Шли дни, и ему казалось, что он понимает ее все лучше. Лиз одиночка, потому что пришла к выводу, что одиночество в ее положении надежнее. Она деловая женщина, но только потому, что в первую очередь заботится о благополучии дочери. Она гонит от себя мечты о личном счастье и противится любви. Все ее мечты и вся ее любовь направлены на ребенка, а о себе она забыла. С годами она убедила себя в том, что довольна существующим положением вещей.

Джонасу казалось, что он хорошо понимает ее, потому что и сам до последнего времени был вполне доволен тем, как у него все складывается. И только сейчас, получив возможность взглянуть на свою жизнь со стороны, он понял, что до сих пор просто плыл по течению. Может быть, если убрать внешний лоск, он не так уж сильно отличается от брата? Для них обоих успех всегда был главной целью, просто шли они к цели разными путями. Хотя у Джонаса есть любимая работа и собственный дом, у него никогда не было постоянной спутницы жизни. На первое место он поставил карьеру. Сумеет ли он и дальше вести тот же образ жизни? Потеряв брата, он понял, что одной карьеры недостаточно для счастья. Для счастья требуется нечто большее. Да, он хорошо разбирается в хитросплетениях законов, но это всего лишь работа. Да, он выигрывает дела, но профессиональные победы доставляют ему лишь временное удовлетворение. Наверное, подсознательно он уже давно о чем-то догадывался. Не для того ли он купил старинный особняк, чтобы у него появилось нечто постоянное? В таком особняке не хочется жить одному...

И все же размышления о собственной жизни не решают проблемы Лиз Палмер. Как вывести ее из игры? Да, возвращаться в Хьюстон ей нельзя, но, возможно, ему удастся убедить ее уехать куда-нибудь в другое место, пока все не успокоится. Первым делом он подумал о своих родителях и тихом загородном доме в Ланкастере, куда они переселились после выхода на пенсию. Если он сообразит, как незаметно вывезти ее из Мексики, в Ланкастере ей ничто не будет угрожать. Может быть, получится переправить туда же и ее дочь. Тогда его совесть будет спокойна. Джонас не сомневался в том, что родители проявят гостеприимство и сразу полюбят Лиз и Веру.

Как только он завершит то, ради чего он сюда приехал, он тоже уедет в Ланкастер. Неожиданно ему очень захотелось увидеть там Лиз — в том окружении, к какому он привык. В мирной обстановке у них появится время поговорить о простых вещах. Ему снова захотелось послушать, как она смеется, — а ведь за те дни, что они знакомы, он лишь однажды слышал ее смех. В сельской глуши, вдали от здешних мерзостей, ему, возможно, удастся лучше понять ее и себя. После того как она прижалась к нему щекой и, ничего не требуя взамен, предложила ему поддержку и утешение, в душе у него что-то перевернулось.

Когда она подошла к нему, ему захотелось сжать ее в объятиях, забыв обо всем на свете. Когда Лиз была рядом, он, сам не зная почему, представлял себе безмятежные, мирные вечера на прохладной веранде и неспешные воскресные послеобеденные разговоры. В Филадельфии у него почти никогда не бывало времени на неспешные разговоры и мирные вечера. Он общался с людьми в основном по делу. И он собственными глазами видел, что Лиз ни разу не позволила себе полениться хотя бы час. С чего вдруг он, признанный трудоголик, стал мечтать о праздности — и почему хочет разделить свою жизнь с женщиной, которая ведет совсем другую жизнь?

Лиз Палмер для него — по-прежнему загадка. Наверное, поэтому ему так хочется завоевать ее. Да, он уделяет ей много времени и мыслей, но только потому, что все больше понимает ее, хотя по-прежнему почти ничего о ней не знает. Если временами ему кажется, что разгадать Лиз Палмер так же важно, как найти убийц брата, то только потому, что они неразрывно связаны друг с другом. Стоит ему подумать о Джерри, и в голову сразу приходит Лиз. Странно, но он отчетливее всего представлял ее умиротворенной, довольной жизнью. В его воображении она сидела, лениво потягиваясь, на веранде у маминого дома и ждала его.

Досадуя на себя, Джонас посмотрел на часы. На Восточном побережье уже девять, начало десятого. Надо бы позвонить в контору. Возможно, насущные дела прочистят ему мозги. Но не успел он снять трубку, как из своей спальни показалась Лиз.

Не знала, что ты не спишь, — сказала она, поправляя пояс халата. Как ни странно, здесь, в одних апартаментах с ним, она чувствовала себя совсем по-другому, чем дома, где он снимал у нее комнату. Наверное, все дело в том, что дома он ей платил.

Я надеялся, что ты поспишь подольше. — Он положил трубку на рычаг. Контора подождет!

Я никогда не просыпаюсь позже шести. — Чтобы скрыть неловкость, она подошла к большому панорамному окну. — Вид потрясающий!

Да.

Я уже... много лет не бывала в отелях, — продолжала Лиз. — Когда я прилетела на Косумель, я работала в том же отеле, где мы останавливались с родителями. Странное чувство. Как сейчас.

—И что же, нет желания поменять белье или унести грязные полотенца?

Она хихикнула, и неловкость прошла — по крайней мере отчасти.

