нее, поспешно подошел и схватил ее за руку:

— Ты плакала?

— О чем ты? — поразилась Марина. Ей казалось, что она тщательно вытерла лицо.

Александр помрачнел, и, завидев, что в коридор уже выбирается кто-то еще, настойчиво подтолкнул Марину в ее комнату, вошел следом и закрыл дверь. Сделано было настолько решительно, что Марина рассердилась:

— Саша, в чем дело?

— Ты плакала! — гневно заявил он тоном, не терпящим возражений.

— Ерунда! Тебе показалось.

— Я не слепой! И не надо мне говорить, что тебе вспомнились скорбные минуты похорон Панина! Ты плакала из-за этого хлыща на «Опеле»! — Александр схватил ее за плечо здоровой рукой и легонько затряс. — Какого черта ему от тебя надо? Кто он такой в конце концов?

— Отпусти меня, Саша… — прошептала Марина, и когда он выпустил ее, добавила: — И не кричи, ты разбудишь Костю.

— Что значит «не кричи»? — возмутился Александр. — Я хочу знать, кто и зачем довел тебя до слез. Что он забыл в твоем доме? Кто этот пижон?

Марина поняла, что чем отчаяннее она будет сопротивляться неожиданному допросу, тем настырнее будет вести себя сосед.

— Это отец Кости, — холодно пояснила она.

— Так я и знал! — выдохнул Александр, и было совершенно непонятно, удовлетворен ли он ответом.

Марина решительно взглянула на соседа:

— Теперь доволен? Ну и не морочь мне голову, Саша. И вообще, ты, кажется, на работу опаздываешь!

— К чертям собачьим работу! Что ему от тебя было нужно?!

— Ничего.

— Ну да, ничего! Сначала он привозит тебя домой. Потом он зачем-то притащился сюда с этим ментом… Он что, тоже из милиции?

— Нет.

— Тогда откуда он взялся? С неба свалился после стольких лет?

— Считай, что с неба… А самое главное, Саша, не стоит тебе следить за тем, кто и когда ко мне приходит! — вспылила Марина.

— Но мне нужно это знать! — строго сказал Александр.

— Да с какой стати?

— С такой… — настойчиво и угрюмо буркнул он. — С такой, что кроме меня, тебя некому защитить.

— Я сама могу себя защитить.

Александр покачал головой:

— Ты льстишь себе, женщина… Но в любом случае не стоит лгать, что ничего не случилось!

— Но ты же лжешь мне, — усмехнулась Марина. — Ты ведь хорошо знаком с тем, кто сегодня к тебе ворвался, но я же не допытываюсь у тебя, что да как!

— Возможно, если бы ты попробовала допытаться, мне это понравилось бы больше, — мрачно обронил Александр. — Но тебе все просто безразлично. А мне не все равно, что с тобой делается. Так что хочешь-не хочешь, а я все равно буду посматривать, кто шляется ночами по твою душу…

— Спасибо за заботу, Сашенька, — Марина уже не могла больше сдержать кипящее раздражение. — Но с тем, что касается моей личной жизни, я разберусь без твоего дружеского участия! И ради бога, ступай наконец! Тебе пора!

Он сжал зубы так, что скулы ходуном заходили.

— Марина, — Александр строго глянул ей в глаза. — Я только знаю, что сегодня вдруг свалился на твою голову этот человек и довел тебя до слез. И я хочу знать, что ему от тебя надо.

— Но ведь это не твое дело! — возразила Марина.

— Если бы ты, Маришка, ревела каждый день, я и внимания бы не обратил! Но если ты — и вдруг плачешь, то это мое дело! — категорично заявил Александр и нетерпеливо щелкнул пальцами. — Итак? Что ему было нужно?

— Он хотел поговорить о Володе. Он родственник Паниных.

Перемена во взгляде Александра не на шутку испугала Марину. Теперь он смотрел, как перепуганный пес, а это было совершенно ему несвойственно.

— Вот как… — пробормотал Александр и резко отвернулся. — Ну и ну… А я-то весь вечер думаю, где я недавно видел почти такую же физиономию. Теперь вспомнил: видел у себя в цехе, когда Савелий Николаев владения свои дозором обходил… Значит, этот хлыщ — директорский сынок. Угораздило же тебя, Маришка…

— Это тебя не касается.

— Что-то ты сегодня повторяешься. Повторюсь и я: на этот раз меня все касается. Не пойму только, почему это с такой родней Костя мыкается в нашем крысятнике? Жадноватые ребята эти Николаевы… — он замолчал на полуслове, а потом как-то вяло закончил: — Больше можешь мне ничего и не говорить. Мне и так все теперь ясно…

Он поправил на плече сумку, несколько секунд молча смотрел себе под ноги, а потом заявил командирским тоном:

— Значит так. Косте скажи, чтобы по улицам зря не болтался. И сама с работы не спеши. Подожди меня, я за тобой вечером зайду…

— Вот еще новость!.. — фыркнула Марина.

