Кирилл пошел проводить ее до отделения, любопытствуя, где и как она работает. Катерина с момента, когда села в машину, не произнесла ни слова. Все. Она была уже не с ним. Она обдумывала операцию, возможные осложнения. Действия…

– Катерина Анатольевна!! – выбежали навстречу ей две медсестрички.

Кирилл смотрел на нее, смотрел, все еще поражаясь перемене, новой, открытой для себя, неизвестной Катерине Воронцовой, и почемуто гордился ею! Гордился и тихо восхищался, не особо и осознавая это.

– Лена, мыться! Оля, как состояние? Что ввели?

Сосредоточенно, не суетясь, Катерина быстро, почти бегом прошла через коридор к операционному блоку. О нем она забыла. Он видел, что забыла.

Двадцать пять минут назад она находилась в его постели, в его объятиях. Голая, нежная, остывающая от оргазма, и слеза текла из правого колдовского глаза по виску в ушко, и смотрела на него так, словно весь мир полетел в тартарары, закончившись и сосредоточившись здесь, в одной точке, где были только они вдвоем!

И ушла из этого мира, не оглянувшись! Сейчас она в своем, доступном только ей мире, спасает мальчика семи лет, которому позавчера сделала сложнейшую операцию на желудке. И все бы обошлось и пошло на поправку, но его мама, не выдержав слез и просьб больного сынишки, дала ребенку попить воды, а он никак не мог напиться!

Материнская слепая любовь! Порой дурная слепая!

Это ему объяснила медсестра, провожавшая Кирилла к выходу.


Он позвонил коротко, знал, будить не надо.

– Проходи, – сказал Тимофей, открыв дверь.

– Ждал, что ли? – не сильно удивился Кирилл.

Тимофей не облегчил его задачу ответом. Бойцов прошел в кухню, поставил на стол принесенные пакеты. Он заехал в ночной супермаркет, приняв решение поговорить, постоял в отделе алкоголя, решая, что взять. Коньяк? Нет, под тот разговор, который он наметил…

Наметил! Смешно! Этому мужику тертому хрен что навяжешь! Ну хорошо – под тот разговор, которого он бы хотел, всетаки лучше водка. Вот он и взял водки, закуску к ней традиционную и не очень, а подумав, на всякий случай – бог знает, как беседа пойдет! – опохмелятор в виде импортного добротного пива.

И уже захлопывая багажник машины, с непонятным, забытым ощущением дурманящей свободы, совсем как мальчишка подумал: за столько лет он первый раз «забил» на работу, всегда срочные и не в меру важные дела, задвинул все, найдя нечто гораздо значимее на данный момент!

И пусть это извечная необходимость разобраться в ситуации, а не борьба за женщину, как ему казалось и он сам себя уговорил, пусть это примитивное желание выяснить все помужски. Выяснить, понять, победить – а что еще? Как всегда, победить!

И можно отвалить! Ничего дальнейшего серьезного или не очень, но дальнейшего он так же избегал.

Ничего ведь не изменилось, все аргументы и резоны остались на месте.

– Поговорим? – предложил Бойцов.

– Смазка к разговору? – указал на пакеты Тимофей.

– Не помешает, – утвердил Бойцов.

Они быстро, в четыре руки соорудили мужскую закусочноразливную «поляну». Налили. Выпили. Как положено, первую за знакомство, что пропустили в пироговом чайном дневном застолье.

– Кто ты ей, Тимофей? – задал самый важный, не дающий покоя вопрос.

– Ты не собираешься на ней жениться, любить ее, ты даже спать с ней больше не собираешься. Почему она или я должны откровенничать с посторонним человеком?

– Я не посторонний! – нелогично возмутился Бойцов. – Я ее первый мужчина и ближайший сосед, и моя дочь и домработница обожают Катерину!

– Потвоему, это повод к откровениям? – фирменно усмехнулся Тимофей.

– Черт! – выругался Бойцов, понимая справедливость замечания.

Тимофей достал из кармана джинсов пачку сигарет.

– Дай закурить, – попросил Бойцов.

– Так ты вроде не куришь, Кирилл Степанович? – протягивая зажигалку с сигаретами, напомнил Тим.

– Не курю, но…

Он закурил, чуть кашлянул, справился, посмотрел на огонек сигареты и затянулся еще раз.

– Я не могу и не хочу вступать в серьезные отношения, – пояснил Кирилл свое «жизненное кредо». – У меня был нормальный брак, я сам все испортил.

И, бог его знает почему, он рассказал Тимофею все: и о ранней женитьбе, о падении и диагнозе, о долгой, наперекор всем реабилитации, о начале и становлении бизнеса.

Давно уж настало утро, после второго требовательного звонка мобильного, призывающего к работе, Кирилл отключил его и кудато засунул. Презрев правила эксплуатации кондиционеров, они распахнули настежь окна, и клубы табачного дыма терялись в ориентации, куда же выветриваться, да так и висели под потолком. А Кирилл все рассказывал, Тимофей слушал, и никакая водка их не брала.

– Мы с детьми выстрадали это единение, понимание друг друга, отношения, в которых все искренне. И ничего другого мне не надо. Понимаешь?

