Джо Беверли - Рискованное приключение

Форт собирался отойти от нее, но она удержала его, вцепившись в грубую шерсть его облачения.

— Я хочу знать, что происходит.

— Это нам не поможет.

— Откуда такая уверенность?

— Тебя просто мучит любопытство, свойственное женщинам.

— Любопытство! Моя жизнь в опасности…

— И ты тратишь время на бессмысленные споры. — Он высвободился и двинулся прочь от нее.

Да уж — свойственное женщинам. Эльф опустилась на четвереньки и начала исследовать свою часть помещения. Прореха на сорочке разъехалась еще шире, и пришлось связать ее узлом на талии. Эльф умерла бы от стыда, если бы вдруг зажегся свет и она бы предстала перед ним в таком виде.

— Если бы ты не знал, что происходит, — возразила она, — у тебя тоже возникло бы много вопросов.

— Я не знаю, что происходит. Например, не знаю, кто ты, хотя твой голос кажется чертовски знакомым, когда ты говоришь по-английски. Почему бы для начала не сообщить, как тебя зовут?

Эльф чуть не сказала, чтобы остановить поток его слов, но удержалась.

— Не важно, кто я. — Она не без опаски просунула руку под громадную бочку — Бог знает, что там может быть, — но не нашарила ничего, кроме обломков разбитой плитки.

— Тогда то, что происходит, также не важно, — заявил он, — Я нашел короткую палку — похоже на обломок ручки от метлы, но не знаю, что это может нам дать.

Они погрузились в раздраженное молчание, нарушаемое только звуками, сопровождающими их поиск.

Спустя некоторое время Эльф пришла к выводу, что ее поведение нелепо.

— Досадно будет узнать, — дружелюбно проговорила она, не обнаружив ничего, что хоть отдаленно напоминало бы инструмент, — что топоры и косы подвешены к потолку.

Она выпрямилась, расправила сорочку и направилась к ящику. И грохнулась на колени, споткнувшись обо что-то, скорее всего о камень.

Услышав, как она вскрикнула, он встревоженно спросил:

— Что такое? Что случилось?

— Просто ушибла палец. — Эльф села, потерла ушибы и затем принялась обследовать неожиданное препятствие. То, что она вначале приняла за задравшуюся плитку, оказалось большим плоским камнем толщиной в несколько дюймов с металлическими ручками. В любом случае им это не годилось.

— Ненавижу этот мрак, — проворчала она, поднимаясь на ноги. — Ты случайно не трешь время от времени глаза в надежде, что зрение прояснится?

— Да. А тебе не становится страшно, что ты ослепла?

— Стало бы, будь я одна. Ты нашел что-нибудь?

— Нет, пойдем посидим на нашем гробе.

Эльф осторожно двинулась вперед, постепенно привыкая ориентироваться при помощи других органов чувств. Услышав глухой удар, она поняла, что Форт поставил на место крышку, и когда подошла и села, он накинул полу накидки ей на плечи.

А это значит, что, когда он обнял ее и прижал к себе, она прильнула к его обнаженному телу. Эльф не возражала. Теплая ткань согревала и полностью укутывала их.

— Что дальше? — спросила она.

— Может быть, стоит попытаться открыть дверь над скатом? Мне кажется, она открывается наружу и замок слабоват. Возможно, мне удастся сбить его, хотя надежды мало. Не могу ударить в дверь с разбега — там так тесно, что даже не размахнешься.

— К тому же ты можешь пораниться.

— Ради вас, прекрасная дама, я готов на все.

Она засмеялась, прижимаясь теснее:

— Похоже, ты не можешь обойтись без красивых жестов.

— Не буду отрицать. Но я тем более не могу сидеть здесь, ничего не предпринимая.

Во время поисков Эльф не переставала думать о своих людях. Может быть, они ищут ее. Вероятно, они даже видели похищение, но не могли действовать немедленно. В таком случае они должны прийти ей на помощь.

Тут она вспомнила, что для них она просто куколка, нанятая леди Маллоран, чтобы соблазнить графа.

— А ты не думаешь, что за этой дверью наблюдают?

— Это зависит от многого. Если нас держат здесь с какой-то целью, тогда они наверняка оставили сторожа и он уже знает, что мы выбрались и пытаемся что-то предпринять. Если же просто хотели избавиться от нас на время, то весьма возможно, что и нет. Ясно одно: здесь мы можем проторчать немало времени.

— Но зачем им это? — Она опять мысленно молила его быть честным с ней и рассказать о заговоре.

— На то, вероятно, есть причины, но тебе небезопасно их знать.

Его снисходительный тон напомнил ей, что, играя роль Лизетт, она упорно давала ему понять, будто ничего существенного не слышала в Воксхолле. Этот галантный мужчина, похоже, старается ее защитить. Она не удержалась от улыбки, которая выглядела бы очень глупо, если бы кто-нибудь мог ее видеть.

— Если никто не сторожит нас, — предложила она, — мы могли бы поднять шум. Позвать на помощь.

— По-моему, сейчас часа три утра, и это здание расположено в заброшенном месте. Кто нас услышит?

— Давай все-таки попробуем. — Эльф соскочила с ящика. — Я буду колотить палкой по этой двери. А ты постучи по откидной.

