Кристина застонала от боли, тисками сжавшей виски. Что-то запищало на приборной доске. Шофер отключил музыку и протянул Кристине трубку радиотелефона:

— Геннадий Алексеевич на проводе.

— Кристина, простите меня. Я знаю, что напугал вас и почти ничего не сумел объяснить. В вашем присутствии я теряю голову, как это ни смешно признавать… Эта голубая стекляшка, о которой шла речь, действительно пропала из коллекции моего отца. Он был очень стар и не пережил потерю… Хотя, инсульт мог случиться с ним и во время просмотра теннисного турнира… Но я стал копать вокруг камня и… нашел вас! Вначале я полагал, что мой интерес к большеглазой блондинке связан с её ролью в итальянской криминальной истории. А потом заметил, что держу у кровати ваше фото. Я опять перешел на «вы»…

В трубке отчаянно затрещало, и когда вновь наладилась связь, Кристина торжественно сказала в пустоту:

— Я не хочу больше слышать ни о чем, связанном с этим камнем. Он принадлежит роду дель Форте и оберегает его. Остальных — убивает. Вы должны были это знать, Геннадий. Простите и — прощайте. Мне страшно…

— Нет, я не уйду. Я умею пробивать стену лбом. Я забуду про камень, но буду почитать его всегда, как реликвию, соединившую меня с вами. А вы… вы постарайтесь не думать обо мне плохо. Вы нужны мне, Кристина. А я нужен вам. Со мной вы никогда ничего не будете бояться.

— Ну, что? — испугалась мать, открыв дверь и увидев застывшее лицо дочери. — Что случилось, дорогая?

— Геннадий Алексеевич предложил мне стать его женой, — вяло объяснила Кристина, стаскивая сапоги.

— Ну?! — только и произнесла опешившая Алла Владимировна.

— Я обещала подумать.

— Боже мой! Дочка! Ах, Филимоши дома нет! Радость-то какая! — она обняла дочь, заливаясь счастливыми слезами. — Завтра, завтра же утром… Он, конечно, будет звонить или явится сам… Ой, я не прибиралась два дня! — заметалась мать, засовывая в стенной шкаф разбросанную одежду, будто жених с букетом уже стоял под дверью.

— Мама! — удержала её за руку Кристина. — Послушай меня и постарайся понять: я не хочу, не могу сейчас выходить замуж. Ну, прост не в состоянии видеть рядом чужого мужчину… Считай, что это капризы беременной… И все так неожиданно!

— Девочка, ну, пойми, Геннадий Алексеевич не способен на долгие ухаживания. У него каждый час миллионы стоит! В твердой валюте. А ты хочешь, чтобы он тебя в кино водил, на завалинке сидел или под окнами серенады исполнял…

— Если честно, мама, я не думаю, что даже в результате длительных усилий с обеих сторон смогу полюбить этого человека.

— Ну причем здесь любовь! Да что такое любовь! — взвизгнула Алла Владимировна. — Я твоего отца безумно любила. Безумно! И что? Осталась, вот как ты со своим… — Она кивнула на Кристинин живот и зашмыгала носом.

— Не будем сегодня об этом, ладно? Я очень устала. И не плачь, Геннадия я не отшила. Не хочу обострять отношения ни с ним, ни с Филом… Завтра я поеду навестить бабушку. Поживу у нее, ладно? А ты объясни Геннадию, что я не способна на блиц-решения. Вот такая тугодумка, зануда. К тому же — хвораю. Но адрес не говори… Хотя… он все равно найдет…

— Этот из-под земли достанет, — то ли одобрительно, то ли со страхом подтвердила мать. — Он уж, наверно, и про итальянскую историю пронюхал.

— Изучил досконально. И про бриллиант и про беременность знает.

— Бедная ты моя девочка! — снова всхлипнула мать, прижимая её к груди, и Кристина бурно разрыдалась — с детским, неудержимым наслаждением.

Не было и девяти утра, как зазвонил телефон. Все трое — Фил в тренировочном костюме Adidas, Алла Владимировна с пластиковым чепчиком для душа на голове и уже совсем одетая для поездки за город Кристина стояли вокруг дребезжащего аппарата, не решаясь снять трубку.

— Может, автоответчик включить? — робко предложил Филя, посвященный женой в суть дела.

— Нет! — Алла Владимировна решительно сняла трубку, и широко заулыбавшись, бодро воскликнула, — Алло!..

И тут же облегченно вздохнула, передавая трубку Кристине:

— Тебя Надя Старицкая спрашивает.

— Тинка? Вчера на тусовке случайно трепанули, что ты в Москве. Спешу отметиться — все же ближайшая наперсница, и даже наставница известной фотомодели! — Она захихикала. — Ну, ты как? Забежала бы по-соседски, а то я скоро сваливаю. Ну, естественно, утреннее заседание международной конференции… Да, подружка, подарочек не забудь!

— И зачем только я не сбежала раньше — не охота мне с ней видеться! огорчилась Кристина.

— Сходи, поболтай, дочка. Она девка умная. Ох и пройдоха. Я её как-то по телевизору видела — в ночном казино с председателем какого-то процветающего банка. Игровой азарт демонстрировали — прямо Монте-Карло… Одета, конечно, как для рекламы, и словно кошечка к толстяку своему ластится. — Алла слегка оживилась. — Надька сейчас очень кстати. Может быть, чего-нибудь посоветует. Только ты ей имен не называй. Обсудите проблему, так сказать, в философском плане…

Надин широко распахнула двери и отступила на шаг, рассматривая подругу. Выражение любопытства на её тщательно подкрашенном лице быстро сменилось удивлением.

