Эльф начала думать, что сделала все хуже некуда и теперь заплатит за это жизнью. Часть вины, конечно, лежит на Форте, но она только теснее прижалась к нему.

Внезапно девушка сообразила: он же совершенно обнажен, да и она тоже. Ее утащили в одной сорочке!

При мысли, что какой-то мужчина мог нести ее в таком виде, она чуть не расплакалась. Дурацкая реакция, но Эльф ничего не могла с собой поделать. На мгновение это показалось ей самым ужасным в происходящем.

Она вдруг осознала, что ее обнаженная нога прижата к его ноге, и ощутила прикосновение жестких волос, покрывавших его икры. Она попыталась отодвинуться, насколько позволяло пространство гроба. Как ни нелепо это, учитывая близость, через которую они прошли, но почему-то нынешнее положение казалось ей неприличным.

Иногда ей снилось, что она находится в общественном месте совершенно голая, и теперь чувствовала нечто похожее. Ей следовало бы думать о смерти, а она волновалась, что крышка откроется средь бела дня, и она предстанет перед всеми без одежды.

С приглушенным стоном он пошевелился, зажав ее бедра между своими, чтобы освободить немного места, и крепче обхватил ее рукой.

Эльф настороженно замерла:

— Что случилось?

— Ничего.

Его рука передвинулась.

— Разрази их гром! Неужели они схватили тебя в одной сорочке?

Слезы подступили к ее глазам, но она проглотила их.

— Нет, на мне еще чулки.

Он теснее прижал ее к себе, бормоча под нос проклятия, но теперь его прикосновение уже не казалось таким неуместным.

— Думаю, меня завернули в этот проклятый балахон. Как только у нас появится достаточно места, чтобы повернуться, я отдам его тебе. Итак, ты полагаешь, что за этим стоит твой преследователь из Воксхолла?

— Кто же еще?

— Может быть, у тебя мстительные родственники. — Он опять подвинулся, уложив ее на себя. — Я искренне надеюсь, нам не грозит повторение истории Аберальда и Элоизы.

— Кого? — Она положила голову ему на плечо, которое казалось созданным для этой цели.

— Этих несчастных любовников.

— Ты говоришь о какой-то романтической истории?

— Не совсем. Ее родственники кастрировали его.

— Боже!

— Да уж. И это произошло на самом деле.

— Могу тебя уверить, что мои родственники не имеют к этому никакого отношения. — Впрочем, она не стала бы утверждать, что их не соблазнит подобная месть, когда они узнают. Она собиралась вернуться к Аманде к завтраку. Теперь, если даже ей суждено остаться в живых, вся история выплывет наружу.

Она вспомнила о Частити, которую застали в постели с мужчиной и подвергли остракизму. Непристойные картинки с ее изображением висели в каждой витрине, и даже после того как ее оправдали, находились такие, кто свысока поглядывал на небезызвестную Частити Уор. А ведь Частити ни в чем не виновата!

Повозка остановилась. Эльф прижалась к Форту, моментально забыв о скромности и скандале. Пока они ждали решения своей судьбы, Форт прижимал ее к себе, создавая иллюзию защищенности, в которой она так нуждалась. Последовал рывок, сопровождаемый раздраженным ворчанием, и ящик подняли.

Стон сорвался с уст Эльф. Она не могла не прошептать:

— Могила. Я думаю, они собираются похоронить нас заживо!

— Возможно.

Они вцепились друг в друга, пока ящик раскачивало и бросало из стороны в сторону. Наконец с грохотом его поставили на землю. Определенно не в глубокую яму. Эльф перевела дыхание.

Снова раздался голос с шотландским акцентом:

— Обвяжи веревкой. Мак.

Гроб опускают в могилу на веревках, ведь так?

— Нет, — простонала Эльф, уткнувшись в плечо Форта. Он внезапна шевельнулся и принялся колотить в крышку гроба.

— Похоже, они там проснулись, а, Кенни?

— Не важно. Делай свое дело.

Форт продолжал наносить удары по крышке, а ящик тем временем подняли и протащили некоторое расстояние в наклонном положении. От толчка зубы Эльф лязгнули, а Форт охнул от боли в голове. Должно быть, они уже в могиле, хотя полагается опускать гроб ровно.

Наконец ящик дернулся и замер на плоской поверхности, ударившись так, что Форт выругался.

Вот и все. Конец приключения.

Неожиданный покой снизошел на Эльф. Их похоронили живыми. Никому об этом не известно, значит, помощи ждать не приходится. Может быть, никто вообще никогда не узнает, что стало с ними. Это и глупо, и трагично, но ничего не поделаешь.

Она начала молиться, чтобы смерть пришла скорее и братья не слишком страдали от последствий ее дурацкой выходки.

Эльф слышала где-то вдалеке шорох, грохот, затем стук по крышке гроба. Первые камни, ударяющие по гробу? Металл по металлу, но на расстоянии. Лопаты? Она пыталась представить себе сцену вне затхлого мрака, который становится теперь ее миром, но решила, что лучше сосредоточиться на умирании.

— Прости меня, — сказала она Форту, так как считала, что все произошло по ее вине.

— За что? Мне просто жаль, что я не вижу способа, как выбраться отсюда.

