Оксана Лебедева - Родные по крови

Я подходила второй, вслед за папой. Меня крепко удерживал за плечи Артур (понятия не имею как его отцу, удалось вытащить его из СИЗО, пускай даже всего на один день), и, наверное, если бы не он, я бы потеряла сознание. Слишком много чувств обострённых до предела. В тот день я так и не смогла по-человечески попрощаться. Я только поцеловала холодную щёку и дрожащими губами шепнула «люблю», а дальше, видимо почувствовав, что я начинаю терять равновесие, Артур отвёл меня от гроба. Я не плакала. Точнее по моим щекам текли слёзы, но в душе была полная пустота. В отличие от того дня, когда я узнала о смерти, на похоронах я понимала абсолютно всё. Я понимала, что происходит, я тонула в этих чёрных цветах, доносящихся отовсюду рыданиях, но боли не было. Она пришла потом. Когда я осталась совершенно одна. В своей комнате. В своей постели. Когда увидела на полке с книгами фотографию пятнадцатилетней давности — на ней была изображена первоклашка в красивом платье, с пышными белыми бантами, на руках у молодой улыбающийся женщины. Я загрызла подушку, уперлась ногами в стену, задушила вырвавшиеся наружу рыдания, когда увидела на своём столе шарик со снежным городом — в шесть лет я со слезами на глазах выпросила его у мамы. И всё же боль была неполной, не убийственной. И это вовсе не потому что я не чувствовала потери близкого человека. Чувствовала, ещё как чувствовала. Но в какой-то момент, наверное, когда мы были на похоронах, Артуру удалось выдрать часть страданий из моего сердца. Он словно впитал их в себя. Отобрал у меня половину боли, не дал мне в полной мере ощутить всю полноту горя. А его слова, которые он тихо шепнул мне, когда его отец, повёз его обратно…всё дальше и дальше от меня, я, наверное, запомнила на всю жизнь.

— Знаешь, если ты когда-нибудь захочешь уйти от меня, и неважно по какому поводу: влюбишься в другого или узнаешь, что смертельно больна, не нужно мне об этом сообщать. Лучше сразу пристрели. Это будет гуманней.

Прошло уже два месяца. Мне не верилось. Время тянулось так медленно, по крупицам. Наверное, потому что всё в доме напоминало о маме. Чувствовался её запах, кажется, из каждого уголка квартиры даже доносился её смех: радостный непринуждённый. Вещи оставались нетронутыми, всё лежало на тех же самых местах, как было при маме. Отец запретил, что-либо переставлять. Всё должно было оставаться по-старому. Это сводило с ума, так невозможно было жить, но и переехать, хотя бы на время как предлагала тётя Оксана, я тоже не могла. Как вообще можно было бросать отца в таком состоянии? Да он пытался сделать из себя железного человека, казаться жёстким спокойным равнодушным ко всему. Но обмануть меня ему было невозможно. Я каждую ночь засыпала под доносящиеся из-за стенки сдавленные всхлипы, рыдания. Папа плакал. И не просто плакал — скулил, выл от тоски и одиночества. Одиночества, которое он чувствовал во всём, и которое никто уже не сможет для него разрушить. А ведь мой папа…он мужчина из того разряда, что кулаком по столу ударит, так стол этот к чёрту развалится. Смерть подкосила его. Оно и понятно, он так сильно любил маму. Любил не за что-то, а скорее вопреки. Любил, молча, иногда стараясь даже скрыть ото всех это чувство. Любил так, как, наверное, умеют любить только мужчины. Настоящие мужчины.

А ещё я не могла уехать из-за Антошки. Разве я могла оставить это маленькое зеленоглазое чудо? Ему нужна была мама….и я ей стала. Теперь всё о чём я молила бога — чтобы Артура поскорее оправдали. Помимо того, что тоска по этому мужчине окончательно добивала меня, Антошке нужен был отец. Это сейчас он маленький и ему бы только титю сосать, а когда он начнёт подрастать? Ему ведь нужно мужское влияние. Да и к тому же я не просто знала, я была уверенна, что Артур не откажется от этого малыша. Возьмёт на себя роль отца Антошки, хотя бы до тех пор, пока его настоящий папа не вспомнит о своих обязанностях. Точнее прекратит винить во всём этот маленький беззащитный комочек. А ведь я знала, что папа считает виновным именно его в смерти мамы. Это чувствуется во всём. Он не берёт Антошку на руки, старается совсем о нём не вспоминать, лишний раз даже не смотрит в его сторону. Я знала, что когда-нибудь это обязательно прекратится. Папа очнётся и всё поймёт. А до тех пор я должна полностью взять на себя заботу об Антоше.

В мою комнату зашла тётя Оксана. В последнее время она часто бывала у нас. Помогала мне с братиком, давала советы, как не ухайдакаться с двумя маленькими детьми. Ведь совсем скоро я сама стану мамой. Возможно даже одиночкой. Я старалась отбросить эти мысли, думать только о хорошем. Да и насколько мне было известно, хоть и с большими боями, но дело двигалось в нашу сторону.

