— Говорю как есть — не уверена, что готова тебя на кофе домой пригласить всего лишь после одного совместно съеденного фалафеля, — лукаво глянула вполоборота на него сквозь ресницы, поднимаясь на свой второй этаж пешком, на ступеньку выше Руса. — Пусть ты и обалденно целуешься.

Он на секунду растерянно нахмурился, а после — так откровенно захохотал, что и Лера улыбнулась шире.

— Я и не напрашиваюсь, между прочим. Ибо, даже пригласи ты меня, не уверен, что рискнул бы принять приглашение, — Руслан картинно свел брови, изображая трагедию. — Да и не кофе сейчас хочется, а просто завалиться где угодно — хоть тут, под стенкой — и спать.

Лера прыснула, оценив и его ответную откровенность.

— Тогда не смею тебя больше задерживать, — она потянулась за своей спортивной сумкой, остановившись у родной двери. — До завтра, Рус, отдыхай, — привстав на носочки, Лера сама коротко поцеловала его в губы.

— До завтра, — он расплылся в довольной ответной улыбке.

Она же, подмигнув, отперла дверь, за которой и скрылась. Так и не перестав улыбаться уже самой себе.


Валерия заставила его задуматься. Причем о вопросах, которые Руслан не любил вытаскивать из недр памяти. Он в принципе к самоанализу относился критично. И если момент с окончательным решением по выбору преобладания врачебной или административной работы он еще мог себе позволить хоть на пару дней отложить, оправдываясь согласованием с Кузьмой и Кристиной, то другие… скажем так — открытия, практически самостоятельно прочно обосновались в его мыслях. И никуда не желали из головы уходить.

Она его подцепила. Именно так. Как рыбак цепляет голодную рыбу на наживку и начинает понемногу натягивать удилище. Не выдергивая резко, чтобы не спугнуть добычу. А плавно и медленно поднимая наверх из илистой и мутной воды. Эта женщина не просто вызвала в нем интерес — все его защитные механизмы и «иммунитет» просто не распознавали ее инородности, позволяя пробираться все глубже и глубже в существо Руса. Этакий «супервирус», если позволить врачу в себе немного поиронизировать. И ему самому вдруг захотелось детально изучить и докопаться до всех тайн и загадок Валерии.

Еще ночью, несмотря на тотальную усталость, когда самой Леры рядом не наблюдалось, он обдумал то, что узнал сегодня о ней. Вроде и немного, если говорить о подробностях. И в то же время — колоссальный объем информации, если судить о жизни женщины и ее философии в целом.

Да и Руслан дураком никогда не был. Может, безнадежным мечтателем какое-то время, так то кануло давно в забытье. Но не тугодумом. Вот и понимал: что бы ни заставило Леру сформировать такие взгляды на жизнь — это было чем-то значительным. То же касалось и причин ее расставания с бывшим… О чем, кстати, он все равно хотел бы расспросить поподробней. Однако и тут Руслан уловил ее иронию… Да и права Лера — ему не по нраву пришелся один намек на секреты, которыми Руслан не готов был делиться… Пока ли?

Так ему ли упрекать собеседницу в расплывчатости ответов? Только галочку в уме на будущее все равно поставил ведь! Пусть и понимал, что тогда и своими «скелетами», со всей очевидностью, придется делиться.


Неоднозначные мысли, в общем. И тем не менее, Руслан от них отделаться никак не мог.


Думал Карецкий об этом и следующие несколько дней, когда они с Лерой словно… приноравливались к друг другу по новой, учитывая, что между ними таки что-то изменилось. Не форсировали и не торопили события — а куда коней гнать, собственно? Но прощупывали и определяли открывающиеся границы. Оба не первый день жили, оба имели свой опыт и понимание, да и работа… Имелись нюансы, заставляющие принудительно сбавлять ход, как бы ни тянуло нырнуть во вспыхнувшие ощущения и потребности, махнув на все рукой.

Правда, он не мог себе отказать, да и не отказывал теперь, в праве обнимать и целовать Леру, когда только приспичит. Да и она ему отвечала с видимым удовольствием… И это еще слабо сказано.

Вроде и взрослый человек, и по жизни всякого опыта хватало, тем более — касательно женщин, но от Леры у него почему-то постоянно перехватывало дух и в глазах темнело в буквальном смысле. Начиная с ее первого признания после их поцелуя в машине, что она «и имени своего вспомнить не может», когда Рус ее целует — от такого у любого мужика самодовольство до небес подскачет. И пусть Карецкий комплексами не отягощен вроде, но… ладно, кого он обмануть хочет? Были прецеденты, когда волей-неволей задавался вопросом: почему не он?

А вот рядом с Лерой не то что подобных вопросов не появлялось, а просто — думать сложно было. Да и некогда. Не до того. Тут хоть бы на рабочих моментах сосредоточиться и успеть решить, согласовать, одобрить или обсудить ее предложения, свое видение, пока не «накроет». В буквальном смысле не поглотит воронка такой потребности прижать ее к себе… Обхватить руками сзади, привлекая Леру вплотную. Опустить голову, уткнувшись лицом в дурманящий его аромат — смесь парфюма-арбуза и ее собственного пряного запаха кожи — прячущийся в ямке между ключицей и шеей. И дуреть от того, как у Леры дыхание сбивается: пропадает, а потом резко начинает частить.

