Из кареты выглянула полная дама лет сорока, закутанная в темную бобровую шубу и такую же пушистую шапку. Ее некрасивое, но выразительное лицо было спокойным – она уже выглянула в окно кареты и видела, что никто из участников этого маленького происшествия не пострадал.

– Государыня императрица хочет знать, не обжегся ли кто-нибудь чаем? – спросила она, тем не менее по очереди разглядывая обоих виновников переполоха.

– Не извольте беспокоиться, госпожа Анна Степановна! – заверил ее молодой человек. Девушка, все еще испуганная и смущенная, пробормотала что-то неразборчивое, старательно мотая головой. Анна Степановна смерила ее снисходительным взглядом, усмехнулась и вновь посмотрела на Резанова.

– Государыня приглашает вас в карету. Чтобы вы сами могли рассказать, как вам удался ваш очередной подвиг. А еще, – дама чуть повысила голос, – мы бы все-таки хотели чаю с пирожными!

Слуга, распоряжавшийся разливанием чая, уже подготовил новый поднос и лишь ждал удобного момента, чтобы отнести его в карету императрицы. Анна Степановна, заметив его краем глаза, быстро кивнула, продолжая, однако, смотреть на Резанова. Тот в ответ еще раз, теперь уже не так низко, поклонился:

– Сию минуту, госпожа!

Он поискал глазами свою лошадь, которая, оставшись без присмотра, уже подошла к корзинам со сладостями и несмело принюхивалась к одной из них, должно быть, рассчитывая, что кто-нибудь из суетящихся вокруг людей не откажет ей в скромном угощении. Подхватив болтающуюся уздечку, Резанов повел лошадь к другим коням уже спешившихся охранников. По дороге он незаметно сунул руку в прикрепленную к седлу небольшую сумку, достал оттуда кусок сладкой булки и сунул его лошади под нос. Та наградила его благодарным взглядом и в один миг сжевала предложенное лакомство.

Молодой человек привязал лошадь к одному из экипажей, следовавших за императорским, и вернулся к роскошной карете, из которой по-прежнему выглядывала Анна Степановна Протасова, самая верная и любимая фрейлина царицы Екатерины Второй.

– Государыня вас ждет, – сказала она Резанову, отступая в глубь кареты, и он поднялся по искусно сделанным откидным ступенькам в передвижные царские «покои».

О том, что внутри карета выглядит как самый настоящий жилой дом с таким высоким потолком, что в ней можно свободно выпрямиться в полный рост, он слышал еще в самом начале путешествия, но убедиться в этом лично ему еще ни разу не удавалось. Теперь же он собственными глазами увидел, что фрейлины и другие приближенные императрицы, удостоившиеся чести проехать вместе с ней часть пути, нисколько не преувеличивали. Потолок кареты действительно позволял Резанову, несмотря на его богатырский рост, стоять совершенно свободно, не рискуя удариться о него макушкой. Впрочем, первым делом молодой гвардеец не забыл поклониться закутанной в меха хозяйке чудо-дома на полозьях и лишь после этого позволил себе украдкой оглядеть внутреннюю обстановку этого жилища.

Екатерина любила роскошь и комфорт и не смогла расстаться с ними даже в этом самом длительном в ее жизни путешествии. Поэтому в первый момент Резанову показалось, что он снова оказался в Петербурге, в одном из залов Зимнего дворца, каким-то неведомым образом уменьшившимся в десятки раз. Пол кареты устилал толстый ворсистый ковер с яркими, хотя и немного затоптанными узорами, стены были обиты блестящей светло-кремовой тканью, а сиденья вдоль этих стен, больше похожие на миниатюрные диванчики, покрыты пушистыми меховыми шкурами. Сидевшие на них императрица и несколько фрейлин тоже кутались в длинные меховые шубы: в карете было не намного теплее, чем на улице, а теперь еще и Протасова с Резановым напустили внутрь морозного воздуха.

– Присаживайтесь, Николай Петрович, – Екатерина указала гостю на одно из свободных мест. Очередной поклон – и Резанов уселся на приятно спружинивший под ним мех. На маленьком круглом столике, прибитом к полу кареты, стояли стаканы с чаем, на сиденье между двумя фрейлинам находилась корзинка со сладостями. Повинуясь взгляду императрицы, Николай взял один из стаканов и осторожно пригубил горячую жидкость. Приятное тепло тут же разлилось по всему его телу, и он только теперь понял, насколько сильно замерз, пока скакал по степи рядом с экипажами. Захотелось расслабиться, откинуться на мягкую меховую спинку, закрыть глаза и медленно отогреваться. Но увы, именно этого он в присутствии императрицы и ее ближайшего окружения позволить себе никак не мог.

– Согревайтесь, Николай Петрович, и отдыхайте, – сказала Екатерина все так же спокойно и как будто бы безразлично, но глаза ее стали приветливыми и веселыми.

– Да, отдохните как следует перед тем, чтобы снова кого-нибудь спасать! – кокетливо улыбнулась ему одна из сидевших в углу молоденьких придворных дам. Остальные фрейлины сдержанно заулыбались.

– Ну-ну, не смущайте нашего гостя! – шутливо погрозила им пальцем в расшитой перчатке императрица. – Он и так в нашем обществе неловко себя чувствует!

