Кристен Эшли - Рискованное приключение

Потом я подняла глаза на мужчину и спросила:

— Вы уложили меня в кровать?

Он развернулся лицом ко мне. Его брови были нахмурены, и он больше не выглядел веселым.

— Тебе нехорошо, — заявил он.

— Вы уложили меня в кровать? — повторила я.

Он посмотрел меня в глаза и ответил:

— Да.

Я потянула за футболку и спросила:

— И это вы надели ее на меня?

Его ухмылка вернулась, но на этот раз она была другой. Совсем другой, и от ее вида мое головокружение только усилилось. Потом он сказал:

— Да.

Я вскочила на ноги, но с моим зрением случилось что-то забавное, я поднесла ладонь ко лбу и шлепнулась обратно на кровать. Он вдруг оказался на корточках передо мной, говоря:

— Господи, Герцогиня.

— Вы меня раздели, — обвинила я.

— Ложись, — приказал он.

— Вы меня раздели.

— Да, а теперь ложись.

— Вы не можете меня раздевать! — закричала я, но слишком громкие слова зазвенели у меня в голове, голова закружилась, и я едва не упала на спину, но успела опереться на руку.

— Могу, уже сделал. У тебя нет ничего, что я не видел бы раньше. А теперь ложись.

Я начала подниматься со словами:

— Я ухожу.

Он выпрямился и положил ладони мне на плечи, надавив вниз. Моя попа опустилась на кровать, и я посмотрела на него, неожиданно ощутив такую усталость, что едва могла поднять голову.

— Ты никуда не пойдешь, — объявил он.

— Вы не должны были меня переодевать.

— Герцогиня, больше повторять не буду. Ложись.

— Мне нужно идти.

Не успела я выговорить «идти», как он поднял мои ноги и положил на кровать. Я больше не могла удерживаться в сидячем положении и тоже упала. Он накрыл меня одеялом.

— У тебя в сумках лекарство. Я принесу. И тебе надо поесть.

— Мне надо идти.

— Еда, лекарство, потом поговорим.

— Послушайте…

— Сейчас вернусь.

С этими словами он ушел, и у меня даже не было сил поднять голову и посмотреть куда. Я решила достать из чемодана одежду и выбираться отсюда. Потом я решила, что сначала ненадолго закрою глаза. Они слишком болели, да еще это солнце и снег. Слишком ярко, надо дать глазам отдохнуть.

А потом я, кажется, вырубилась.

* * *

— Нина, ты со мной? — услышала я смутно знакомый, глубокий хриплый голос, который, казалось, шел откуда-то издалека.

— Откуда вы знаете мое имя? — спросила я, не открывая глаз. Если бы я не так сильно устала, то меня бы сильно встревожил скрипучий звук собственного голоса.

— Ты со мной, — пробормотал этот смутно знакомый, глубокий хриплый голос.

— Горло болит.

— Похоже на то.

— И глаза болят.

— Могу поспорить.

— И все тело болит.

— У тебя температура, Герцогиня.

— Так я и знала, — буркнула я. — Я же в отпуске. Всю свою чертовски скучную жизнь я здорова как огурец. Стоило мне уехать в отпуск, и я сразу заболела.

Я услышала очень даже привлекательный смешок, а затем:

— Милая, мне нужно, чтобы ты приподнялась, приняла ибупрофен и попила.

— Нет.

— Нина.

— Откуда вы знаете мое имя?

— Водительские права, кредитки, паспорт.

Я слегка приоткрыла веки, но на это потребовалось слишком много сил, так что я снова их закрыла.

— Вы копались в моей сумочке.

— Да, у меня в кровати больная женщина. Подумал, что лучше знать, как ее зовут.

Я попробовала перевернуться, но это тоже требовало слишком много сил, поэтому я оставила попытки и сказала:

— Уходите.

— Помоги мне.

— Устала, — пробормотала я.

— Милая.

Он дважды назвал меня милой. Найлс никогда не называет меня милой, любимой, дорогой или еще как-то. Он даже Ниной меня редко называет, а ведь это, черт возьми, мое имя. На самом деле, если подумать, Найлс вообще мало со мной разговаривает, но сейчас у меня не было сил думать об этом.

Я почти заснула, когда почувствовала, что мое тело осторожно подняли и устроили на мужских коленях, а потом поднесли к губам стакан.

— Выпей, — приказал все тот же смутно знакомый, глубокий хриплый голос.

Я выпила. Стакан убрали, и я услышала:

— Открой рот, Герцогиня.

Я сделала, как мне велели, и почувствовала что-то на языке. Стакан вернулся.

— Проглоти.

Я проглотила и дернула головой: таблетка больно оцарапала мое воспаленное горло. В результате мой лоб оказался прижатым к чьей-то шее, а щека покоилась на мягкой ткани.

— Ох, — прошептала я.

— Извини, милая.

Меня снова положили на кровать головой на подушку. Я заснула еще до того, как меня накрыли одеялом.