Эльф подумывала, не открыть ли ему правду, но вдруг все звуки прекратились. Только их собственное дыхание, такое шумное в замкнутом пространстве, нарушало тишину.

Выждав минуту, она спросила:

— Что это, по-твоему?

— Возможно, они пошли за инструментами…

Она лежала, прислушиваясь к их дыханию и чувствуя, как с каждым вздохом становится меньше воздуха.

— Они ждут, пока мы задохнемся! — Ужаснувшись при этой мысли, она уперлась руками в крышку.

Та сдвинулась.

Не в силах поверить, девушка села, продолжая толкать. Крышка открылась. Эльф почти скинула ее, когда Форт приподнялся и, схватив крышку, тихо ее опустил.

— Не уверен, что это случайность, — прошептал он. — Но не будем ставить всех в известность, что мы освободились.

Освободились, пожалуй, слишком сильно сказано. Все, что они имели, это чуть больше пространства и свежего воздуха при полном отсутствии света и даже звездного неба над головой. Одно ясно, они по-прежнему внутри чего-то.

— Где мы? — шепотом спросила она.

— Может быть, это склеп?

Она вздрогнула от такого предположения, но затем сказала:

— Вообще-то я чувствую запах прокисшего пива…

— Погреб?

Теперь они сидели в гробу лицом друг к другу, ее ноги поверх его, и обсуждали ситуацию.

— Ничего не вижу, — проговорила она. — Стены могут быть где угодно. Тут вполне может находиться кто-нибудь еще, все слышать и наблюдать за нами.

— Думаю, мы бы об этом знали.

— По крайней мере здесь есть воздух. И мы живы…

Внезапно она упала в его объятия, и они принялись хохотать и целоваться в безумном восторге от того, что спаслись.

— Мы живы! — отдышавшись, воскликнула она. — Живы! Живы!

— Еще как. И даже очень. — Он приподнял ее бедра и насадил ее на свое восставшее и затвердевшее естество.

Эльф охнула от неожиданности и минутного жжения, так как у нее внутри все еще саднило, но Форт, казалось, не слышал, а ее это не слишком обеспокоило. Она разделяла его инстинктивный порыв приветствовать жизнь таким примитивным способом и встречала его повторяющиеся удары, продвигаясь к своему освобождению даже быстрее, чем он.

Дрожащие и вспотевшие, они лежали, когда все закончилось, сжимая друг друга в объятиях.

— Это, — проговорил он нетвердым голосом, не входило в программу сегодняшней ночи.

— Ты уверен? — поддразнивая, спросила она. — Ты обещал мне нечто незабываемое.

— Я обещал тебе ад, помимо всего прочего, но это не совсем то, что я имел в виду. — Он теснее прижал ее и поцеловал в щеку. — С тобой все в порядке? У тебя еще должно побаливать.

— Немного. Все прекрасно. — Этот нежный поцелуй растрогал ее. Она чуть не сказала, что любит его.

— И не имеешь ни малейшего желания выпустить пары?

— Какой в этом толк?

— Ты редкая женщина, Лизетт.

— Не хочешь ли ты сказать, что женщины не способны переносить трудности? — Она продолжала дразнить его, но спрашивала серьезно.

— Надеюсь, ты не одна из тех женщин, которые считают, что нет никакой разницы между полами!

— О, я признаю, что есть определенная разница. — Она до того осмелела, что дотронулась до его теперь такой мягкой плоти. — Но не во всем.

Он схватил ее за руку и притянул к себе, чтобы поцеловать.

— Не играй с огнем, моя сладкая, иначе завтра ты не сможешь ходить. — Он потер их сцепленными руками по своей щеке и улыбнулся. — А где твоя маска?

О Господи!

— Они ее срезали.

— Я рад. — Он обвел контуры ее лица, как будто мог видеть пальцами. Она от души надеялась, что это невозможно. — Мы теперь оба, я бы сказал, в чем мать родила. Это справедливо. И вообще мне здесь начинает нравиться.

Эльф отстранилась.

— Не говори глупостей. Нам надо выбраться отсюда. — Она вспомнила, что должна вернуться домой к завтраку, чтобы избежать полной катастрофы.

Он помог ей высвободиться от его рук и ног, и вскоре они стояли в гробу, держась за руки, — единственная реальность друг для друга.

— Ты прекрасно говоришь по-английски, — заметил он.

О Боже!

Теперь Эльф поняла, что с момента похищения она инстинктивно перешла на родной язык. Они все время перешептывались, и совершенно очевидно, что пока еще он не узнал ее голоса.

В такой опасной ситуации это не имело значения. Кроме того, они обрели нечто ценное, братство, основанное на общих испытаниях. Она не допускала мысли, что можно разрушить все их семейными проблемами.

— Мерси, — продолжила она с французским акцентом. — Полагаю, меня неплохо учили.

— Тебя учили очень хорошо, моя сладкая, но какому языку? Я всегда считал, что в чрезвычайных ситуациях люди говорят на своем родном языке. — Его пальцы нашли ее щеку, и он легко поцеловал ее в губы. — Можешь пока оставить при себе свои секреты, Лизетт, — добавил он по-французски. — Первое, что нам надо сделать, это выбраться отсюда.