— Что ты теперь сделаешь?

— Ударю, — честно ответила Соня.

— Что ты говоришь? — усмехнулся я, обхватывая одной рукой её за талию. — А теперь?

— Укушу.

— Какая самонадеянная, — рассмеялся я и запустил вторую руку в её мягкие волосы. А они вкусно пахнут. Фиалками. — Будешь ещё меня всячески доводить?

— Буду! — какие у неё глаза красивые. Небесно-голубые, приправленные толикой пепла.

— Ты испортила мне сегодня свидание. Я требую возмещения морального ущерба.

Да, девочка, не надо было меня так доводить эти два дня. Я крепче прижал её к себе и поцеловал. Мягко, но напористо. А губки у неё пухленькие, сладкие. Уже хочу продолжить наше знакомство. Но не здесь.

Она попыталась оттолкнуть меня. Наивная, я держал крепко. А после слабых попыток вырваться, только ещё сильнее прижал её к себе. Не хочу отпускать. Слишком интересная и упёртая девочка мне попалась. Таких просто так не отпускают. Соня перестала трепыхаться и замерла. Маленькая тоненькая ручка, словно змейка, скользнула под куртку, а потом и под футболку. Тёплая. Но ей этого показалось мало. Подушечками пальцев она провела вдоль пояса джинс, заставляя напрячься всем телом.

— Ты же этого хотел? — прошептала она, прервав поцелуй.

Я снова жадно приник к её губам. К чёрту разговоры, чудище. Есть занятие интереснее. Что-то щёлкнуло и слегка затряслось. Но я не обратил на это никакого внимания.

— Прошу прощения, — раздалось вежливое покашливание. — Но лифт не место для таких занятий.

Соня вздрогнула и повернулась к тому, кто так бесцеремонно прервал нас. Там стоял пожилой мужчина с мусорным ведром в руке.

— Простите, — невнятно пробормотала она и, вырвавшись из моих объятий, поспешно убежала.

— Как же вы не вовремя, — покачал я головой и с сожалением вышел из лифта.

Старичок только пожал плечами. А ведь этот вечер мог быть, куда интереснее и приятнее.

Соня.

Матушка фритюрница! Не говорите, что я несколько минут назад стояла в лифте с этим жмотом неуравновешенным и целовалась! Я не могла такое ему позволить! Зато позволила себе. Ой, дура. Какая я дура. Что он теперь обо мне думает? Стоп, он первый начал? Первый. Я отбивалась? Отбивалась. Значит, моя совесть чиста. Ну, кроме одного момента. Или двух… ах, чёрт, какой там «чиста»? Если до сих пор вспоминаю его горячее тело и краснею! А ведь далеко не девочка! Матушка фритюрница, знаю, я заслужила такое наказание за все свои «хорошие» дела, но зачем так жестоко?

Я уверена, он — спортсмен. Спортсмены — моя слабость, конечно, после парней, играющих на гитаре. Но он ведь такой вредный! Он же перед этим стоял и просто насмехался надо мной! Да, я заслужила, но нужно же быть более… человечным. Я же маленькая, хрупкая, пальцем ткнёшь — сломаешь! А он? Ярик он! И что теперь делать? Мстить? Музыкой? Его таким больше не проймёшь. Тогда… ладно, утром что-нибудь придумаю. Пора отдохнуть…

Глава 2

Я — не Минздрав! Предупреждать не буду!

— Выбросите сигарету изо рта!

— Это не сигарета, шеф, это карандаш.

— Все равно: на рабочем месте курить нельзя, даже карандаш.

Утро настало как-то неожиданно быстро. Полночи проворочалась с боку на бок, вспоминая прошедший вечер. Потом просматривала эротические сны с участием одного неуравновешенного хама. А потом всё резко оборвалось и вот, я уже лежу в своей кровати, пытаюсь открыть глаза, что удаётся очень плохо, и зеваю так, что летающие по дому мухи, наверное, уже все внутренности мои изучили.

До ванной я буквально ползла. Душ оказался бессилен перед сном. Поэтому, всё такая же сонная я сидела на кухне, ковыряла яичницу, пытаясь при этом не задремать. Нет, до универа точно не дойду. По дороге где-нибудь упаду и усну.

Решение проблемы нашлось сразу. Точнее оно позвонило мне.

— Слушаю, Валюш, — голос мой звучал хрипло. Самый раз. — Валюш, я заболела. Да, на пары не приду. Нет, не надо. У меня все лекарства есть. Варенье? Тогда вечером заходи. Ага, давай. Я пойду прилягу. Может, полегчает. До вечера.

Я довольно улыбнулась и сбросилась звонок. А ведь мне говорили: «Иди в театральный!». Я скинула с себя халат и поковыляла в сторону кровати. Спа-а-ать. Ура!


Второй раз проснулась уже в послеобеденное время. Проснулась и поняла, что полна сил! Энергия буквально бурлила внутри. Пять тысяч, честно заработанных, жгли руку, намекая на то, что неплохо бы их потратить. А я что? У меня деньги плохо задерживаются, если они заработаны слишком легко. Потому что срабатывает закон: «Деньги пришли — деньги ушли». А я и не жалуюсь. В крайнем случае, устроюсь опять куда-нибудь. Подзаработаю деньжат и тогда… куплю гитару. На Fender денег, конечно, не хватит, но можно что-то и дешевле. Главное, чтобы звучала хорошо.

