Кэтлин Уинзор - Роберт и Арабелла

Когда Арабелла очнулась – не известно, сколько часов, дней или недель она провела без сознания, но почувствовала, что лежит в постели, ее живот стягивает бандаж, а сама она до подбородка укрыта простыней. У нее не было сил ни шевельнуться, ни открыть глаза. Откуда-то издалека до нее доносились мелодичные звуки лютни и тихая песня. Роберт наверняка не хотел будить ее, давая возможность прийти в себя и постепенно вернуться во временно покинутый ею мир.

Некоторое время Арабелла лежала неподвижно с закрытыми глазами. Она слышала не только музыку, но и голоса людей, лай собак и фырканье лошадей. За стенами кибитки своим чередом шла жизнь.

Теперь ей стало понятно, что произошло. Она, они оба были свободны. Освобождение произошло как раз в тот момент, когда она совершенно отчаялась и потеряла всякую надежду. Оставался страх – что, если вместе с ребенком она лишилась и части жизненно важных органов? – который она не могла превозмочь.

Арабелла решила заговорить с Робертом, дабы выяснить, не утратила ли она способность связно излагать свои мысли.

Она осторожно повернула голову набок и открыла глаза. Роберт смотрел на нее серьезно и бесстрастно. На его лице она не могла прочесть ответа на свой вопрос. Он еще несколько раз тронул струны лютни, потом отложил ее в сторону и опустился на колени перед кроватью, на которой она лежала. Бережно, словно опасаясь, что она может оттолкнуть его, он погладил ее по голове. Его губы тронула ласковая улыбка.

– Это случилось?

– Да.

Она снова замолчала, боясь ответов на те вопросы, которые ей не терпелось задать. Набравшись смелости, она прошептала:

– Все вышло полностью?

– Полностью.

– Полностью… – повторила она, пытаясь представить себе, на что был похож этот маленький зародыш человека. – Пальчики на руках и на ногах?.. – Она вопросительно взглянула на него.

– Да.

Так она и думала. Пальчики на руках и на ногах. То, что в течение нескольких месяцев в ней существовала самостоятельная жизнь, казалось чудом. Она была изгнана оттуда против своей воли, судя по тому, каких физических мук это стоило самой Арабелле. Эта жизнь приобрела человеческие формы, имела голову, руки, ноги и даже пальчики. Арабелла хотела задать еще один вопрос:

– Это был…

– Мальчик.

– Да. – Она отвернулась с тяжелым вздохом. – Я всегда это знала.

Сейчас Арабелла не могла думать о том несовершенном создании, которое было зачато в радости, а затем принесло ей столько боли, как о презренном существе, называемом «это».

– Мальчик… – повторила она. – Твой сын, – вымолвила она и замолчала, боясь разрыдаться.

Арабелле казалось теперь, что она была совершенно уверена в том, что зачала мальчика.

Отныне его не существовало. Не было никакого мальчика, никакого сына, только кровавое месиво, которое Роберт закопал где-то поблизости от табора. Она никогда не узнает, где это место. Она чужая на этой земле, которую Роберт считает своей родиной. Здесь никто никогда не узнает, кем она была до встречи с ним.

Арабелла повернулась к нему, в глазах у нее стояли слезы. Она смахнула их и растерянно улыбнулась, словно извинялась за что-то. Из-за чего теперь плакать? Все позади. Они приняли такое решение, потому что другого выхода не было. И через несколько дней им снова предстояло отправиться в путь.

– Как долго я спала?

– Почти двадцать четыре часа. Я будил тебя дважды и давал настойку опия и бульон. Ты не помнишь?

– Помню настойку… горькая. И еще помню сны, очень красивые… Какие-то разноцветные тени, все вперемешку… – Она прикрыла глаза в надежде, что сновидения вернутся. – В этот миг она почувствовала, как он встал. – Не уходи. Пожалуйста. Куда ты?

– Я принесу что-нибудь поесть. Уже пора…

– Еще нет. Я не могу.

Она снова затихла, а Роберт остался стоять рядом. Ее глаза казались огромными на побледневшем лице, в них застыла неизбывная печаль.

– Ты не разлюбишь меня, когда все закончится?

Он прищурился. Арабелла чувствовала себя бесконечно отвратительной в глазах человека, заслуживающего, по ее мнению, самого прекрасного, что есть на свете.

– Нет, конечно, – ответил он. – Так будет всегда, и ты это знаешь.

Она снова закрыла глаза. Действительно, она не сомневалась в этом с того самого дня, когда они встретились в лесу. Она принимала его любовь как божественное благословение и угрозу одновременно. Но угрозу для них обоих. И теперь Роберт признавал, что не может от нее защититься.

Арабелла проснулась в полной тьме, не понимая, где она, что с ней происходит. С огромным усилием она сделала еще один шаг на пути к пробуждению, который привел ее в замешательство и возродил страх в душе. Она протянула руку. Пустота…

Он ушел. Он покинул ее после того, как она с таким трудом избавилась от плода их грешной любви.

– Роберт, – позвала она, и в ее голосе невольно прозвучала мольба.

Признаться, она и не ожидала ответа.

И вдруг…

– Тебе приснился дурной сон? – прозвучал у нее над ухом его тихий голос.

Он ласково коснулся губами ее лба.

