Джулия Хилпатрик - Ретт Батлер

– К черту отца, Нортон. И Билла. И Джона. Каждый хотел, чтобы я всю жизнь поступала так, как это удобно им, не задумываясь, что это будет значить для меня, к чему это приведет. И сейчас я делаю все это не ради отца, или своего мужа, или Джона, или вас. Я делаю ради себя, Нортон, ради себя, вы слышите меня? И, может быть, ради сына. Но я, в самом деле, не могу дать вам ответа, не собираюсь подписывать бумаги сегодня. Сейчас я поеду в отель и обдумаю все. А утром я возвращаюсь домой. Когда я окончательно что-то решу, я позвоню вам.

Нортон сухо кивнул.

– Только не тяните долго. – Кэт очень устала. От Нортона, и от всех их. От каждого. От того, что ее дергали со всех сторон и требовали решения.

– А почему? Если пьеса, действительно, что-то представляет из себя, могут и подождать.

– Может быть. Но труппа может потерять театр, и все изменится. Кэт, поймите, обстоятельства могут складываться по-разному, а пока они благоприятны для вас, все складывается прекрасно. Я бы не пренебрегал такой удачей на вашем месте.

– Я учту это, – Кэт казалась озабоченной, когда поднялась и взглянула на Нортона. Но мужчина улыбался ей.

– Я знаю, все это очень сложно, Кэт. Это большие перемены. Особенно, после такого многолетнего отсутствия. Но это большой шанс. А судьба может отвернуться от человека, который не использует свои шансы. Вас может ждать большой успех, я думаю, так и будет. Мне кажется, с этого начнется ваша карьера.

– Вы, в самом деле, так думаете? – Кэт в растерянности смотрела на Нортона. Она уже отказывалась понимать все происходящее. – Но почему?

– Потому что пьеса о человеке и его дочери, о нашем времени, людях, о вас самой, о разбитых надеждах и мечтах, которые все-таки маленькими росточками сдвигают горы. Грустная пьеса, но прекрасная. В ней вы передали то, что ощущали сердцем, Кэт. Каждое слово прочувствовано, и каждому передается ваше состояние.

– Мне хотелось бы этого, – прошептала Кэт, печально глядя на Нортона.

– Так дайте же зрителям возможность пережить ваши чувства, Кэт. Поезжайте домой и подумайте об этом. А потом подпишем бумаги, и вы вернетесь сюда. Вы принадлежите этому свету, леди. И ваша работа как раз позволяет вам жить здесь, в этом городе.

Кэт улыбнулась Нортону, и прежде чем уйти, поцеловала его в щеку.

Кэт не видела Джона Морланда перед отъездом из Нью-Йорка, и больше не разговаривала с Нортоном, Эту ночь она так и не смогла уснуть и попросила отца узнать, когда отправляется ближайший же поезд на Сан-Франциско. И ранним утром Ретт отвез ее на вокзал и посадил в поезд.

Кэт приехала к себе домой в Милл Вэлли в два часа ночи и на цыпочках прокралась в спальню, где спал Билл. Как и все доктора, Билл спал очень чутко, поэтому он немедленно вскочил, как только Кэт закрыла дверь.

– Что-то случилось?

– Нет, – тихо прошептала Кэт. – Спи спокойно. Я просто вернулась домой.

– Который час?

– Уже два, – сказав это, Кэт подумала, оценит ли муж ее поступок, что она так торопилась домой, к нему, и обратит ли внимание на то, что она провела в Нью-Йорке только одну ночь. А могла бы остаться еще на ночь, иметь снова такой же прекрасный ужин, пожить еще в уютном доме отца, но захотела вернуться в Милл Вэлли, к своему мужу и сыну. Билл медленно сел на постели, глядя на жену, которая ласково улыбалась ему, ставя сумку на пол:

– Я соскучилась по тебе.

– Ты быстро вернулась.

– Я так захотела.

– Ты закончила дела? – Билл, опираясь на локоть, включил свет, пока Кэт садилась в кресло.

Она помолчала минуту, а потом покачала головой.

– Нет. Мне нужно все обдумать.

– А что еще случилось? – Билл холодно смотрел на жену, но, по крайней мере, он говорил сейчас хотя бы о деле и о пьесе. Но Кэт не хотела рассказывать всех деталей. Не сейчас. Не в первые минуты ее возвращения домой.

– Это более сложно, чем мне казалось. Мы поговорим об этом утром.

Но Билл уже окончательно проснулся.

– Нет. Я хочу обсудить все сейчас. Эти вещи и так держались в полном секрете с самого начала. Ты держала все в тайне, когда начала писать этот мусор. Сейчас я хочу знать все. – Все шло по-старому.

Кэт вздохнула и устало потерла глаза. По ньюйорскому времени было 5 часов утра.

– У меня не было необходимости скрывать от тебя, Билл. Я ничего не сказала тебе, потому что хотела сделать сюрприз, и частично потому, что боялась твоего неодобрения. Поэтому я была вынуждена поступить так. Может быть, мне передалось это по наследству. Я хочу, чтобы ты посмотрел на это немного шире. Мне будет легче от этого.

– Но ведь ты же не можешь понять, что я переживаю по этому поводу. Поэтому я и собираюсь облегчить тебе жизнь, Кэт. Но если ты будешь умницей, Кэтти, ты забудешь обо всей это чепухе. Я дал тебе шанс несколько лет назад. И не понимаю, почему ты хочешь вернуться к старому. Может быть, тебе напомнить, в каком состоянии ты была, когда попала сюда, что тебе пришлось уехать из дома, потому что там невыносимо было оставаться, что ты решила порвать с тем миром разврата и бесчестия? – Билл нарисовал впечатляющую картину, и Кэт повесила голову.