Нет, ни малейшего!

Лиз, когда все закончится, когда все будет позади, ты расскажешь мне о своей прежней жизни?

Она круто развернулась к нему:

—Когда все закончится, у меня не будет повода откровенничать с тобой.

Он встал и подошел к ней. Застав ее врасплох, взял ее за обе руки. Поднял сначала одну, потом другую, поднес к губам и увидел, как ее глаза заволакиваются дымкой.

—В этом я не уверен, — прошептал он. — А ты?

Она ни в чем не могла быть уверена, когда его голос становился таким тихим, а руки — нежными. На секунду она полностью отдалась на волю чувств. Так приятно сознавать себя любимой и желанной... Опомнившись, она вырвалась — как он и думал.

—Джонас, ты сам сказал, что у нас с тобой общая беда. Раньше мне не хотелось тебе верить, но ты оказался прав. Все так и есть. Как только мы справимся с бедой, нас с тобой больше ничего не будет соединять. Мы с тобой очень разные — и дело не в том, что мы живем далеко друг от друга.

Джонас снова подумал о своем доме и внезапно возникшем желании жить в нем вместе с Лиз.

— Мы совсем не такие разные, как ты думаешь.

Раньше я, возможно, тебе и поверила бы.

Ты живешь прошлым. — Он взял ее за плечи, но на сей раз его руки уже не были такими нежными. — Ты сражаешься с призраками!

Может быть, я и сражаюсь с призраками, но прошлым я не живу. Не могу себе этого позволить. — Она перехватила его руки, желая освободиться, но вырвалась не сразу. — И думать о тебе я тоже не могу... Не могу себе позволить!

Ему захотелось повалить ее на диван и доказать, что она не права, но он сдержался. Нет, нет, еще не время, пока он применит навыки, отточенные в зале суда.

Ладно, пусть будет по-твоему, — покладисто согласился он. — Но дело еще не закрыто. Ты есть хочешь?

Да, — кивнула Лиз, сама не понимая, стало ей легче или, наоборот, тяжелее.

Тогда пошли завтракать. До отлета у нас куча времени.


Она ему не доверяла. Хотя Джонас за завтраком держался вполне невозмутимо и поддерживал светскую беседу, Лиз все время подсознательно настраивалась на отпор. Нельзя забывать, что он умен. Не приходится сомневаться в том, что он привык добиваться своего, сколько бы времени это ни заняло. Себя Лиз считала достаточно сильной, чтобы держать слово, пусть даже данное самой себе. Ни Джонас и никто другой не заставит ее отклониться от курса, взятого десять лет назад. Она любит только Веру и свою работу.

Никак не могу привыкнуть к здешней кухне, тем более в такую рань... У меня внутри все горит огнем!

Мой желудок огнеупорный. Ты бы попробовал мое чили! — Лиз с аппетитом поглощала яичницу с луком и острым перцем.

Хочешь сказать, ты будешь меня кормить?

Лиз посмотрела на него и тут же опустила глаза. Жаль, что у него такая улыбка — от нее можно потерять голову!

По-моему, нет большой разницы, готовить для одного или для двоих. Но ты, по-моему, вполне уверенно управляешься на кухне.

Готовить-то я умею. Но вот результат всегда заставляет задуматься: а стоило ли вообще тратить силы? — Подавшись вперед, он погладил ее по руке — от запястья до пальцев. — Знаешь что... если ты правда приготовишь чили, обещаю купить все нужные продукты и потом помыть посуду.

Лиз убрала руку, но улыбнулась.

—Приготовить-то я приготовлю, но вот справишься ли ты с чили? Блюдо острое, еще обожжет твой нежный желудок.

Обрадовавшись ее согласию, он снова взял ее за руку.

Давай попробуем, и все станет ясно. Как насчет сегодня?

Хорошо. — Она попробовала вырваться, но он держал ее крепко. — Пусти, а то я не могу есть.

Джонас покосился на ее руку:

—У тебя не одна рука, а две.

Хотя Лиз решила не поддаваться, она все же рассмеялась:

И обе мои!

Я тебя выпущу. Потом.

Эй, Джерри!

Лицо Джонаса застыло. В его взгляде, устремленном на Лиз, читались тревога и вызов. Он крепче сжал ее руку. Лиз поняла его без слов. Она должна молчать и ничего не предпринимать, пока он все не выяснит. Обернувшись на зов, Джонас вскинул голову, лицо его расплылось в широкой улыбке. Когда Лиз поняла, что Джонас улыбается, как его брат, она невольно вздрогнула. Сейчас Джонас сделался похожим на Джерри!

—Почему не предупредил, что приедешь? — Высокий загорелый мужчина со светло-рыжими волосами и аккуратной бородкой положил руку Джонасу на плечо. Лиз мельком увидела, как на пальце у него сверкнул бриллиант. Она украдкой осматривала незнакомца, решив запомнить его внешность. Лет тридцати с небольшим, одет вроде бы просто, но сразу видно, что очень дорого.

—Я ненадолго, — ответил Джонас, внимательно, как и Лиз, осматривая незнакомца. Небольшое дельце... — Он бросил многозначительный взгляд на Лиз. — Хотелось немного расслабиться.