— Неукротимая Лизетт. — Она услышала, что он встает. — Ты не сожалеешь, что соблазнила меня?

— Соблазнила тебя? — Эльф замерла от негодования. — Ничего подобного!

— Разве нет? Когда джентльмен, у которого нет ни малейшей склонности к флирту, вдруг обнаруживает, что надрывается, доставляя удовольствие даме, как это еще можно назвать?

Надрывается!

— Это вы соблазнили меня еще в лодке, милорд. — Эльф добралась до двери, схватила палку и принялась вымещать свой гнев на толстых дубовых досках.

— Увы, опять милорд. — Он забарабанил по двери, ведущей к скату. — Помогите! Эй! Если я и пытался соблазнить тебя тогда, Лизетт, мне это явно не удалось.

— Да неужели? — Она готова была разнести дерево в щепки. — Вы заставили меня пересмотреть мое решение.

— О, ты вернула мне веру в себя. Эй вы там! Помогите! Мы в погребе! Сто гиней тому, кто выпустит нас!

— Сто? Какая скупость. На помощь! — завопила Эльф. — Тысяча гиней моему спасителю! Помогите!

— Да это сущий пустяк. Десять тысяч гиней за спасение от этой безрассудной, сумасбродной девицы!

— Боюсь, ваши средства весьма ограниченны. Помогите мне! Сто тысяч гиней, только избавьте меня от этого трусливого бездельника!

— С чего вы взяли, что я буду оплачивать ваши долги? Спасите! Спасите! Мое графство в награду за спасение.

Наступило молчание. Эльф уловила смех в его последних воплях и поняла, что странные звуки не прекратились. Он хохотал. О, как бы ей хотелось видеть, как он умирает от хохота.

Его голос еще подрагивал от смеха, когда он сказал:

— Сто тысяч, ни больше ни меньше. Что ты за испорченное, невоздержанное создание. Ладно, если нас до сих пор не услышали, значит, просто некому слышать.

Эльф уронила палку и прислонилась к двери.

— Но тогда… Вдруг они просто решили оставить нас здесь? Ведь не можем же мы умереть от голода посреди Лондона?

— Не сомневаюсь, что такое возможно, но я этого не допущу

— Каким образом? Вы сами признали, что далеко не герой.

— А вот и первые признаки того, что ты язвительная и сварливая женщина. Потерпи. В этой двери есть щели, и наверняка днем кто-нибудь появится поблизости. Мы что-нибудь придумаем.

— Извини, — Эльф, спотыкаясь, пробралась назад к ящику. — Я не привыкла чувствовать себя такой беспомощной.

— Ты думаешь, я привык? Видимо, совсем не понимаешь, что значит быть графом.

Более чем когда-либо Эльф захотелось сказать ему правду, но риск разрушить их товарищество слишком велик.

— Днем будет легче, даже если это совсем крошечная щель. Эта тьма так действует мне на нервы.

Он сел рядом с ней, обнял ее и притянул к себе, так что они полулежали на гробе, прикрытые накидкой.

— Закрой глаза и постарайся уснуть.

— Ты думаешь, я смогу здесь заснуть?

— Нет. Но когда глаза закрыты, темнота не так угнетает.

Это помогло, и в кольце его рук ей было тепло и даже уютно, хотя она сомневалась, что ему так же уютно на голых досках.

— Ты очень добрый, Форт.

— Я? Многие с тобой не согласятся.

— Почему ты так говоришь?

Его рука скользнула по ее спине, словно успокаивая, но она не думала, что он ответит.

— В последнее время я не был добрым.

Положение, в которое они попали, располагало к откровенности. Эльф сомневалась, вправе ли она воспользоваться ситуацией, ведь с Эльф Маллоран он держался бы совсем иначе. Но ей хотелось узнать его ближе и понять. К тому же она подозревала, что ему необходимо высказаться.

— Но почему? — спросила она. — Это тебе свойственно.

— Вот как? Не уверен. Вообще не помню, что мне свойственно. Да, пожалуй, я был добр, когда мне это ничего не стоило.

— Мне кажется, ты слишком суров к себе. Ты был добр ко мне.

— Мужчины часто добры с женщинами, с которыми хотят заняться любовью.

— Ага! — Эльф вскочила, оседлав его в полной темноте. — Так ты признаешь, что хотел этого!

Он фыркнул:

— Да, я этого хотел. Точнее, я хотел тебя. Бог знает почему.

— Ты иногда бываешь очень груб.

— Только что ты утверждала, что я хороший.

— У тебя удивительная способность быть и тем, и другим одновременно.

— Ты говоришь о моей натуре или о моих мужских достоинствах? — Он протянул руку, нашел ее и уложил на себя, снова завернув их в накидку:

— Мне холодно.

— Ты… ты хочешь опять. — Она не могла ошибиться в его готовности.

— Сказать, что охвачен безудержной похотью, не будет преувеличением. Впрочем, не волнуйся. Я пока в силах сдержаться.

Эльф постаралась пристроиться так, чтобы не давить на него.

— Почему же ты хочешь меня? — спросила она, позволив своей руке блуждать по его груди.

— Ах, это вечный вопрос, Лизетт. Может быть, у меня просто давно не было женщины.