— Будто и не расставались… — разочарованно заметила она, пропуская Кристину в дом.

Сама она приготовилась к встрече и, конечно, не с Тинкой Лариной, а с фотомоделью римского агентства «Стиль», окруженной ореолом загадочных сплетен. Надя отпустила волосы до плеч — жиденькие и белесые, они все же производили впечатление некой элегантности, — очевидно, над незатейливой прической трудились руки мастера. По случаю раннего утра Белоснежка была облачена в длинный пеньюар цвета «гнилой сливы», отделанный прекрасным шелковым гипюром. В распахе тонкого шелковистого трикотажа виднелась коротенькая рубашечка, входящая в ансамбль утреннего белья, стоимость которого, наверняка, превышала цену приличного вечернего платья. Надька довольно улыбнулась, заметив, что Кристина по-достоинству оценила её «неглиже».

— По какому случаю маскарад? Празднуешь «день ностальгии»? — кивнула она на экипировку Кристины, состоящую из позапрошлогоднего московского хлама — стеганой курточки, затертых джинсов, свитера. — Видели тебя недавно в ресторане, говорят, шуршала муарами и обжималась под Джо Дассена с местным плейбоем… Да ты не сердись, здесь у меня «завтрак аристократа». Вообще-то я в такую рань не ем — это все для тебя.

Кристина улыбнулась — икра двух цветов, теплые круассаны, ваза с экзотическими, нероссийскими фруктами, красивые бутылки. Села, отказавшись от сигареты, и с облегчением вздохнула:

— Боялась, четно говоря, что нахлынут противные воспоминания. Но, ничего, рада тебя видеть, Надин, правда, рада!

— Жутко поболтать хочется! У тебя ведь там целый роман вышел. Информация была скудная, но я специально следила, — ведь, считай, к твоему делу тоже причастна. И страшно любопытна! — Надя налила в рюмки ликер. Пожалуй, стоит немного подсластить встречу. Кофе сейчас будет готов… Извини, я тараторю — это от нетерпения и еще… ох… занятая я девушка ну, просто как министр сельского хозяйства. Уже через час прибудут фирмачи маршрут составлять. Жених прислал, чтобы я лично все детали свадебного путешествия с агентством обсудила — вплоть до меню в разных отелях, ширины кровати в номерах! Я теперь своего Нового Старым зову, а после свадебной церемонии и вовсе «папашей» стану величать. Витьке сорок восемь. Кстати, это совсем не плохо.

— Значит, ты скоро будешь мужняя жена? Поздравляю!

— Семнадцатого апреля. Тебя официально приглашаю. В «Ап энд даун». Будет очень узкий круг и мы сразу же на самолет. Начнем с Европы и подальше, подальше к солнышку. А то тут черт те че делается…

Надя намазала поджаренный тост черной икрой и протянула Кристине:

— Перекуси, что-то очень бледненькая… Ночь любви? Ну, рассказывай быстро, что там у тебя с этим тележурналистом вышло? А с мафиози? Вот непруха-то! Их что, всех перебили, или это сказки?

— Фу, Надь, и вспоминать неохота… Знаешь, все как-то боком вышло… И любовь, и дела… Права, видать, была твоя директриса — рано мне ещё было давать сольные выступления, да к тому же — на таком уровне…

— Так не поздно продолжить. Ведь теперь-то ясно, что к чему и без шефских наставлений. — Надька изучающе зыркнула на подругу. — Так-то по тебе и не скажешь, что девушка с большой жизненной школой. Но я твои фото в ихних журналах видела и светской хроникой интересовалась. При такой нагрузке, считай, год за два. Ведь попала ты в самое пекло!

— Да, здорово меня тогда Эдик подставил… Ты как в воду смотрела насчет «бескорыстных спонсоров» — нету таких в природе. Все они — болтуны и мафиози. Только такая дубина, как я, могла уши развесить: «Ах, конкурс! Ах, контракт!» — Кристина заменила маленькую чашечку на большую и налила в неё черный кофе.

После объяснений с Геннадием и бессонной ночи она клокотала раздражительностью и обидой. Собственное невезение и глупость казались особенно противными на фоне обстоятельного надькиного преуспевания.

— А ведь Эдичка Цепенюк не прост оказался! Иначе не схлопотал бы «вышку»!

— Эдика судили?

— Да нет, «вышку» ему свои устроили! Нашли застреленного в подъезде собственного дома. Ты что, не знала? Вскоре после твоего отъезда, осенью… Естественно, не нашли никого. Внутренние разборки. — Надя с удовольствием смаковала ликер.

— Ой… — Кристина неожиданно для себя сникла, пожалев добродушного Эдика. Что ей за дело, какими там аферами он ворочал! Убили-то, наверняка, из-за «принца»… Может, тот же Геннадий или его «гориллы».

— А мне его жаль, — сказала она. — Давай, помянем рюмочкой. Хотел мужик куда-то выбраться, преуспеть. Как и все мы. Но оказался простаком, не лучше своей подопечной, Кристины Лариной. Выходит, — мне повезло больше…

От нескольких рюмок ликера, выпитых натощак, голова Кристины пошла кругом и захотелось вдруг исповедаться, говорить и говорить, вывалив, наконец, все, что камнем лежало на душе. Но язык заплетался.