Однако дамы, вместо того чтобы пощадить гвардейца, лишь еще больше заулыбались и принялись бомбардировать его лукавыми взглядами. Резанов, мысленно проклиная императорское гостеприимство, неуклюжую служанку и заодно весь белый свет, опустил глаза и сделал еще один глоток чаю.

– Жаль, что я не видела, как вы прыгали с лошади и бежали к этой бедной барышне, – делая вид, что не замечает кокетства своих спутниц, заговорила Екатерина. – Выглянула в окно, только когда вы уже отбрасывали от нее поднос. Вы ведь успели в самый последний момент, еще немного, и она бы его сама на себя опрокинула?

– Мне просто повезло, ваше величество, я уже совсем близко был, – не поднимая глаз, ответил Николай.

– А по-моему, вы скромничаете, – голос царицы неуловимо изменился, зазвучал чуть-чуть хитрее и насмешливее. Простой человек или даже не приближенный к императорскому двору аристократ не заметил бы этой перемены, но собравшиеся в карете женщины очень хорошо знали Екатерину и мгновенно улавливали любой новый оттенок ее речи. Не укрылась эта легкая хитринка и от Резанова, который хоть и недолго служил императрице, но быстро осваивал тонкую и трудную науку царедворца. «Неужели в тех глупых сплетнях о том, что я нравлюсь царице, была доля правды?! – ужаснулся он про себя. – И что мне делать, если это так?!» Слухи, бродившие среди путешественников вскоре после выезда императорского поезда из столицы и гласившие, что Екатерина Вторая «питает к молодому Резанову заметное расположение», он долгое время считал ложью, распускаемой кем-то из его завистников. Но теперь приглашение в императорскую карету и недвусмысленное восхищение его совершенно нормальным для любого уважающего себя мужчины поступком навели молодого человека на мысль, что дело обстоит еще хуже: слухи могут быть и правдивыми.

– Угощайтесь, прошу вас, – предложила ему тем временем Екатерина, указывая на корзинку с пирожными. Есть Николаю не хотелось совершенно, о сладком в такой напряженный момент было противно даже думать, но об отказе не могло быть и речи, и он с благодарностью достал из корзины самую маленькую булочку со взбитым кремом. Другие фрейлины тоже принялись за пирожные, продолжая, впрочем, время от времени поглядывать на растерявшегося гостя. Екатерина мелкими глотками пила чай, держа обеими руками серебряный подстаканник, и открыто смотрела Резанову в лицо изучающим взглядом. Мечтая провалиться сквозь землю, молодой человек откусил от булочки и сделал глоток чаю, стараясь хоть немного скрыть свою растерянность.

– Не правда ли, вкусно? – спросила его одна из молоденьких фрейлин. – Или вы уже пробовали эти пирожные на прошлой стоянке?

– Нет, госпожа, в прошлый раз я не успел, – учтиво улыбнулся ей Резанов.

– Потому что сражались с другим стаканом чая! – хихикнула еще одна придворная дама, и все остальные, включая и императрицу, тоже засмеялись. Николай представил, как вечером, когда они остановятся на ночлег в каком-нибудь выбранном гвардейцами заранее селении, о его «неравном бое со стаканами» будет говорить весь императорский поезд, и едва удержался, чтобы не застонать. Неужели с ним случилась самая ужасная для придворного вещь – неужели он стал предметом насмешек?! Стоило ли ради этого все эти годы учиться, стараться попасть в Измайловский полк и заслужить право сопровождать царицу в походе?!

Но Екатерина Вторая, насладившись сполна растерянным видом своего гвардейца, подарила ему спокойствие так же легко, как до этого заставила переживать.

– Все, мои милые, хватит! – сказала она чуть более строгим голосом, и смешки фрейлин мгновенно стихли. – Господин Резанов может подумать, что вы не верите в его смелость и думаете, что он только и умеет, что подносы в снег опрокидывать! Мы не будем больше смеяться над этим глупым случаем и не будем никому о нем рассказывать. Потому что он действительно смелый человек и может справиться с любыми врагами. Ведь так, Николай Петрович?

– Ваше величество… – пробормотал Резанов, но заканчивать фразу не стал – иначе ему пришлось бы либо хвастаться своей невероятной отвагой, либо признать неправоту царицы, что было для него одинаково невозможно. Зато он позволил себе посмотреть на Екатерину с благодарностью за пресечение насмешек, и она без труда поняла, что молодой человек хотел ей сказать.

– Кто-нибудь, выйдите на улицу и попросите всех не болтать об этом инциденте, – произнесла царица, не обращаясь ни к кому из фрейлин конкретно. Несколько девушек поднялись и, запахивая поплотнее шубы, одна за другой выбрались из кареты. Кроме императрицы и ее гостя там остались только пожилая Анна Степановна и еще две молодые барышни.

– Не обижайтесь на этих насмешниц, – вновь улыбнулась ему Екатерина. – Они на самом деле были в полном восторге, когда все увидели. И уж конечно, никто из них не сомневается в вашей доблести. У вас просто еще не было возможности доказать ее по-настоящему.

– Да, ваше величество, – согласно кивнул Резанов. – Но я рад, что мне не представилось случая доказать ее во время этой поездки. И я очень надеюсь, что так будет продолжаться до самого Крыма, а потом – до возвращения в Петербург. Что вы не подвергнетесь никакой опасности, ваше величество.