— Так надо, Марина, поверь мне! — отрезал Александр, открыл дверь и вышел, оставив Марину одну.

Она растерянно постояла у двери.

Александр всегда опекал ее, с самого появления ее в этой квартире. Но никогда еще его опека не была настолько назойливой и агрессивной. До сих пор, что бы ни случилось, он демонстрировал редкую способность держать себя в руках.

За последние дни его словно подменили. Марина никак не могла определить причину такого изменения в поведении приятеля. Это, конечно же, настораживало. Всякий защитник хорош до тех пор, пока жить не мешает…

Краем уха она расслышала в коридоре знакомые звуки — так скрипела и хлопала дверь ванной комнаты. Поздняя прачка управилась со своими тряпками.

Марина поняла, что если немедленно не совершит попытку занять освободившееся помещение, наверняка найдется еще какой-нибудь любитель запоздалого купания.

Она поспешно добралась до ванной, заперлась и схватилась за зубную щетку.

Руки у нее почему-то дрожали, паста то не хотела выдавливаться, то вдруг полилась струей. Марина в отчаянии швырнула все в раковину и, бессильно опустившись на край ванной сжала виски пальцами. Посидев так пару минут, она все-таки встала, выцарапала из раковины щетку и, отмыв ее, снова взялась за тюбик.

Надо было поскорее брать себя в руки. Хладнокровие, пусть даже иногда и показное, столько лет выручало ее.

10

Артем вертелся с бока на бок, с недовольством поглядывая на светящийся индикатор часов на журнальном столике. Уж чем-чем, а бессонницей он никогда не страдал. Никакие треволнения, никакие предчувствия, никакие предстоящие или предшествующие события обычно не могли помешать его глубокому сну. Однако этой ночью Артем просто извелся: голова постепенно становилась все тяжелее, болезненные спазмы схватывали то виски, то макушку, и Артем ворочался, злился, не зная, что бы такое предпринять, куда бы выплеснуть напряжение этого сумасшедшего воскресенья.

Родители давно улеглись спать, отругав прежде сына за позднее возвращение. Они не были избалованы вниманием своего единственного и горячо любимого отпрыска.

Но Артем и сам не мог предвидеть, что так надолго застрянет. Он знал, что родители его ждали. Добравшись, наконец, до родительского дома, Артем послушно повинился. Ему и самому было немного неловко за то, что лишь несчастье с родственником заставило его посетить родные пенаты.

Чтобы как-то загладить вину, Артем бодро съел обильный мамочкин ужин и, сославшись на ужасную усталость, удалился в комнату, когда-то бывшую его спальней.

Там он прикинулся, что сразу уснул. Только так он смог избежать дотошных расспросов. Сегодня он был не в состоянии поддержать беседу.

Всякий раз при встрече с родителями ему, как правило, приходилось снова и снова оправдываться, отчитываться, обещать. Такова, видимо, участь всех взрослых детей, которые не смогли по каким-то причинам оправдать родительские ожидания.

И Артем, как обычно, извинялся за то, что долго не приезжал из Питера, и искренне обещал, что больше не пропадет так надолго. Снова и снова он подробно объяснял, как и где живет, что из необходимого есть у него дома, чем он питается и как осмотрительно подходит к выбору друзей, знакомых, и особенно женщин.

Отца обычно больше интересовало, почему сын не хочет взяться за ум, почему продолжает вести такой странный образ жизни, почему профессия свободного бухгалтера ему милее, чем высокая валютооплачиваемая должность в солидной фирме.

Артем упорно отказывался от этой заманчивой перспективы. У него были свои взгляды на жизнь, с точки зрения родителей совершенно неразумные. Артем Николаев со студенческих времен решил, что будет существовать в этом мире сам по себе.

Раздосадованный отец уходил со сцены, и его место занимала матушка, женщина добрая и заботливая, но на редкость упрямая.

Мария Павловна никак не желала смириться с тем, что у ее Артемушки, у ее сокровища, красавца и умника, никак не складывается личная жизнь. Она полностью поддерживала отца в том, что Артем явно не там ищет приложение своим блестящим профессиональным талантам, но пуще того матушка расстраивалась, что ее чадо ни капли не разбирается в женщинах. Артем знал, что это ее убеждение он развенчать не в силах ни при каких обстоятельствах. Марии Павловне Артем казался этаким наивным теленком, в засаде на которого сидел не один десяток молодых хищниц. Мать с тяжелым сердцем приняла брак Артема, который она считала необдуманным поступком молодого горячего юноши. Еще сильнее переживала Мария Павловна развод сына. Ну а теперь она сходила с ума от того, что ее Артемушка так ничему и не научился и до сих пор не представляет себе всей опасности, исходящей от жадных охотниц.

Лет десять назад он безумно переживал несправедливость родительских упреков.