Я высунулась в открытое окно и вдохнула полной грудью воздух. Пахнет весной. Как же тепло на улице. Откопала к куче вещей новую клетчатую голубенькую рубашку, с короткими рукавами, и светлые бриджи. Кеды нашлись в прихожей. Такая весёлая и жизнерадостная я вылетела из квартиры. Даже заедающий замок не способен был испортить хорошего настроения.

Я легко сбежала по ступенькам и вырвалась на улицу. Во дворе, задорно крича, бегали детишки, за ними, не менее задорно бухча, бегали родители, пытаясь отловить свои чада. За этим наблюдали старушки, временами давая советы молодым родителям. Я улыбнулась, при виде этой картины. Какие всё-таки прелестные детки.

— Что это мы улыбаемся? — навстречу мне шёл сосед. — Детишки вдохновили?

— А как же! — хмыкнула я. — Они единственные, кто вдохновляют меня больше музыки. Такие маленькие, забавные. Смотрю и умиляюсь.

— Помочь тебе завести вдохновение? — глаза его заискрились смехом.

— Нет, — была вынуждена я отказаться. — Музыка пока тоже неплохо справляется с этим делом.

На такой ноте я покинула «любимого» соседа и, не спеша, пошла в магазин. В «Афродите» было на удивление многолюдно. Поэтому пришлось ещё и отстоять немаленькую очередь. Но всё плохое когда-нибудь заканчивается. Закончилось и это мучение.

Подниматься на шестой этаж я решила на своих двоих, ибо доверия это недоразумение железное у меня больше не вызывало. И кто же обнаружился на лестничной площадке? Конечно, Ярослав. Он курил, прислонившись к перилам. Заметив меня, оскалился, нельзя назвать улыбкой ту гримасу.

— Сонюшка, решила погулять на мои пять тысяч?

— Были твои, стали мои! — парировала я, пока искала ключи. — Кстати, я где-то читала, что целовать курящего человека, равносильно тому, что облизывать пепельницу. Задумайся, над этими словам, Ярушечка.

И захлопнула дверь. Соседу настроение подпортили, теперь можно и перекусить. Перед этим я взглянула в глазок. Курит. Опять. Ладно, сам напросился. Будем проводить лечение по методике Сонечки. То бишь по моей методике. Я быстро отыскала на ноутбуке папку с песнями группы Нервы. Вполне спокойные у них песни, должна признаться. Но где-то была песенка… вот она.

«Так грустно в трехкомнатной квартире

И плоские экраны уже не привлекают

Самый несчастный в мире — нервы, сигареты

Немного алкоголя бывает» — раздалось из колонок пение. Приятный голос у паренька. Я по первости никак не могла наслушаться.

О, начинается моё любимое. Я поставила громкость на максимум.

«Мы курим, вдыхая с этой смертью

Те горькие минуты, те жалкие причины нашей лжи,

Но мы курим, хотим, чтоб было круто,

Умирая по минутам

Ведь вместе с этим дымом мы не вдыхаем жизнь…» — соседушка, слушай. Для тебя я готова эту песню весь день крутить.

«Подъезды, пропитанные дымом

Изысканная мука, мне в этом мире проще

И так необходимо оправдывать пороки

Как будто бы так легче

Не очень… но что же?

Что тогда мы можем, если нам так сложно бросить?

И что тогда нам нужно?

Мы вспоминаем Бога, когда нам стало хуже, просим, но…» *- я не удержалась и стала сама подпевать. Поставила песню на повтор и с чистой совестью, а я её вчера постирала, пошла обедать. И завтракать, кстати, тоже.

*Нервы — Курим.


Когда с обедом было покончено, в дверь усиленно заколотили.

— Ой, Ярик, — невинно улыбнулась я, найдя за дверью соседа. — А что ты такой злой?

— Выключи свою песню. Меня уже тошнит от неё!

— Тебе не нравится? — состроила обиженную рожицу. — Кстати, я тут подумала и решила, что была не права, когда говорила про пепельницу.

— Правда? — немало удивился мужчина.

— Ага. Я решила, что целовать курящего человека, равносильно тому, что облизывать помойное ведро… ой, убери руку! Ай! Больно же!

— Что ты там про помойное ведро говорила? — прорычал Ярослав, схватив меня за руку.

— А что, не правда? Ай, не бей маленьких!

— Не бить? — он снова отвесил мне подзатыльник. — Не бить?!

— У тебя заело? Ай, больно же!

— Ты вообще думаешь о том, что говоришь?!

— А ты думаешь о том, что творишь? У меня уже шишка на затылке!

Не помогло. Он снова отвесил мне подзатыльник. Ладно, актриса, воскресшая во мне, выручай…

Я подняла на него взгляд и посмотрела прямо в глаза. Мужчина замер, заметив, скупую слезинку, скатившуюся по щеке.

— Эй, ты чего плачешь? — потерял он весь свой запал. — Сонь, не плачь.

— Сигареты, — прохныкала я и протянула руку. — Все.

Он замешкался. Ну, давай уже! Я не выдержу и прямо тут рассмеюсь. Он достал из кармана пачку сигарет и вложил мне в протянутую руку. Я с силой сжала её. Теперь главное не заржать в голос. Главное не заржать! Чёрт, смотрю в его глаза, полные вины и не могу сдержаться. Я отвернулась, чтобы он не видел моё лицо, исказившееся от рвущегося наружу смеха, привалилась к косяку и зашлась в немом смехе, закрыв лицо руками.