Когда мы с Максом подошли к ее коляске, женщина протянула мне руку и сказала:

— Нина, подозреваю, ты в курсе, что я много о тебе слышала.

Я улыбнулась в ответ.

— Да, догадываюсь. А ты Битси, — поздоровалась я, принимая ее руку.

Она ответила твердым рукопожатием и отпустила мою руку.

— Да, я Битси, новоиспеченная вдова, — ответила она, и я поняла, что, несмотря на здоровый загар и улыбающееся лицо, она выглядит усталой. Ее слова не были сердитыми, просто правда с оттенком безнадежности, который она не пыталась скрыть, и от этого они звучали душераздирающе.

— Мне очень жаль, — тихо сказала я.

— Ты, я и Шауна Фонтейн — единственные в городе, кому жаль, — ответила она с жестокой честностью, но все еще без горечи, скорее с печальным пониманием. Потом она положила ладони на колеса коляски, посмотрела на Макса и продолжила: — Эй Макс, не возражаешь, если мы на секундочку зайдем внутрь, перед тем как отправляться?

Не дожидаясь ответа, Битси ловко развернула коляску и заехала в дом.

Макс взглянул на меня, потянул меня за руку, и мы вошли следом за Битси. Когда мы оказались во внушительном холле, Макс отпустил меня и закрыл дверь.

— Не хочу показаться невежливой, Нина, — объявила Битси, снова развернув свою коляску к нам. Ее голос звучал несколько неуверенно. — Но не могла бы ты подождать минутку в гостиной, пока я поговорю с Максом? Мне просто надо…

Я перебила ее, давая понять, что нет необходимости объяснять мне что-либо и она может делать, что нужно:

— Все в порядке. Я подожду.

— Спасибо, — снова улыбнулась Битси. На ее лице отразилось облегчение, когда она объехала меня справа, а мы с Максом последовали за ней. По пути она продолжала говорить. — Хочешь кофе, или газировку, или что-нибудь еще?

— Нет, спасибо, все хорошо.

Она махнула рукой в сторону комнаты и сказала:

— Чувствуй себя как дома. Мы не надолго, обещаю.

После этого она посмотрела на Макса и покатила коляску к двери.

— Скоро вернусь, — пробормотал Макс, потрепал меня по подбородку и пошел следом за Битси.

Я смотрела, как они уходили, а потом, стараясь не думать о том, что произошло в «Чероки» (в последнее время это вошло у меня в привычку — не думать, зная, что разумнее было бы все-таки разобраться в себе, а ведь это, черт возьми, явилось главной причиной, по которой я решилась на это путешествие), подошла к окнам, тянувшимся от пола до высокого потолка, и заинтересовалась видом.

Вид отсюда отличался от вида из дома Макса, учитывая, что мы находились с противоположной стороны города и на горе напротив. Также этот вид был менее эффектным, потому что дом стоял не так высоко на горе, что ограничивало перспективу.

Было в нем еще что-то странное, отчего мне стало слегка неуютно. Стараясь понять это странное ощущение, я принялась разглядывать пейзаж.

Я видела весь город. Короткую Мэйн-стрит длиной всего в пять кварталов. Я знала это, потому что проезжала по ней. Дороги, ведущие из города, деловые здания, а следом за ними дома.

Слева, сразу за городом находилась равнина с двумя бейсбольными полями, граничащими друг с другом. По обеим сторонам от скамейки запасных были видны небольшие трибуны. Рядом располагались два футбольных поля, разделенных открытыми трибунами. С двух сторон от комплекса стояли маленькие белые торговые лотки. Наверное, летом там проводились соревнования Малой лиги[5], а осенью футбольные матчи.

Справа, тоже частично за пределами города, располагалась школа. Не слишком большая, но и не маленькая. Рядом было еще одно футбольное поле с большим количеством трибун для зрителей. По периметру поля шли беговые дорожки. С другой стороны от школы располагалось бейсбольное поле. На каждом поле было много огней, большие торговые лотки, и оба поля выглядели внушительнее.

Было ясно, что в городе любят спорт и поддерживают детей.

Я знала — видела на маленьких пластиковых подставках на столах, — что по пятницам и субботам в «Собаке» играют живую музыку. В баре «У Дрейка», куда Макс водил меня в вечер Шауны, Гарри и бургеров из бизона, акустические концерты проходят по четвергам. Я видела афиши, сообщавшие жителям городка о фильмах, идущих в кинотеатре, который, как рассказала мне Бекка, находился в соседнем городе. На досках объявлений на зданиях висели рекламные листовки, что в музыкальном театре показывают мюзикл «Оклахома!». Значит, театр тоже должен быть недалеко. Также я знала, что примерно в тридцати милях от города располагался торговый центр с многозальным кинотеатром. На сайте, где я нашла дом Макса, сообщалось, что в городе проводятся два фестиваля: небольшой фестиваль музыки и искусства в начале лета и большой осенний фестиваль в честь сбора урожая и Хеллоуина. В этих краях также проводилось множество других фестивалей.

