Спустя две недели

Артур сделал последнюю затяжку и смял окурок. Руки невольно теребили уже затёртый до дыр листок, а перед глазами всплывала каждая строчка, каждое слово из этой бумажки. «…Люблю тебя, ни как брата. Твоя Юлька». Парень сжал челюсти до скрежета в зубах и уже через секунду вдавил кулак в стену. Пусть катится к чертям вместе со своей любовью. Нахрен она ему теперь не сдалась. Раньше может и нужна была, но уже не сейчас. Дура. Идиотка. Какого чёрта она притащилась? Думает, ему нужна её жалость? Хрен из два. Ему нужно, чтобы она смотала в свою Норвегию как можно скорее. Если эти чертовы адвокаты, которые всё никак не могут угомониться, докопаются из-за чего, а точнее из-за кого он здесь оказался, вполне возможно Юлька тоже скоро узнает, что такое жизнь в СИЗО. Ну, вот есть у этой девки мозги? Сначала не глядя подписывает всё, что подсовывают, а потом начинает копаться там, где её не просят. Сидела бы в своём Консберге и не высовывалась. Начерта обратно притащилась? Поддержать его захотела? А нахера ему эта поддержка? Всё равно его скоро на нары упекут. И никакие адвокаты ему не помогут. Хотя надо дать должное Юлькиному отцу. Не думал Артур, что кто-то за него так впрягаться будет. И дело даже не только в адвокатах и прочих судебных разбирательствах, главное, что маму одну не оставляют. Поддерживают. И морально и материально. Это для Артура сейчас, пожалуй, самое главное. На себя наплевать. Всё равно ему уже ничего не поможет. Если от мошенничества ещё как-то удастся откосить, ну или хотя бы меньший срок выбить, то за убийство он огребёт по полной. И никто не сможет доказать, что он к этой мочиловке не имеет никакого отношения, ну или почти никакого. Конечно, рожу, он Волконскому помял и не хило помял, когда узнал, что эта гнида Юльку так подставила, но вот кто этому жучаре пулю в висок всадил, Артур понятия не имел. Нет, он, конечно, догадывался, что и здесь Шахновский постарался, но кто это докажет? Человек десять видело, как его с Волконским друг от друга оттаскивали, и нет ни одного свидетеля, что в момент убийства, Артур находился не в кабинете, где Волконскому пулю всадили, а в сортире, кровь с куртки отмывал. Свою же кровь. Этот престарелый гад всё-таки ещё умел держать удар. Да, подставили его умело. Красиво всё провернули. И про их отношения с Юлькой узнали, на что превосходно надавили, и с убийством всё складно получилось. Теперь максимум на что Артур мог рассчитывать, это на то, что его загребут только по одной статье — непреднамеренное убийство. В любом случаи этак лет десять ему предстоит за решёткой отмотать.

Послышался звук открывающейся двери и через секунду Артур увидел образовавшегося в проходе камеры конвоира.

— Самсонов встать. Руки за спину.

Усмехнувшись, Артур выполнил указания и, когда на его руки были надеты наручники, он спокойно поплёлся вперёд по длинному коридору. «Опять допрос. Задолбали уже. Я уже во всём сознался, что им ещё нужно?».

Сняв с него наручники, конвоир втолкнул Артура в кабинет и Самсонов тут же застыл на самом пороге. За небольшим столом, нервно теребя в ладонях края платья, сквозь опущенные ресницы на него смотрела Юлька.

— У вас пятнадцать минут.

Дверь позади него захлопнулось и секундное удивление сменилось вспышкой небывалой ярости. «Какого чёрта? Идиотка, что она здесь делает?»

— Пошла вон отсюда. Убирайся!

Артур отвернулся обратно к двери. Ладони непроизвольно сжались в кулаки. Хотелось, ой как хотелось хорошенько наподдать ей пару раз, может хоть тогда мозги бы появились. Ей надо мотать поскорее из страны, а она к нему на свиданку бегает. Хотя, что-то в душе всё же всколыхнусь. Не забыла. Не бросила. Пришла.

