- А наши сыновья… не только красивы, как ты, - подхватила Текла, - но так же добры и благородны… И очень… очень отважны!

- Я думаю, если бы нас сейчас кто-нибудь слышал, - сказал Дрого, - он бы решил, что мы ужасно самодовольны!

- И он бы оказался абсолютно прав!

Дрого рассмеялся. И впился в ее губы бесконечным поцелуем, пока она не почувствовала, как жар, опаливший ее рот, разошелся по всему телу. Она знала, что он жаждет ее так же, как она его, и потому, преодолевая застенчивость, прошептала:

- Я хочу обратно в нашу маленькую шотландскую каюту, где мы были совсем одни.

- Мы будем только вдвоем целых десять дней. И потом, что бы ни случилось, мы всегда будем вместе каждую ночь. Я обещаю тебе, мое сокровище, что больше ни за что не буду спать на полу!

Текла засмеялась:

- Тебе все равно никто никогда не поверит, что ты… был на это способен! А я никогда не расскажу об этом… потому что я думала, что… не слишком тебе нравлюсь!

- Ты мне нравилась так, что я не мог спать и все время о тебе думал! - Дрого вздохнул. - Ты мне казалась звездой, прекрасной, чарующей, желанной - и недосягаемой.

- А теперь?

- Ты моя, только моя! Что бы ни случилось, чем бы мы ни занимались, куда бы ни забросила нас судьба - ничто не разлучит нас! - Он снова поцеловал ее и добавил: - Ты моя, и один Бог знает, как я люблю тебя! Я никогда раньше не думал, что можно так любить. Но это только начало! Впереди у нас целая жизнь, моя родная. Она будет отличаться от той, которую мы вели до сегодняшнего дня, но она будет прекрасной.

- Такой же прекрасной, как тогда… когда ты любил меня… первый раз, - прошептала Текла. - Это была настоящая… революция в любви.

- Сказочная революция, которую я никогда не забуду, - нежно перебил ее Дрого.

- А сейчас все изменилось, - продолжала Текла. Больше не будет никаких сожалений, никаких переживаний из-за твоих… принципов и попыток спасти меня… от самой себя.

У меня нет никакого желания повторять что-либо подобное, хотел сказать Дрого. Но говорить было невозможно.

Текла обняла его за шею и губами крепко прижалась к его губам. Восторг любви уносил их в небеса, а охватившее желание соединяло их.

Они преодолели огромные трудности, тревоги и страхи, прежде чем обрели друг друга. Теперь они были вместе, и любовь, как путеводная звезда, освещала им путь в будущее, благословенное Богом.

- Я люблю тебя! Я люблю тебя! - Слова любви бились в сердце Дрого, и он слышал, как Текла, задыхаясь, шепчет:

- Я люблю тебя… о, Дрого… как я люблю тебя!

Потом все потонуло в океане любви.

Реплика редактора

Внимательный читатель не мог не заметить, что автор этого романа, мягко говоря, не в ладу с историей, географией и некоторыми другими науками. Так, вымышленное королевство Козан, которое Б. Картленд помещает между Россией и Румынией на черноморском побережье (т.е. в юго-западной части современной Украины), никак нельзя отнесли к балканским странам. Красное дерево, подскажет любой энциклопедический словарь, - это не название дерева, это древесина деревьев нескольких тропических пород, которые не произрастают в России. Очень произвольно описано венчанье в православном храме (венчающиеся обмениваются кольцами, почему-то стоя на коленях). Нет никаких оснований утверждать, что в конце XIX столетия царская Россия инспирировала революционные перевороты в соседних государствах, чтобы затем аннексировать эти страны…

Однако не стоит придавать замеченным в романе огрехам слишком большого значения, подобно тому, как не придает его сама Б. Картленд. Она писала романтическую историю любви двух сердец в экстремальных, как мы теперь выражаемся, условиях. И это ей вполне удалось. При всей экзотичности фактуры образы героев, их чувства и действия не вызывают сомнений. Пренебрегая данными истории с географией, Б. Картленд проявляет себя тонким знатоком человеческих чувств.

Как вполне достоверный воспринимается и чудесный хеппи-энд. Автор не без успеха убеждает читателя, что даже в самые грозные дни революционных потрясений (добавим от себя: будь то «мятеж в Козане», «революция в любви» или «российская перестройка») люди должны сохранять оптимизм, надеяться на лучшее. И верить в возможность счастья, право на которое даровано свыше каждому из нас.