– Билл, не прекратить ли нам обсуждать проблему?

– А в чем ты видишь проблему?

– В моей пьесе.

– Ах, это! – Билл сердито посмотрел на жену.

– Да, это. Проблема состоит в том, раз уж ты хочешь, чтобы я выложила тебе всю правду, так вот, если я продам пьесу, мне придется несколько месяцев провести в Нью-Йорке, – Кэт говорила очень быстро, стараясь не смотреть на Билла. – До Рождества, вероятно. Только после этого я могу вернуться домой.

– Это исключено, – голос Билла был ледяным. Кэт с удивлением посмотрела на Билла.

– Но, Билл. Нортон, мой агент, сказал, что я смогу вернуться сразу же, как только пьеса будет поставлена. А премьера может состояться в конце ноября – начале декабря. Поэтому к Рождеству я буду дома.

– Ты не поняла меня. Если ты поедешь в Нью-Йорк для постановки пьесы, я не приму тебя здесь снова.

Кэт с ужасом смотрела на мужа.

– Ты серьезно? Ты даешь мне только такой выбор? Неужели ты не понимаешь, что это значит для меня?

Я могу стать драматургом, в конце концов, и сделать карьеру, – ее голос дрогнул и она снова умоляюще посмотрела на Билла. Но он не намерен был отступать ни на шаг.

– Нет, Кэт, ты не можешь сделать карьеру и остаться при этом моей женой.

– Значит, я делаю такой вывод: если я еду с пьесой в Нью-Йорк, ты выбрасываешь меня отсюда вон?

– Именно так. Подумай об этом. Четко определенный выбор. Думаю, ты все поняла.

– Не совсем, но я подумаю насчет поездки в Нью-Йорк.

– Надеюсь, ты не потратила в поездке своих собственных денег.

Кэт пожала плечами, выключила свет и начала раздеваться. В темноте ее плечи вздрагивали, и она прижала к лицу полотенце, чтобы заглушить слезы.

На следующее утро Кэт отправила телеграмму Нортону, в которой сообщила ему, что не может продолжать работу над пьесой и в Нью-Йорк не приедет. Она не стала говорить мужу о своем решении, просто опять погрузилась в хозяйственные дела: готовила, стирала, убирала дом. И он очевидно понял, что она никуда не едет и ни о чем не спрашивал. Во всяком случае, с той ночи они больше не возвращались к этому разговору. Он добился своего и казался вполне удовлетворенным.

Кэт старалась не думать ни о пьесе, ни о Нью-Йорке, вообще ни о чем, что хоть как-то связано с ее выбором. Но этого не получалось, в голову постоянно лезли разные мысли, что, может быть, она не права и не все так безнадежно, что, может быть, Билл просто пугает ее, а потом, когда она добьется успеха, он смирится, и у них все будет хорошо.

Находиться дома одной было просто невыносимо, и она пошла к Патерсонам. Анна обрадовалась подруге, она тоже переживала за нее, но была настроена более решительно. Она никак не могла понять Билла, ей казалось, что все-таки раньше он таким не был. И сейчас, когда подруги устроились на кухне, Анна с жалостью посмотрела на Кэт.

– Не понимаю…

Кэт задумчиво помешивала кофе в чашке, куда капали слезы.

– В его словах была угроза. Билл ненавидит мое прошлое. И я ничего не могу поделать с этим.

– Но ты можешь уйти от него.

– А дальше что? Начинать все сначала? Нет, Анна, я так не могу. Здесь моя жизнь. И это реальность. А пьеса – это мечта. Что если она провалится?

– Ну, и что? А можешь ли ты отказаться от своей мечты, ради этого человека? – Анна сердито смотрела на Кэт. – Он мой друг, но и ты тоже, Кэтти, Билл становится смешен. Я бы на твоем месте воспользовалась шансом и поехала в Нью-Йорк. Кэт рассеянно улыбнулась и вытерла слезы.

– Ты так говоришь только потому, что устала от своих ребятишек.

– Вовсе нет. Я обожаю их. Но я – не ты. Вспомни ту историю про райскую птичку, которую я рассказывала. Ведь ты нелепо выглядишь, маскируясь в серые и черные перья. Ты не принадлежишь к нашему обществу, Кэт. Ты знаешь об этом, я знаю, Дэн знает, и даже Билл понимает это, поэтому он становится ослом и старается всячески удержать тебя здесь. Он боится потерять тебя.

– Но он же ничего не потеряет! – Кэт произнесла это со стоном.

– Так скажи ему об этом. Может быть, он именно это хочет услышать. А если после этого он не изменит своего решения, оставь его, собери чемоданы, возьми Филиппа и поезжай, занимайся своей пьесой. – Но наблюдая за Кэт, Анна поняла, что подруга не сможет этого сделать. Она не оставит Билла.

Прошло несколько томительных дней. Однажды Кэт сидела у себя в комнате, пытаясь читать, но только бессмысленно пробегала глазами страницу за страницей, пока не осознала, что не понимает ничего из прочитанного. Неожиданно ее глаза наткнулись на строчки, которые как нельзя больше отвечали ее душевному состоянию.

«Не отказывайтесь от своей мечты. Не позволяйте жизни убить их, если в этих мечтах вся ваша душа… храните ее… добивайтесь ее… не забывайте о ней… разрывайте сети… и если все-таки они опутали вас, перегрызите их, выпутайтесь, выпрыгните и плывите прочь, пока не утонете… но не отказывайтесь от мечты…»