Он глубоко вздохнул.

— Именно это я и хотел от тебя услышать. — Он обнял ее и притянул к себе. — Ненаглядная моя сестренка, — прошептал он, — не бойся. Пройдет совсем немного времени, и ты будешь свободна.

— Чезаре! — она произнесла его имя так, словно задавала вопрос.

Танец разгорячил их. Любовь к младшей сестре вытеснила из его сердца ненависть к Санчии и брату. Он почувствовал огромное желание уберечь ее от несчастья и, веря, что она, как и они с отцом, презирает своего мужа, не стал упускать возможности сообщить ей, что скоро она избавиться от него.

— Тебе недолго осталось ждать, милая сестренка, — добавил он.

— Развод? — поинтересовалась она, затаив дыхание.

— Развод! Святая церковь не одобряет это. Не волнуйся, Лукреция, существует множество способов избавиться от нежелательного человека.

— Ведь ты не имеешь в виду?.. — воскликнула она.

Он промолчал.

— Послушай, моя дорогая. Мы не станем говорить о подобных вещах на улице. У меня есть планы относительно твоего мужа, и я обещаю тебе, что к следующему карнавалу ты забудешь о его существовании. Ну как, ты довольна?

Лукреция едва не упала в обморок от ужаса. Она не любила Джованни Сфорца, но пыталась полюбить его. Находясь в Пезаро, она всей душой старалась быть ему хорошей женой, нельзя сказать, что ей это не удавалось. Он не был возлюбленным, о котором она мечтала, но он был ее мужем. У него были свои чувства и надежды; и если он испытывал к себе чувство жалости, то и она очень жалела его. Его жизнь складывалась так несчастливо.

— Чезаре, — заговорила она, — я боюсь… Его губы коснулись ее уха.

— На нас смотрят, — ответил он. — Мы танцуем не так, как нужно. Завтра после обеда я приду к тебе. Тогда мы сможем оставаться уверенными, что нас никто не подслушивает и никто за нами не подглядывает. Я расскажу тебе о своих планах.

Лукреция молча кивнула.

Она продолжала танцевать, но больше ей не было весело. В ушах звучали слова Чезаре. Они собираются убить Джованни Сфорца.


Полная тревоги и неуверенности, она не спала всю ночь, новый день не принес ей покоя.

Никогда в жизни не чувствовала она такой связи с семьей, никогда она еще не сталкивалась с необходимостью принять такое важное решение. Предать интересы семьи значило совершить непростительный поступок. Остаться в стороне и позволить им убить мужа — как могла она пойти на это?

Лукреция поняла, что у нее проснулась совесть.

Она знала, что еще молода и плохо разбирается в жизни. Она поняла, что, как и отец, стремится к гармонии в окружавшем ее мире, но в отличие от Александра, не могла идти к ней без оглядки. Она не любила Сфорца и знала, что не особенно расстроится, если он совсем исчезнет из ее жизни; но ее ужасала мысль о том, что его предадут насильственной смерти и она окажется соучастницей, если не предупредит его.

Она столкнулась с необходимостью выбора. Сохранить верность отцу и брату и позволить им разделаться с Джованни или же предупредить Сфорца и предать свою семью.

Страшное решение должна она принять. Вся ее любовь и преданность вступили в противоречие с чувством справедливости.

Убийство! Это страшная вещь, и она не хотела иметь к нему ни малейшего отношения.

Если я буду спокойно наблюдать, как он идет навстречу своей смерти, память о моем предательстве будет преследовать меня всю жизнь, думала она.

А если она предаст Чезаре и отца? Они потеряют доверие к ней и лишат ее своей любви и преданности.

Она лежала без сна, спрашивая себя, что же ей делать, подходила к образу Мадонны и просила помочь ей.

Помощи не было. Значит, она должна сама принять решение.

После обеда придет Чезаре и расскажет ей о своих планах, и к этому времени ей следует определить, на чью сторону она встанет.

Она послала служанку за камердинером Сфорца Джироламо.

Увидев юношу, Лукреция подумала, до чего же он красив; у него было честное открытое лицо, и она знала, что он — самый верный слуга ее мужа.

— Джироламо, — начала Лукреция, — я послала за тобой, чтобы поговорить.

Лукреция заметила, как в глазах юноши зажглись тревожные огоньки. Он догадывался, что она находит его привлекательным, как считали многие женщины, а она чувствовала, что ей трудно перейти к делу. Но она придумала план и должна действовать, поскольку у нее нет иного выхода. Джироламо стоял перед ней с опущенной головой.

— Ты хочешь скорее вернуться в Пезаро?

— Я счастлив быть там, где мой господин, мадонна.

— А если бы тебе выпала возможность выбрать самому?

— Пезаро мой дом, и каждый скучает по дому.

Она кивнула и продолжала говорить о Пезаро. Она прикидывала: он сбит с толку, этот добрый мальчик, но я не должна останавливаться, даже если он заподозрит меня в желании сделать его своим любовником.

Джироламо принес стул, на который она указала. Он выглядел все более растерянным, словно пытался понять, как бы ему, самому преданному слуге своего господина, отвергнуть ее. Наконец, она услышала звуки, которых ждала, и с огромным облегчением, вскочив со стула, воскликнула:

— Джироламо, сюда идет мой брат!