* * *

Я проснулась, почувствовав, как моей шеи коснулось что-то холодное, слишком холодное.

— Нет, — прохрипела я.

— Ты вся горишь, малышка.

Я не горела. Я мерзла, мерзла так сильно, что меня трясло. Настоящий человек-землетрясение.

— Очень холодно.

Я поморщилась — слова царапали горло.

Холод оставил мою шею и прижался ко лбу.

— Нина, у тебя есть туристическая страховка?

Я попыталась сосредоточиться, но не смогла и переспросила:

— Что?

— Если жар не спадет, мне придется отвезти тебя в больницу.

Я молчала, по большей части потому, что старалась согреться. Я подтянула одеяло повыше и закуталась в него.

— Нина, послушай, у тебя есть туристическая страховка?

— Бумажник, — сказала я. — В сумочке.

— Хорошо, милая, отдыхай.

Я кивнула и закуталась еще плотнее, но никак не могла согреться.

— Мне нужно еще одно одеяло.

— Милая.

— Пожалуйста.

Прохладная ткань осталась у меня на лбу, но я почувствовала, как мою шею обхватили сильные пальцы и спустились к плечу. Потом я услышала тихое «Твою мать», и с меня стащили одеяло.

— Нет! — слабо вскрикнула я.

— Держись, малышка.

Матрас прогнулся от солидного веса, устроившегося у меня за спиной. Макс всем телом прижался ко мне, а я поудобнее устроилась в его твердых теплых объятьях. Меня продолжало трясти. Он вытянул руку, и его ладонь отыскала мою. Я обеими руками вцепилась в нее.

— Так холодно, Макс.

— Борись, Герцогиня.

Я кивнула в подушку и сказала:

— Постараюсь.

Дрожь не давала мне уснуть, а Макс крепко держал меня, прижимаясь своим телом.

Мне показалось, что прошло несколько часов, прежде чем дрожь начала стихать. Я тихонько окликнула:

— Макс?

— Я здесь, — раздался хриплый и сонный ответ.

— Спасибо, — прошептала я.

И соскользнула в сон. Я так устала, словно только что выиграла грандиозную битву.

* * *

У меня на лбу опять лежала влажная ткань, закрывая волосы.

— Макс?

— Жар спал.

— М-м-м, — промычала я, снова проваливаясь в сон.

Мое падение прервали слова:

— Помоги мне, Нина.

— Хорошо, — прошептала я, и меня перевернули на спину, а потом подняли в сидячее положение.

— Подними руки.

Я сделала, как просили, и с меня сняли футболку.

— Ты вспотела, Герцогиня, скоро станет лучше.

— Хорошо.

— Держи руки повыше.

— Хорошо.

Я почувствовала, как на мои руки и голову надели другую футболку, почувствовала, как ее расправили у меня на животе и боках. Я упала вперед и ощутила, что уперлась лбом во что-то мягкое и твердое. Твердое мужское плечо, покрытое мягкой тканью.

— Можешь опустить руки.

— Хорошо.

Я уронила руки, обняла мужскую талию и прижалась поближе. Я почувствовала, что меня тоже обняли в ответ, и еще мне показалось, что по моей спине легко прошлась мужская ладонь.

— Ты милая, когда болеешь.

— Да?

— И безбашенная, когда сердишься.

— Да?

— Да.

— М-м-м.

— Не знаю, какая мне нравится больше, — пробормотал он.

Я не ответила, потому что опять провалилась в сон.

Я проснулась от безумно яркого света и через несколько секунд вспомнила, где нахожусь.

Дом.

И Макс.

— О Боже, — пробормотала я в подушку, открыла глаза и перевернулась на спину. Мой затуманенный мозг наполнился воспоминаниями.

Я не была уверена, что помню все до секунды, но того, что я помнила, оказалось достаточно, чтобы почувствовать себя униженной. Такого унижения я не испытывала никогда в жизни.

Нужно убираться отсюда. Немедленно.

Я откинула одеяло, свесила ноги с кровати и встала. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы не упасть. Немного кружилась голова, и нос был еще чуть-чуть заложен, но в остальном я снова чувствовала себя человеком.

Настолько человеком, что готова была сбежать.

Я подошла к перилам и посмотрела вниз, потом налево и направо. Макса не было ни в кухне, ни в гостиной.

Я выглянула в окно. Снег, сосны, неровные бело-зеленые горные вершины, пронзающие голубое небо, — захватывающий пейзаж. Великолепный вид, куда ни глянь.

Я заметила, что кто-то расчистил подъездную дорожку и большую площадку перед домом. Ведущая к шоссе дорога и само уходящее вдаль шоссе тоже были очищены от снега. Перед домом стояла моя арендованная машина, сияя на солнце так ярко, что слезились глаза. Она выглядела так, словно и не попадала под снегопад.

«Чероки» нигде не было.

— Макс? — позвала я, но голос прозвучал очень слабо. Я прочистила горло и позвала громче:

— Макс?

Ничего.