Прольются, разбрызгиваясь, на портрет.

Рисуй меня ночью, во тьме и тиши,

На ощупь меня нарисуй, напиши…


Таким вот получилось стихотворение, которое Галя Снегирева назвала «Рисуй меня ночью». Кроме него в эту ночь она написала еще два стихотворения! И когда писала их, то знала почти наверняка, что Игорь сейчас тоже не спит и дописывает тот портрет, который девушка называла про себя «своим». Она так и думала, именно такими словами: «Сейчас он дописывает мой портрет».

А потом начала читать стихи Игоря… В той распечатке их оказалось десять, и все десять Галя перечитала по многу раз и в конце концов даже выучила наизусть. Ей казалось, что в каждом стихотворении Игорь разговаривает с ней, именно к ней обращается, спорит, хочет в чем-то ее убедить. Хотя Галя понимала, конечно, что на самом деле это не так. Ведь когда Игорь писал эти стихи, он даже не подозревал о ее существовании.

Стихи были замечательными, пронзительными и искренними. Каждая строчка доставала до самого сердца, хотя Галя почувствовала в них и некоторую жесткость… Они совсем не были похожи на ее собственные. И все-таки существовала между ее стихами и стихами Игоря некая неуловимая связь. Но в чем именно она состояла, девушка, как ни старалась, так и не смогла сформулировать. Хотя, если честно, не очень-то ей это было нужно – формулировать. Достаточно того, что Галя ощущала эту связь так отчетливо, как, например, то, что за окном сейчас ночь, вернее, уже утро, а ни к сочинению, ни к физике она даже не приступала.


Будильник, как и положено, прозвонил в половине восьмого. От неожиданности Галя так и подскочила на стуле. О том, чтобы собираться в школу, и речи быть не могло. Вскоре поднялись родители. Галя слышала, как мама пошла в ванную, а папа включил на кухне приемник.

Она быстро переоделась в пижаму, постаралась изобразить заспанную физиономию и, дождавшись, когда в ванной перестанет литься вода, вышла из своей комнаты.

– Мам… – стараясь придать своему голосу болезненной хрипотцы, просипела она. – Я, кажется, заболела… Глотать больно и голова ужасно болит…

Марина Николаевна тревожно сдвинула брови:

– Дай-ка я твой лоб пощупаю.

Галя с готовностью подняла голову, подставляя маме свой, увы, нисколечко не горячий лоб.

– Да нет, – с облегчением выдохнула Марина Николаевна. – Температуры вроде нет…

– К вечеру точно поднимется, – со вздохом заметила Галя. – Я чувствую…

– Ну, ладно, – Марина Николаевна строго посмотрела на дочь. – Сегодня оставайся дома, один день посмотрим. А завтра, если разболеешься, вызовем врача.

Услышав приговор, Галя чуть не закричала от радости. Целый день она будет одна, сможет снова и снова перечитывать стихи Игоря, каждый раз находя какие-то новые грани, скрытый от нее ранее смысл и интонации. А главное, что никто, никто ей не будет мешать! Впрочем, получать вторую подряд пару по физике и объяснять Люстре, почему она не написала сочинение, Снегиревой тоже совсем не улыбалось. Поэтому спонтанно возникший план не идти в школу и прикинуться больной устраивал ее во всех отношениях.

«Хорошо бы еще позвонить Тополян! – подумала вдруг Галя. – Было бы классно, если б Света вместо школы пришла ко мне».

Гале очень захотелось прочитать кому-нибудь написанные ночью стихи и поделиться тем, что произошло с ней вчера. А Света Тополян была единственным человеком, кому бы Галя могла доверить эти две тайны. Во-первых, Света тогда в «Клонах» была с ней откровенна, а во-вторых, с той самой минуты, как Галя рассказала ей про Игоря, она стала относиться к ней, как к близкой подруге, с которой можно говорить обо всем на свете, даже о самых сокровенных вещах.

Однако, поразмыслив здраво, Галя решила не звонить сейчас Свете (тем более, как она станет с ней разговаривать о таких вещах, когда родители еще не ушли на работу?), а дождаться, пока та вернется из школы, и уже тогда спокойно договориться о встрече. Тем более что родители Снегиревой обычно раньше восьми часов с работы не возвращались.

Но жизнь, как это часто случается, внесла в планы девушки свои коррективы. Гале не удалось снова раствориться в стихах Игоря, потому что едва за родителями закрылась дверь, она почувствовала, что если сейчас же не ляжет спать и не поспит хотя бы полчасика, то просто умрет. Но проспала Снегирева не полчасика, и даже не часик, и не два. Она проснулась в половине четвертого. Причем не сама по себе проснулась, а от телефонного звонка.

– Привет! – бодро поздоровалась трубка голосом Тополян.

Гале потребовалась целая минута, прежде чем она окончательно сбросила с себя остатки сна.

– Ты чего в школе-то не была? – спросила Тополян, так и не дождавшись ответа на свой привет.

– Свет, слушай! Сейчас который час? – уже почти нормальным голосом отозвалась наконец Снегирева.

– Около четырех, а что, у тебя часов в доме нету, что ли? – удивилась Тополян.

– Ничего себе! – выдохнула Галя. – Слушай, а ты сейчас очень занята?

– Да вообще-то нет, – все больше удивлялась Света. – Я вообще-то свободна. А что?

– А ты не смогла бы ко мне забежать? – Галя почти не сомневалась в ответе Тополян.