— Я должен немедленно уйти, — ответил встревоженный юноша.

— Подожди! Если ты выйдешь через дверь, он увидит тебя, а ему вряд ли это понравится.

Какой страх внушал Чезаре! Молодой человек побледнел, его тревога переросла в ужас.

— О мадонна, что же мне делать? — пробормотал он.

— Я спрячу тебя здесь. Быстро! Спрячься за этим занавесом. Если ты будешь стоять абсолютно тихо, тебя не найдут. Но умоляю, стой как можно спокойнее, не шевелись, а то если мой брат обнаружит тебя у меня в комнате…

— Я не шелохнусь, синьора.

— У тебя зубы стучат. Я вижу, ты понимаешь, в каком опасном положении мы с тобой оказались. Мой брат не любит, когда я приглашаю к себе молодых людей на правах друзей. О, Джироламо, будь осторожен!

Говоря все это, она подталкивала его к занавесу. Спрятав его, она с удовлетворением посмотрела на свою работу — камердинера совершенно не было видно.

Потом она поспешно села на стул, приняв задумчивый вид. Чезаре вошел в комнату.

— Лукреция, дорогая моя. — Он взял ее за руки и нежно поцеловал. На лице его играла улыбка. — Вижу, что ты ждала меня и постаралась, чтобы никто не помешал нам.

— Ты ведь хотел поговорить со мной, Чезаре?

— Вчера вечером разговаривать на улице было небезопасно, сестра. — Он подошел к окну и посмотрел на улицу. — Гуляние еще продолжается. Многие в карнавальных костюмах. Джованни Сфорца пошел прогуляться или хандрит, сидя у себя и вспоминая свой любимый унылый Пезаро?

— Вспоминает о Пезаро, — ответила девушка.

— Пусть вспоминает, пока может, — мрачно сказал Чезаре. — Недолго ему осталось вспоминать. Он заслуживает смерти за то, что согласится жениться на моей любимой сестре.

— Бедный Джованни, ведь его заставили.

— Ты стремишься к свободе, дорогая моя, а я — самый заботливый брат на свете. И хочу сделать для тебя все, чего ты желаешь.

— Ты и так делаешь, Чезаре. Когда ты рядом со мной, я счастлива.

Чезаре принялся расхаживать по комнате.

— Отец и я вначале не посвящали тебя в наши планы. Потому что ты молода и нежна. Ты всегда заступалась за самого ничтожного раба, которому угрожало наказание. Может, подумали мы, ты станешь защищать своего мужа. Но мы уверены, что тебе хочется избавиться от него не меньше, чем нам хочется избавить тебя от него.

— Что вы собираетесь сделать? — медленно проговорила Лукреция.

— Убрать его.

— Ты хочешь сказать — убить?

— Какая тебе разница, как мы это сделаем, милая. Совсем скоро он перестанет тебе докучать.

— Когда вы планируете сделать дело?

— В ближайшие дни.

— Вы пригласите его на банкет или… или случится так, что он встретит разбойников в темном переулке около Тибра?

— У нашего бедняжки Сфорца есть друзья, — ответил Чезаре, — поэтому я думаю, что ему больше подойдет банкет.

— Чезаре, поговаривают о яде, который вы используете, — кантарелла. Правда, что секрет этого яда известен только отцу и тебе и что вы можете не просто отравить человека, но и точно высчитать день и час его смерти?

— У тебя неглупый брат, Лукреция. Тебе приятно будет услышать, что он готов предоставить в твое распоряжение все свое искусство?

— Я знаю, что ты готов сделать все на свете, — ответила девушка. Она подошла к окну. — О Чезаре, — продолжала она, — мне так хочется пойти прогуляться. Я мечтаю окунуться в праздничную атмосферу города, как вчера. Давай поедем на Монте Марио, как прежде, помнишь? Давай поедем прямо сейчас.

Он подошел к сестре и положил ей руки на плечи.

— Ты хочешь ощутить на своем лице дыхание ветра, — сказал он. — Ты хочешь сказать, что свобода — бесценный дар, который может предложить человеку жизнь, и скоро ты ее получишь!

— Как хорошо ты меня понимаешь, — заметила Лукреция. — Пойдем, мне хочется пойти прямо сейчас.

Только когда они вышли из дворца, она свободно вздохнула. Она сама удивилась, как умно удалось ей провести разговор и как хорошо она справилась со своей ролью.

Каждую минуту она боялась, что брат обнаружит в ее комнате постороннего. Еще ужаснее была неотступная мысль: Чезаре, мой дорогой и горячо любимый брат, я предаю тебя.


Джироламо выпутался из занавеси и поспешил к хозяину. Он едва дышал, умоляя Джованни Сфорца принять его лично.

— Господин, — заикаясь, выговорил он, как только они остались одни. — Мадонна Лукреция велела послать за мной, не знаю почему, может, она хотела что-то передать вам, но в то время, когда я был у нее, приехал Чезаре Борджиа, и госпожа спрятала меня, испугавшись его гнева, у себя в комнате за занавесом. Так я узнал, что он и папа планируют вас убить.

Глаза Джованни расширились от ужаса.

— Я так и думал.

— Синьор, сейчас не время медлить. Мы должны немедленно покинуть Рим.