— Юль, я только что разговаривала с адвокатами. Заседание назначено на среду.

— Меня как всегда не пустят?

С моих губ сорвалась усмешка. Я имею непосредственное отношение ко всему, что происходит, но меня не пустили ни на одно заседание. Точнее судья бы наверняка захотел меня увидеть, но вся моя родня была категорически против моего вмешательства.

— Пустят. На этот раз пустят. Уже в среду будет оглашён приговор. Даже не верится, что мы, наконец, до этого доползли. Этот кошмар закончится. Точнее я очень надеюсь, что он действительно закончится. Если мы проиграем дело….даже не знаю. Наверное, моя жизнь уже точно потеряет всякий смысл.

На последнем заседании народу было так много, что даже яблоку не было места упасть. Казалось, что все журналисты города сегодня собрались в зале суда. Оказывается, дело вызвало ещё больший ажиотаж, чем я думала. На протяжении всего процесса пристально следили за каждым его шагом. Как выяснилось было даже несколько статей в газетах, которые мне на глаза почему-то ни разу не попались. Хотя рядом с нашим пансионом был киоск. Но в то время, когда оглашался приговор, я о таком не думала. Мне единственной, кому было разрешено сидеть по весьма объективным причинам. Но я не стала пользоваться такими «привилегиями». Я стояла, как и все, рядом с папой, который крепко держал меня за руку. Помимо журналистов в зале суда было много знакомых мне лиц. Друзья Артура, которых я всегда так ненавидела, и которые ранее всё же не побоялись дать показания в пользу своего друга, Полинка, постоянно прячущаяся за спиной Олега, иногда бросающая на меня подбадривающие взгляды, невозмутимо держащийся Денис, кому мы, наверное, до конца жизни будем обязаны, родители Артура. Они стояли вместе, Константин крепко прижимал к себе жену, которая даже не пыталась скрыть явного волнения. Наверное, они помирились, ну или находились на пути к этому. Во всяком случае, в тот момент меня не интересовало совершенно ничего кроме слов судьи. Хотя нет, вру. Я даже не прислушивалась к его реплике, всё моё внимание было сосредоточенно на Артуре. Он выглядел совершенно спокойным сосредоточенным. Не обращал внимания на вспышки фотокамер, смотрел куда-то вдаль, ничего не выражающим взглядом. И лишь изредка, он резко поворачивал голову в мою сторону, всего на пару секунд его губы расплывались в задорной подбадривающей улыбке, словно мы сейчас не в зале суда находимся, а в кабинете у директора, где Артур играл роль провинившегося школьника. И только, когда он получал от меня в ответ слабую улыбку, парень отворачивался, вновь прикрепляя на своё лицо маску безразличия ко всему происходящему.

Несмотря на поддержку Артура, папы, да и вообще всех друзей и родственников, мне всё же поплохело уже минут через сорок. То ли в помещении стало слишком душно, то ли подействовали эти бесконечные вспышки фотокамер, но мне всё же пришлось выйти. На этом настоял папа и обеспокоенный взгляд Артура. Правда, как только я оказалась за дверьми судебного зала, тут же попала в кольцо окруживших меня журналистов.

— Скажите, вам что-нибудь известно о том, в чью пользу будет приговор?

— Говорят, что подсудимому накануне разрешалось покинуть стены СИЗО ради похорон вашей мамы, это так?

— Газета «NEW». Ходят слухи, что у вас была порочная связь со своим двоюродным братом и сейчас вы даже ожидаете пополнение. Это правда или всего лишь слухи?

— Телеканал «ОРТ». У вас действительно были отношения с убитым владельцем фирмы «Транзит» — Волконским? Как вы думаете, это могло стать причиной конфликта между вашим братом и убитым?

Я не знаю, как выдержала натиск этих налетевших стервятников. Меня спасли, наверное, только вовремя подоспевшие охранники отца, которые вмиг разогнали всех этих обезумевших людей с микрофонами и фотокамерами, и отвели меня в безопасное, а главное тихое место. Полагаю, что на улицу мне выйти не разрешили именно из-за того, что там ждала такая же свора журналистов. Люди отца не отходили от меня до того самого момента, как не открылись дверь судебного зала и из него, буквально не хлынул целый поток людей. Здесь были и журналисты, и адвокаты, и свидетели с нашей стороны и со стороны обвинителя. Сердце зашлось в бешеном ритме. Я лихорадочно начала выискивать глазами только одного человека, но передо мной словно из неоткуда возникла тётя Оксана, взяла меня за руку и повела в каком-то совершенно неизвестном направлении. Я и понять ничего не успела, как мы уже оказались на улице, причём рядом с нами не было толп журналистов и просто любопытных зевак, хотя где-то совсем неподалёку слышался настоящий гул. Только тут до меня дошло, что меня специально вывели через другой ход, чтобы не дай бог со мной чего не случилось во всей этой суматохе. Правда, сейчас мне было наплевать даже на себя. Приговор было озвучен, а я всё ещё не знала в чью пользу. И по лицу Оксаны ничего нельзя было понять. Она смогла натянуть на него маску полного безразличия.