Рестораны, магазины, кинотеатры, музыкальный театр, спорт, фестивали, Денвер всего в двух часах езды, близость к большим и маленьким лыжным курортам, пешеходные и велосипедные маршруты по горам — в Гно-Бон однозначно было, чем заняться. На самом деле, сам городок казался симпатичным островком спокойствия в центре всего этого.

Я как раз размышляла о том, что хочу узнать, на что похож осенний фестиваль, не говоря уже о фестивале музыки и искусства, когда до меня дошло, что же было не так с видом.

Я поняла, что не только я могу видеть весь город, но и из любой точки города можно увидеть этот огромный великолепный дом на склоне.

На самом деле, я не успела осмотреть весь город, но судя по тому, что я видела, дома здесь были небольшими, некоторые старыми, построенными довольно давно. Другие дома, поновее, но не слишком, выглядели так, словно их построили несколько десятилетий назад, но не в последние несколько лет. Все дома можно было описать как уютные, но ни один не назовешь роскошным. В городе была парочка жилых комплексов, как у Минди с Беккой, которые выглядели новыми, но в основном город не разрастался, и вполне ясно можно было определить уровень дохода его жителей.

Этот же дом, как и его расположение, буквально кричал: «Смотрите на меня!» Он требовал внимания, полагаю, с целью утереть людям нос своей явной дороговизной, постоянно возвышающейся над остальным населением. О нем невозможно было забыть, потому что невозможно было его избежать.

Дом не был старым, значит, Кертис Додд построил его именно на этом месте по тем причинам, о которых я подумала.

По мне пробежал холодок. Подозреваю, это решение Додда не пользовалось популярностью, да еще и не очень лестно говорило о нем самом. Я отвернулась от окна и стала осматривать огромную комнату. Даже мебель и элементы декора отличались чрезмерностью. За такой диван, как у Битси, можно купить десять моих сумочек или пять диванов Макса.

Я подошла к длинным рядам полок, идущим вдоль несущей стены, и решила отвлечься от своих мыслей, разглядывая стоявшие там многочисленные фотографии в рамках.

Судя по тому, что я увидела, дом и его отделка не были идеей Битси. Глядя на фотографии, можно было предположить, что Битси предпочла бы отделку, как я. На полках стояло множество фотографий со счастливыми улыбающимися людьми, которые явно заботились друг о друге и которых Битси любила. На некоторых снимках она была здорова, стояла и улыбалась или смеялась в окружении любимых людей. На других — сидела в своей коляске, но все равно улыбалась и смеялась, что я была рада увидеть.

Я решила, что восхищаюсь Битси. Чарли так и не достиг этого. После того, как потерял ноги, он улыбался, но уже никогда так, как до ранения. Битси, кажется, примирилась с жизнью в инвалидной коляске и продолжала наслаждаться ею. Больше того, похоже, она не возражала против воспоминаний о прежней жизни.

Я остановилась, увидев фотографию Битси с мужчиной. Она была сделана много лет назад, потому что оба они выглядели юными и оба стояли. Должно быть, это ее муж, ныне покойный Кертис Додд.

Его вид меня удивил. Мне почему-то казалось, что Кертис должен быть невысоким, возможно, лысеющим, вертлявым, с подлыми глазками. Но он был вроде Макса, разве что не настолько красивым и высоким. Но он явно относился к мужчинам из Колорадо. Немного грубоватый, со светлыми, почти золотистыми волосами и загорелым лицом. Он улыбался в камеру, немного странно, почти смущенно, как будто ему было неуютно, что его фотографируют, и он хочет произвести наилучшее впечатление. Битси, напротив, самозабвенно улыбалась, явно счастливая, обнимая его за шею обеими руками и прижавшись щекой к его щеке. Ее не волновало, что подумают люди, и единственное, о чем они могли подумать, глядя на это фото, что она влюблена в мужчину, которого обнимает.

Я принялась просматривать другие снимки, пытаясь отыскать на них Кертиса, но эта фотография оказалась единственной, на которой они были вместе, и единственной фотографией Кертиса вообще.

В поисках фото Кертиса я дошла до последней полки, скользя взглядом по немногочисленным книгам и безделушкам, расставленным между фотографиями, и остановилась как вкопанная.

Три фотографии стояли на отдельной полке, нижней, на уровне глаз Битси, как на почетном месте. На других полках фотографии стояли плотно, чтобы поместилось побольше, и окружали Битси постоянным напоминанием о том, что она любима, и о тех, кого она любит. Эти три стояли отдельно, они были разного размера и вставлены в рамки, которые явно показывали, что эти фото очень важны.

Я наклонилась ближе, и мне потребовалась вся сила воли, чтобы не схватить одну и не поднести ее к глазам. Но я не смела прикоснуться к ним, не смела подать мозгу сигнал, что они настоящие.

Макс. Макс и Анна.

Столько всего произошло, что я забыла о том, что сказала Арлин тем вечером в «Собаке». Это просто вылетело у меня из головы.

У Макса была жена, ее звали Анна, и она была красавицей. Невероятной красавицей. Она очень подходила ему в своем абсолютном совершенстве.