– Сон? Да, наверное. Но я не могла найти тебя. Я искала тебя, а тебя не было…

– Попробуй заснуть, – успокоил он ее. – Я был рядом. Просто лег спать на ковер возле кровати. Мне не хотелось тебя тревожить. Вот так, а теперь спи.

– Без тебя? У меня не получится.

Он нежно погладил ее по голове, и Арабелла погрузилась в сладкую дрему, из которой сначала пыталась вырваться, чтобы что-то сказать ему, но потом отчаялась ее побороть и расслабилась, отдаваясь во власть глубокого сна. Перед тем как она заснула, Роберт дал ей еще опиума, потому что судороги время от времени повторялись.

На следующее утро он заявил, что она проспала более тридцати шести часов и ей пора поесть. С этими словами он оставил ее одну и ушел.

Издали до нее доносились звуки пробуждающегося от сна становища: детский смех, женские крики, обрывки песен, лай собак. Все это действовало на нее успокаивающе. Арабелла насторожилась, ожидая новых спазмов в животе, но мышцы были полностью расслаблены и она ничего не чувствовала.

Она осторожно поднялась и сделала несколько шагов, словно заново учась ходить. Ее движения были по-кошачьи легки и грациозны, хотя она с трудом владела конечностями. Ощущение легкости не поддавалось описанию. Арабелла с радостью положилась на память своего тела и доверилась ему. И оно не подвело.

Она умылась и почистила зубы. На бедрах и между ног у нее до сих пор был бандаж, сооруженный Робертом. С невероятным облегчением она обнаружила, что на нем: почти нет кроки, да и: та, что была, засохла. Похоже, он поменял его, пока Арабелла спала. Интересно, сколько раз ему пришлось это сделать? И где он закопал испачканные?

Стал бы Роберт точно так же заботиться о ней, если бы она родила ребенка, которого они вместе уничтожили? Как он согласился на это? Впрочем, если бы что-нибудь стряслось с самим Робертом, разве она не окружила бы его заботой и вниманием? Разумеется, она сделала бы все, что необходимо. Она не могла представить себе цыгана больным, немощным и абсолютно беспомощным. Он был в ее глазах верхом совершенства и должен был оставаться таковым до конца.

Арабелла вытерла лицо и увидела, что ее глаза кажутся огромными на болезненно-бледном лице. Но его выражение было тем же, а это значит, что она осталась прежней Арабеллой. Роберт полюбит ее, когда придет время. Спешить им теперь некуда. Будущее представлялось ей лучезарным.

Несмотря на то, что в голове у нее по-прежнему шумело, а на бедрах был бандаж, Арабелла достала из сундука красное атласное платье и надела его.

Роберт приходил к ней несколько раз в течение дня и уговаривал лечь поспать без помощи опийной настойки. Он просил ее не прикасаться к занавескам, потому что в тот день кибитку снова перекрашивали, и вокруг толклось много народа. Роберт красил ее в темно-красный, фиолетовый и черный цвета – такими же были еще три кибитки в таборе. Оказывается, за несколько недель до их появления в табор наведывались незнакомцы и наводили справки.

– Сколько их было?

– Трое или четверо. Выброси это из головы. Тебе важно поправиться. Думай о себе.

– О себе? Я не понимаю, о ком ты говоришь, – слабо улыбнулась она.

– Это пройдет через несколько дней. Ты очень сильная, Арабелла, – сказал он, нежно целуя ее в губы.

На следующую ночь он надел на нее плащ и вывел из кибитки, чтобы показать Дело своих рук, а заодно снова познакомить с лошадьми. Арабелла соскучилась по своим любимцам, и особенно по Калифу. Она ласкала их, разговаривала с ними, до тех пор пока к ней не подошли цыганские ребятишки и не заговорили с ней по-цыгански. Цыган поболтал с ними немного и отправил по домам. Дети были счастливы его вниманием и безоговорочно послушались.

Они прогулялись еще немного и вернулись к кибитке. Арабелла была еще очень слаба.

– Мы далеко от моря?

– Километрах в одиннадцати.

– Когда я поправлюсь, мы поедем к нему опять? Я не буду больше так себя вести.

– Конечно, поедем. Но не раньше чем через пять-шесть дней.

Стало быть, Роберт предполагает, что в течение этого времени она будет не способна к каким бы то ни было активным действиям. Значит, он не станет домогаться ее любви. Она с облегчением подумала, что у нее появится возможность восстановить физические и душевные силы.

Тем не менее, Арабелла по-прежнему нуждалась в близости, она черпала в ней силы. Однако Роберт настороженно следил за каждым ее движением и держался на безопасном расстоянии.

Арабелла смотрела на него из окна, когда он смеялся и шутил с цыганскими ребятишками, и думала о том, как поведет себя ее тело, когда они снова будут вместе.

Впрочем, стоит ли беспокоиться? Роберт сам знает, на что может рассчитывать.

На следующее утро он оседлал Одиссея и отправился в город. С тех пор как она приняла снадобье, это была первая его длительная отлучка. На нем было обычное одеяние: турецкие шаровары с широким поясом, за которым торчали три кинжала. Без оружия он никогда не покидал их маленький лагерь, и даже кибитку. Кожаные сандалии он надел на босу ногу.