– А им? – спросил Тим.

– Что им? – не понял Кирилл.

– Им, детям, надо чтото другое? Ты спрашивал?

– Да ничего им не надо! Зачем? Нам так хорошо вместе!

– Ты бы спросил, может, они чего еще хотят?

– Да чего? Чтобы с матерью их снова сошлись? Нет, конечно! Они слишком умные, чтобы предполагать такое!

– Ты знаешь, что твоя Соня сватает Катюху за тебя? Ты знаешь, что она Катьку обожает?

– Да ладно! – не поверил Кирилл. – Это она прикалывается. Катерина ей очень нравится, она ее уважает, но чтобы сватать! Это у них с Максом такая привычка подкалывать взрослых. Да Катерина все понимает, она же сама была подростком и каждый день имеет дело с детьми.

– Она не была подростком, и ребенком не была, – жестко отрезал Тимофей.

– В каком смысле? – посмотрел непонимающе на собеседника Бойцов.

Тимофей помолчал, докуривая сигарету.

– Я расскажу тебе о ней, но только для того, чтобы ты понял, что никакой интрижки пустой, никакого использования она тебе не позволит! Да и я тоже. Неприемлемы для тебя отношения серьезные – до свидания! И держи свои штаны застегнутыми, и обходи ее десятой дорогой!

Тимофей рассказал, умолчав о некоторых касающихся только их с Катей моментах и тех навыках выживания, которым обучил ее, а так все, без утайки. Когда он закончил говорить, в кухне повисла тишина. Надолго.

– Наливай, – прохрипев горлом, нарушил молчание Кирилл.

Они чокнулись и в молчании выпили.

– Ты хоть понимаешь, что у нее никогда не будет мужика? – спросил Бойцов.

– Это почему же? – не удивился вопросу Тимофей.

И спросилто для того, чтобы Бойцов выговорился. Может, поймет чего?

– У нее есть ты! Герой. Пришел и спас маленькую девочку из заточения! Охранял, защищал, научил выживать! Брат, отец, непререкаемый авторитет! Да ни один мужик не станет соперничать с героем! На кой фиг, если изначально недостоин!

– А на кой фиг ей тот, у кого кишка тонка? Уверяю, найдется такой, кто затмит бывшего героя.

– Изпод обломков здания, что ли, вынесет? Геройпожарник? Эмчеэсовец на выезде?

– Она сама каждый день когото спасает и не считает это подвигом. С этой девочкой все не так прямолинейно. И все проще, Бойцов, проще, – объяснял както печально Тимофей. – Найдется мужик, который будет ее любить, а она его, и все! Знаешь, доспехи героя имеют пренеприятнейшее свойство тускнеть с годами, если их постоянно не начищать подвигами. Я давно перестал для нее быть спасителем, я ее семья, брат, который часто бывает неправ, и она давно гораздо сильнее и мудрее меня. Все, Кирилл, говорить больше не о чем. Давай спать расходиться.


Катерина, удивив Тимофея, ожидавшего скандалу банального, когда он поведал ей об их с Бойцовым разговорах кухонных, только отмахнулась устало:

– Рассказал и рассказал, и фигня все. Я с ним тогда ночью прощалась.

– То есть сказала: «Пока, пока! Наша встреча была прекрасной мимолетной ошибкой»?

– Невербально.

– Телесно, значит, высказывались, – нахмурился Тимофей.

Этим и ограничили упоминание о неудавшемся героелюбовнике Бойцове Кирилле Степановиче. Катерина переживала странную продолжительную апатию. Что это было?

Перебор эмоциональных переживаний? Или смирение не поймешь перед чем?

Ну, смирение, это вряд ли!

Она ведь вроде новую открытую жизнь начала! Вродето оно как бы и вроде, да не все в огороде растет, как надо!

Под девизом «новой и открытой» Катя дала себя уговорить на свидание ресторанное с коллегой из терапевтического отделения. Очень миленько провела время, но с облегчением вздохнула, будучи отозванной от ресторанного стола к тяжелому больному срочным звонком. Да на кой черт эти свидания, без толку!

А вот решение, под тем же девизом, встретиться с отцом и познакомить его с Тимофеем, наконец, оказалось куда как более удачным. О чем они говорили, весь день проведя вместе, и к каким договоренностям пришли, Катерину не посвящали, но отец стал относиться к Тиму как к сыну.

Катька стала работать больше, чем обычно, что теоретически, по определению невозможно, а практическое доказательство такой вероятности вызвало у начальства серьезные опасения.

– Кать, ты с ума сошла? – спросил главврач, вызвав ее в кабинет. – Ты же прекрасно понимаешь: не будешь отдыхать – не сможешь работать! Я тебя приказом отстраню! Что случилосьто у тебя?

– Да все в порядке, Игорь Леонидович, это я решила отгулов к отпуску набрать, уехать месяца на полтора куда подальше и лениться.

– Да что ты мне тут чухню всякую втираешь! Какие отгулы! Ты в отпуске один раз за восемь лет была, я тебе сколько хочешь времени дам на отдых! Хоть полтора, хоть два месяца!