И та не обманула ее ожиданий:

– Зайду, конечно… Но у тебя точно ничего не случилось?

– Да не случилось у меня ничего! Вернее, случилось! – радостно затараторила в трубку Галя. – Столько всего случилось за эти сутки, что ты себе не представляешь! Приходи поскорее, ладно?

– Считай, что я уже у тебя! – энергично заверила ее Тополян и положила трубку.

И действительно, не прошло и пятнадцати минут, как в прихожей раздался настойчивый звонок.

– Ну, рассказывай! – Тополян, не поздоровавшись, скинула куртку, бросила ее на тумбочку для обуви и прямо в сапогах по-хозяйски двинула на кухню. – Слушай, чаем не угостишь? А то я не успела дома…

– Свет, помнишь, я тебе про мальчика рассказывала, с которым мы в Нете переписывались. – Галя говорила, наливая подруге чай и повернувшись к ней спиной, но она точно знала и чувствовала, что сейчас Света сверлит ее нетерпеливым, любопытным взглядом.

– Ну, помню, конечно… – заерзала на стуле Тополян.

Галя поставила перед Светой чашку. Теперь подруга смотрела ей прямо в глаза, даже не смотрела, а вглядывалась внимательно и сосредоточенно.

– Ну не тяни кота за хвост, я вообще-то ненадолго к тебе, мне еще сочинение, которое на сегодня задано было, переделать надо. Эта Люстра очумела совсем, прикинь, половине класса тетради вернула. Ну не знаю я, про что еще там написать можно! – Света тараторила быстро-быстро, перескакивая с одного на другое, казалось, ей было все равно, слушает ее Галя и волнуют ли ее Светины проблемы.

– Ну, я познакомилась с ним. – Галя действительно не вникла в рассказ Тополян о школе. Не то чтобы ей это было не интересно, в другой раз она бы послушала Свету, поддержала бы ее, если б смогла, помогла бы, но сейчас она была слишком увлечена Игорем, своими мечтами и всем тем, что с ней произошло.

– С кем познакомилась? – Тополян непонимающе вскинула брови, но потом, видимо вспомнив, с чего начался их разговор, слегка кивнула. – А с этим, из Интернета, Иксом, что ли?

– Игреком, – поправила Галя. – Вообще-то его зовут Игорь, и я была у него дома… Там классно так… Все стены маслом расписаны, представляешь? Он же еще, оказывается, рисует… – Галя мечтательно запрокинула голову.

– Да ладно, это не главное. – Света нетерпеливо махнула рукой. – Ну а разговаривали-то вы о чем? Целовались?

Галя сосредоточенно сдвинула брови, как будто о чем-то вспоминая.

– Целоваться не целовались, – улыбнулась она. – А разговаривали… Да… как-то… обо всем на свете. Ну, о живописи, о поэзии… Он мне стихи свои почитать дал. Слушай, Свет, а я сегодня ночью целых три стихотворения написала! Потому и в школу не пошла. Всю ночь не спала, представляешь? И все три про Игоря получились…

– Слушай! – Света бросила на Галю быстрый заинтересованный взгляд. – А почитать дашь?

– Ну, вообще-то могу дать… – нерешительно протянула Галя. – А тебе правда интересно?

– Спрашиваешь! А вдруг ты знаменитой поэтессой станешь, и я буду всем рассказывать, как ты мне свои первые стихи читала…

Галя не уловила в словах Тополян никакой иронии.

– Скажешь тоже, – смущенно улыбнулась Галя и вышла из кухни.

Не прошло и минуты, как она вернулась со школьной тетрадкой в руках. Тополян бесцеремонно выхватила тетрадку из рук подруги и тут же углубилась в чтение. Она то сосредоточенно сдвигала брови, разбирая неровные, написанные в спешке строчки, то, на секунду подняв голову, замирала, глядя в одну точку, будто обдумывая прочитанное. Наконец Света закрыла тетрадку и подняла глаза на Галю. Та ощущала невероятное волнение и даже не пыталась этого скрыть. Сейчас Гале казалось, что от того, понравились Тополян ее стихи или нет, зависит вся ее жизнь.

Света между тем не спешила с ответом. Она выдерживала паузу, во время которой продолжала неотрывно смотреть на Галю. Наконец Тополян медленно покачала головой и восхищенно выдохнула:

– Ну, вообще!… Здорово так!… Даже не верится, что ты сама это написала.

У Гали словно камень с души свалился. Такой силы облегчение почувствовала девушка, что даже дыхание на миг перехватило.

Конечно, Галя понимала, что вряд ли Света так уж интересуется поэзией и хорошо разбирается в ней, но все же ее одобрение было сейчас очень важно для нее! Ведь это всегда важно, что скажет первый человек, которому показываешь свои стихи. Его мнение может подтолкнуть писать дальше, а может, наоборот, полностью отбить всякую охоту к этому занятию.

– Слушай, Галка, а можешь мне их переписать? – Света снова схватила со стола тетрадку.

– Все три? – удивленно вскинула брови Галя.

– Ну хотя бы одно… Вот это – «Рисуй меня ночью».

– А зачем тебе? – Внезапно Галя почувствовала какую-то безотчетную тревогу.

– Ну просто. – Света пожала плечами и опустила голову. – Я хотела дома повнимательней еще раз перечитать. А это стихотворение мне больше всего понравилось…