И по ее коже «мурашки» от всего этого — потому что Рус не может сдержаться: целует плечо, шею, щеку, упивается теплом кожи Леры. То и дело заставляет мягким давлением своей руки обернуться к нему и нападает на губы. И вновь возвращается на щеку… Шею… Туда, где частым-частым пульсом уже начала биться под его пальцами сонная артерия.

Второй рукой обхватывает ее талию, еще интимней обнимая, притискивает к своему телу, заставляя подняться из кресла, в котором Лера сидела последние минут тридцать…

Да, использует весь свой «тот самый багаж опыта» сознательно и даже с некоторой иронией, посмеиваясь и над ее замечанием, и над своей нуждой вновь и вновь заставить Леру забыть обо всем на свете из-за его поцелуя. Ведь давно не пацан, и столько всего за плечами, а от этой ласки какое-то чистое ощущение удовольствия испытывает. Не просто сексуального напряжения, которого тоже с лихвой, чего лгать? Но… внутри груди тепло разливается, все уверенней завладевая его головой и мозгами Карецкого. Так, что и он уже не хочет вспоминать ни своего имени, ни того вопроса, который они только что обсуждали.

Блин! Ну ведь имеет он право просто отодвинуть все в сторону и получить эти мгновения перерыва?! Не бежать, не тянуть, не думать за всех и вся, кто и что находится в его подчинении? И просто побыть в блаженстве узнавания и познавания не совсем привычных для себя ощущений и этой женщины, которая с таким же удовольствием откликается на все его порывы, очевидно, наслаждаясь происходящим не меньше.

Имеет же…

Однако отрешиться от реальности, или, скорее, отбиться от нее — оказывалось не так и легко. И не потому, что они оба не прилагали для этого максимум усилий. То кому-то срочно оказывалась нужна его печать и подпись, то сомнения в тактике предстоящей операции возникали, то вновь нанятая менеджер и подчиненная уже Леры — резко нуждалась в совете. И люди умудрялись находить их и доставать даже в других кабинетах. Ни минуты покоя, ей-Богу!

И Леру это все смешило так, что она то и дело начинала хихикать, пусть и пытаясь придать себе невозмутимый и деловой вид. А Руслан резким росчерком ставил подпись, усиленно создавая видимость, что он вообще не раздражен… Вот ни капли!

Причем, оба в этих попытках терпели неудачу. И как только нежданный посетитель покидал кабинет — уже в открытую вместе хохотали.


— Смех смехом, да только, дело-то серьезное, — однажды, спустя три дня после той памятной вечеринки в веган-кафе, заметила Лера.

Была суббота, у Карецкого в графике значилось дежурство, от которого он и не думал отлынивать. А сама Валерия приехала, поскольку налаживание работы вновь созданной call-службы требовало от нее чуть ли не круглосуточного внимания. Пока все было внове для всех в больнице, то и дело случались накладки. Да и менеджеров по работе с клиентами (пациентами) пока не успели нанять в достаточном количестве, и Лера подстраховывала. У Руслана периодически возникало искушение заметить, что она мало чем отличается от него в вопросе подхода к работе. Но… А вдруг Лера тогда возьмет и уедет домой?

Не хватало еще! Ему с ней на дежурстве было куда веселее. Даже если они просто болтали и пили кофе, а не только целовались, как пару минут назад, когда их в очередной раз так раздражающе прервали.

Сейчас они сидели у нее в кабинете. У Руслана — то ли из-за субботы, то ли из-за лета и отпускной кампании — пока выдалось вполне спокойное дежурство (тьфу-тьфу, конечно, чтоб не сглазить), так что можно было детально обсудить выбор кандидатов в менеджеры по работе с пациентами. Они и обсуждали. Первые минуты три, наверное…

— Какое именно дело? — вздернув бровь, Рус уселся на подоконник позади Валерии.

Она развернулась к нему вместе с креслом. А у Карецкого руки зачесались, которыми он только-только ее обнимал. Пришлось скрестить их на груди, раз уж о «деле» заговорили.

Самому смешно становилось — взрослые же люди, а словно подростки — оторваться друг от друга не могли. Руки сами к ней тянулись; тело, вся его кожа, казалось, требовала присутствия Леры в максимально доступной близости.

А Валерия внимательно и открыто смотрела на него. Даже с каким-то изучающим оттенком.

— Нас не просто влечет друг к другу, Рус. Мы же оба это понимаем. И достаточно… взрослые, чтобы это честно признать, — Лера лукаво улыбнулась, и он не смог не улыбнуться ей в ответ.

— И? В чем проблема? — поинтересовался Карецкий.

Подцепил ногой ее кресло и, ухватив рукой за спинку, подкатил ее ближе к себе, чтобы колени соприкасались. Лера не сопротивлялась. Но продолжала внимательно его рассматривать. И он буквально рецепторами кожи ощутил какое-то напряжение. Как давящее предчувствие далекой грозы в воздухе. Не опасной, но заставляющей волоски на руках дыбом вставать.