— Артур, зачем ты так…Я же просто хотела тебя увидеть.

Он чувствовал, что она приблизилась к нему на пару шагов. Дура. Мазохистка. Что же она делает? У него сейчас окончательно крыша поедет. Один её запах продирает ему душу, выворачивает, разрывает сердце. Помимо бешеного желания придушить её, Артур ещё до сумасшествия хотел её взять. Грубо. С напором. Прямо здесь. Сейчас. Прижать к стене. Разорвать на ней платье. Развести ноги, содрать к чертям трусики и ворваться в её горячее податливое тело изнывающим от желания членом. Чёрт. Дьявол. Всё хватит.

— Увидела? Теперь выметайся! Давай вали отсюда!

Артур резко развернулся, схватил её за плечи и грубо прижал к стене. Взгляд сам собой опустился на хаотично вздымающуюся грудь….Твою ж, надо избавиться от этой ненормальной, срочно! Иначе он за себя просто не ручается!

Взглянул ей в глаза и тут же, словно получил пощёчину. Нет желания, что разрывает его на части. Нет даже страха, к которому он уже морально себя подготовил. Есть только жалость. Банальная жалость. Как же в эту секунду ему захотелось придушить её. Убить. Сделать всё что угодно, только бы не видеть этого мерзкого чувства в её глазах.

— ПОШЛА ВОН!

Одинокая слезинка скатилась по её щеке и Артур не выдержал, зарылся лицом в её волосы, до боли, до ломоты в костях, стиснув руками её талию. Она помедлила немного. Всего мгновение. А потом обхватила его за шею и прижалась губами к его щеке. Это было посильнее, чем удар молнии. Почему с ней всегда именно так? Все эмоции на грани. На острие ножа.

— Артур я беременна. У нас будет ребёнок.

Он замер после этих слов. На несколько секунд вообще забыл, как надо дышать. В маленькой тесной комнате повисла абсолютная, ничем не нарушаемая тишина. Упершись ладонями в дверь, Артур заглянул в мокрые от слёз глаза девушки. Юля вздрогнула, когда встретилась с его взглядом — совершенно безумным и в то же время не выражающим никаких чувств. Прикрыв глаза на несколько секунд, она тихо повторила:

— У нас будет ребёнок. Срок небольшой, всего четыре недели.

Он отстранился, не резко, а скорее наоборот, медленно, с какой-то запинкой. Всё происходило словно в замедленной съёмке. Смысл её слов ещё не дошёл до него, его разум вообще отказывался воспринимать всё происходящее. Сев на стул, Артур зарылся ладонями в волосы, и на несколько минут в комнате вновь повисла абсолютная тишина, только на сей раз её нарушали тихие приглушённые всхлипы замершей у дверей девушки.

— Если ничего не получится, — неуверенно, с долей хрипотцы и дрожи в голосе начал Артур, медленно встав со стула и повернувшись к Юле, — ты не будешь меня ждать. Если я получу срок, неважно какой — год или десять лет — ты не будешь меня ждать. Ты не будешь губить из-за меня свою жизнь. Я не позволю. Поняла?

Вновь тихо всхлипнув, Юля закрыла заплаканное лицо руками. Уже через пару секунд Артур, с трудом преодолев внезапно появившуюся нерешительность, обхватил её за плечи, крепко прижав к себе.

— Не реви. Не порть настроение моему ребёнку, — чуть отстранившись, Артур нежно поцеловал девушку в дрожащие губы. Несмотря на всю серьёзность и в какой-то степени даже безнадёжность всего происходящего, именно в это мгновение в душе Артура всколыхнулись искорки радости вперемешку с совершенно безумным, нарастающим с каждой секундой всё сильнее счастьем. У них будет ребёнок. Их малыш. — Но, если случится, что-то фантастическое и каким-то чудом мне всё-таки удастся отсюда выбраться, хрен из два я ещё раз позволю тебе улизнуть. Я просто шею тебе сверну, если ты ещё раз выкинешь такой фортель. Вот дождусь, пока ты мне малыша родишь — и сверну. Кроме того больше нет той преграды, которая раньше стояла между нами.

Артур замешкал. Он не знал, посвятили ли Юлю в тайну их семьи. Знает ли она правду? Если нет, то, как рассказать? Ему, конечно, очень хотелось, чтобы она, наконец, перестала себя накручивать по поводу этого несуществующего родства, но он боялся причинить ей боль, рассказав правду. Юля всегда считала свою семью идеальной. Она ненавидела измены и наверняка думала, что её родители всегда были верны друг другу. Кроме того, она так сильно любит своего отца….Имеет ли Артур право разрушить тот мир, в котором она жила?

— Ты…тоже знаешь? — удивлённо моргнув мокрыми ресничками, Юля мигом прервала все его терзания. — Я думала, что ты ещё не в курсе….Да, Артур, я знаю, что мы не родственники. Мне папа рассказал.

Несколько минут Самсонов молчал, а потом не в силах с собой совладать растянул губы в широкой улыбке, вновь крепко прижав к себе всё ещё вздрагивающую девушку.

— Ну, тогда мы, кажется, наконец-то всё выяснили. И знаешь, если мне всё-таки удастся отсюда выйти….ты мне ответишь за мои расшатанные нервы. Я буду мучить тебя всю оставшуюся жизнь. Я буду самым хреновым мужем, которого только можно представить. Я буду разбрасывать по дому свои вонючие носки, буду раздражать тебя футболом и вечным бардаком. Но зато…я, пожалуй, предпочту забыть о других девушках, как показала практика, из-за измен могут страдать и совершенно неповинные в них люди. Хотя просмотры порно и редкие визиты в стриптиз бары без распускания рук, конечно не считаются. Только это — целиком мои привилегии. Тебе они строго запрещены. Узнаю — башку оторву. И кстати, с прошедшим тебя Новым годом. Знаешь, если мне удастся отсюда выбраться, я, пожалуй, даже поверю в Деда Мороза.

* * *

Расплатившись с водителем, я выпорхнула из такси и, не обращая внимания на удивлённые взгляды прохожих, рухнула в сугроб, вырисовав фигуру бабочки. Открыв рот, я начала ловить падающие с неба снежинки. Наверное, я дура. Нет, я просто сумасшедшая, совершенно ненормальная идиотка. Но, чёрт подери, я так счастлива, нельзя даже передать словами. Он сказал, что если у нас всё получится, он поверит в Деда Мороза. А я уже в него верю! Да я верю в этого бородатого толстого дядьку, потому что все или по крайне мере большая часть моих желаний осуществилась. Какое же волшебное время — Новый год. Всё вокруг сразу становится таким сказочным, таким фантастическим. Люди, порой даже сами себе в этом не признаваясь, начинают верить в чудеса. Новый год — это шанс начать жизнь абсолютно с чистого листа. Оставить все невзгоды в прошлом и шагнуть в новую жизнь совершенно другим человеком. Сейчас, барахтаясь в сугробах, я не особо осознавала, что скоро стану мамой. У меня появится ребёнок. Мне почему-то казалось, что я сама ещё совсем малышка. Я словно перенеслась лет на пять назад, вновь стала семнадцатилетней девчонкой, романтичной и немного прибабахнутой. Но только сейчас, несмотря на безумные, порой мрачные события, которые произошли в моей жизни, я была намного счастливее, чем тогда, в семнадцать лет. Потому что я любила. Любила всем сердцем. Любила так, что мне хотелось поделиться этой любовью со всем миром. А ещё я знала, что любима в ответ. И это, пожалуй, самое главное. Самое важное в жизни — любить и быть любимой. Всё остальное как-нибудь сложится, утрясется.